Дмитрий вздохнул и поставил шар на место. Он взял пластмассовую лейку, полил все растения, сорвал уже созревший помидор и тут же, около окна, съел его. Но успокоиться никак не мог. Он понял, что всегда уважал свою бывшую жену. Конечно, она раздражала его своей излишней деловой хваткой, расчетливостью и постоянными нравоучениями. В том, как она жила, Дмитрий видел для себя и пример, и вечный упрек. На самом деле, ему хотелось бы быть похожим на Женю, стать таким же холодным, независимым и спокойным. Но, оказывается, ее холодная стойкость моментально растаяла от нескольких солнечных лучей и пламенных взглядов какого-то грека.

2

Дмитрий не представлял, как расскажет сыну о том, что его мама задерживается в Греции из-за мужчины. Дмитрий не кривил душой, когда говорил Жене о банальности ее пляжного романа. Он так пресытился псевдоромантикой цыганских песен, что считал признаком дурного тона все проявления так называемой красивой любви. Ему казалось дикостью то, что можно было познакомиться на пляже, и уже на следующий день с апломбом заявлять о последнем жизненном шансе и судьбе.

«В конце концов, это стыдно, — негодуя, думал он, — стыдно говорить о любви, да и влюбляться стыдно».

О себе Дмитрий старался не думать. Сам он, даже под дулом пистолета, ни за что не признался бы, что уже давно влюблен в Настю.

Известие о том, что мама налаживает в Греции личную жизнь, Миша воспринял неожиданно легко.

— Отлично! — заявил он. — Скоро я буду фантастически богат на родителей. Папа-цыган у меня уже есть, а скоро появится и папа-грек, да и вторая мама уже появилась, — он подмигнул Насте, — как здорово! То было пусто, зато теперь густо. Теперь у нас будет настоящая большая, дружная семья, по праздникам мы будем собираться вместе и танцевать то цыганочку, то сиртаки. Папа, почему ты такой мрачный? Может быть, ты ревнуешь?

— Прекрати паясничать, — недовольно оборвал сына Дмитрий.

Завтра он должен был улетать на гастроли в Калининград, и ему страшно было оставлять одних дома двух непонятных ему людей. Да, именно так оно и было. Настя с первых минут знакомства казалась Дмитрию странной и чужеродной стихией, неизвестно зачем залетевшей в его жизнь. Сына он просто побаивался, Миша внушал Дмитрию чувство вины и напоминал о стремительно и бесцельно летящих годах. Это просто безумие оставлять их вместе. Неизвестность, окружающая Настю, помноженная на любовь Миши к техномузыке и «кислотному» стилю, могла привести к совершенно чудовищным последствиям.

Дмитрий нервничал. Он бы очень много отдал за то, чтобы в его последнюю ночь дома Миша куда-нибудь испарился. Дмитрий мучительно стеснялся заниматься с Настей любовью, зная, что совсем рядом, за тонкой стенкой, спит его сын. Настю это обстоятельство почему-то совсем не смущало. Она только посмеивалась над любимым и по полночи доводила его до исступления бесшумными и невесомыми ласками. Продолжения Дмитрий опасался. Ему казалось, что кровать оглушительно скрипит.

Но в эту ночь он не удержался. Полторы недели воздержания не прошли для него даром, к тому же он уезжал на неопределенный срок.

— Иди ко мне, — сквозь зубы процедил он и притянул девушку к себе.

— А если будет скрипеть? — тихо смеясь, спросила Настя.

— Замолчи! — приказал Дмитрий.

Он овладел ею так быстро и грубо, что Настя от удивления даже не успела обидеться.

— Что с тобой? — тихо спросила она, когда все закончилось.

— Ты будешь скучать по мне? — еле слышно произнес Дмитрий.

— Ну конечно, — ответила Настя и прижалась к любимому, — жалко, что я не могу поехать с тобой. Мне бы так этого хотелось. Может быть, мы и пели бы вместе, — мечтательно произнесла девушка.

— В Калининграде совершенно нечего делать, там скучно, холодно и идут дожди. Сколько раз мы туда ни приезжали на гастроли, всегда было одно и то же. Прямо заколдованный город. Тащить тебя туда нет никакого смысла. А вот, может быть, осенью мы снова поедем в круиз по Средиземному морю. Если ты к тому времени выучишь наши песни, то я уговорю Белова, и он возьмет тебя в ансамбль.

— Вот было бы здорово! — мечтательно произнесла Настя, а потом у нее почти против воли вырвалось: — Я люблю тебя! А ты меня?

— Что? — переспросил Дмитрий, чтобы выиграть время. Этот вопрос застал его врасплох. — Настя, — умоляюще произнес он, — я боюсь таких слов. Ты нужна мне, а что за этим стоит, любовь или другое, более низменное, чувство, я сам пока не знаю. Не задавай мне больше таких вопросов. Я обещаю тебе, что, когда пойму, что люблю тебя, ты узнаешь об этом первая.

«Если это вообще когда-нибудь случится», — грустно подумала Настя и поцеловала Дмитрия.

Он отозвался на ее поцелуй, потом начал ласкать Настю, все нежнее и трепетнее. Робкие, почти юношеские движения Дмитрия говорили о его чувствах лучше любых слов. А потом пришли и слова. Он бессвязно шептал ей что-то очень нежное, и Настя боялась прислушиваться, чтобы случайно не узнать тайну Дмитрия, не услышать слов любви, которую он так тщательно скрывает.

Потом она лежала совершенно счастливая, и счастье поднималось в ней и захлестывало с головой, как мощная и светлая волна. А иногда Насте начинало казаться, что счастье — это как очень чистый и разреженный воздух горной вершины, и ей тяжело дышать.

— Митя, — тихонько позвала она.

— Что, солнышко?

— Давай что-нибудь споем вместе.

— Что?! — от изумления Дмитрий сел на кровати. — Ты хочешь петь или мне послышалось?

— Ну да, — сказала Настя, — а что тут удивительного? Когда человек счастлив, ему всегда хочется петь. Разве у тебя не так?

— Не знаю, все это как-то дико. И притом Миша за стенкой.

— А мы тихонько. Ну пожалуйста, — просила Настя. В ее голосе было столько мольбы, что Дмитрий не смог устоять.

— Ладно, давай. Знаешь казачью старинную песню «Ой, да не вечер, да не вечер»?

— Знаю, — ответила Настя.

Они начали и очень слаженно пропели первый куплет. А когда запели второй, на кухне что-то со стуком упало и через некоторое время в дверном проеме показалась всклокоченная Мишина голова.

— Нет, я все понимаю, — возмущенно произнес он, — пока вы этим самым занимались, я молча терпел. Но чтобы петь в три часа ночи?! Я всегда подозревал, что мой папаша с приветом, но не настолько же!

— Как ты смел войти без стука?! — заорал на сына Дмитрий.

— А что я сделал? — Миша сделал круглые глаза. — Вы же пели! Вот если бы я раньше притащился…

— Вон отсюда, — голова усмехнулась и скрылась. — Нет, ну как глупо, — в сердцах произнес Дмитрий, — теперь по твоей вине я буду выглядеть в глазах сына полным идиотом. Что ты молчишь?

Настя не хотела спорить, она лежала с закрытыми глазами и улыбалась.

3

На следующее утро Дмитрий, сумрачно простившись с Настей и сыном, уехал в аэропорт. Настя встала поздно. Когда она появилась на кухне, то сразу же наткнулась на издевательскую ухмылку Миши.

— С добрым утром, — сказал он, — долго же ты спала. Хотя после такой бурной ночи это и неудивительно. Славно вы вчера с папашей попрыгали?

— Неплохо, — глядя в упор на юношу, ответила Настя, — а тебе что, завидно?

— Ага, — неожиданно признался он, — меня моя девушка недавно бросила. Так что я теперь остался один на один с проблемой полового созревания. Тебе хорошо, ты девчонка. Во-первых, у вас это не так остро, а во-вторых, ты уже нашла себе пожилого и опытного.

За «пожилого» Настя обиделась.

— Что ты на меня так смотришь? — продолжал Миша. — Думаешь, я гоню? Ничего подобного. Мне мама подсунула сексуальную энциклопедию. Так там написано, что у шестнадцатилетних юношей просто бешеная сексуальная активность. Честное слово.

— Пей бром, — посоветовала Настя, — а пока давай лучше выпьем кофе и позавтракаем заодно. А то у тебя на голодный желудок, я чувствую, фантазия разыгралась.

В свое время Дмитрию удалось научить Настю делать яичницу. Сейчас, глядя, как яйца с шипением растекаются по сковородке, она с улыбкой вспоминала слова Дмитрия:

— Мне бы еще научить тебя хоть какой-нибудь супчик варить, и я тогда буду за тебя спокоен.

Яичница получилась вполне сносной. Настя с умилением смотрела на активно жующего Мишу. Сейчас он вызывал у нее прямо-таки материнские чувства.

— Ну рассказывай, — сказала Настя, — что там у тебя произошло с твоей девушкой.

Миша пожевал еще немного, подумал и сказал:

— Обычная история. Все наши девчонки из себя очень крутых корчат, и парней им подавай таких же, крутых и денежных. Была у меня одна, Наташа, из параллельного класса. Она видела, что моя мама все время с иностранцами тусуется, и решила, что со мной выгодно иметь дело. Полгода она мне голову морочила, а потом, в мае, на одной рейверской дискотеке познакомилась с богатеньким студентом. Ну и, конечно, мой образ сразу же потускнел в ее глазах и мне был дан от ворот поворот.

— А почему ты думаешь, что она его предпочла тебе из-за денег? — спросила Настя.

— А из-за чего же еще? — простодушно удивился Миша. — Он ее на дискотеки водит, куда один билет сто тысяч стоит, не говоря уже о всяких напитках и прочей ерунде. У меня хоть мама и богатая, но мне-то что с того? Она мне больше тридцати тысяч в руки никогда не дает, да я в общем-то и не очень переживаю, — улыбнулся Миша, — эта Наташка, честно говоря, такая дура. С ней и поговорить-то было не о чем. У нее словарный запас состоит всего из пяти слов, наиболее употребляемое — «крутой». — Миша помолчал, а потом вздохнул. — Зато она очень симпатичная, такая высокая блондинка с большой грудью. Она все из-за этого переживала, считала, что сейчас модно быть плоской, как доска. А мне, наоборот, нравилось.

— А ты с ней… — не успела договорить Настя.

— Ага, — кивнул Миша, — она у меня уже вторая. Но первая была хуже, она так боялась забеременеть, что все время психовала и держала в постоянном напряжении и меня, и себя. Мне это в какой-то момент просто осточертело, и я послал ее подальше.

— А последняя, — продолжала расспрашивать Настя, — не боялась забеременеть?

— Наташка в прошлом году уже делала аборт, и теперь у нее стоит спираль, и она ничего не боится, даже СПИДа, трахается направо и налево. Она, кажется, своему студенту уже изменяет с его же приятелем. Мне один парень сказал.

Настя слушала все эти откровения, и ей в голову приходили странные мысли.

«Ну надо же, — думала, — я так долго тянула с тем, что другие делают с феноменальной легкостью. Ну да, они, наверное, относятся к этому как к необходимой гигиенической процедуре».

— Ну вот, — продолжал Миша, — я теперь хожу всюду один, как дурак, мне даже на дискотеку идти одному неохота. Слушай, — оживился он, — давай ты пойдешь со мной. Завтра в ночь как раз будет рейв-монтаж.

— Что это такое? — спросила Настя.

— Ну это такая классная рейверская дискотека. Если я приду с новой девушкой, то все наши просто опухнут. А если я еще и скажу, что это девушка моего папаши, то это будет полный отпад.

— Вот этого, пожалуйста, не надо, — запротестовала Настя.

— Конечно, это я перегнул, — согласился Миша, — ну а вообще ты не против? Пойдем, что ты так долго думаешь. Мы там классно повеселимся, а то что тебе дома сидеть, скучать. У тебя же в Питере друзей нет?

— Нет, — кивнула Настя.

— Тем более, — с еще большим воодушевлением произнес Миша, — я тебя сразу с кучей народа познакомлю, может быть, ты и найдешь себе кого-нибудь помоложе и получше моего папаши.

— Спасибо, конечно, за заботу, — с достоинством ответила Настя, — но только я как-нибудь сама буду устраивать свою личную жизнь.

Поколебавшись еще немного, Настя согласилась составить Мише компанию. Под его руководством она тщательно выбрала подходящую для такого случая одежду. Миша настоял на том, чтобы Настя нарядилась в футболку и брюки «кислотных», то есть неестественно-ярких, фосфоресцирующих цветов. Он даже не поленился, съездил к своей однокласснице и привез Насте ядовито-салатовую маечку с серебряными нашлепками на груди. Зато ботинки «доктор Мартенс», доставшиеся Насте от Нади, Миша безоговорочно одобрил. Сам он облачился в серебристые виниловые брюки, которые назвал «выходными», и ярко-желтую футболку. На ноги он надел кроссовки на такой толстой подошве, что Настя назвала их женскими. Миша обиделся и очень долго и страстно доказывал девушке, что, во-первых, она ничего не понимает, а во-вторых, сейчас в моде стиль «унисекс», когда парни и девчонки могут вообще одеваться одинаково.

По дороге в рейв-клуб Миша возобновил беседу о своем отце.