Настя легла в постель. Собственное тело казалось ей чужим, оцарапанные ладони горели, мышцы рук и ног ныли, как при начинающемся гриппе. Стоило Насте закрыть глаза, как она опять видела себя ползущей по этой проклятой крыше. А когда она в ужасе открывала их, то сразу же морщилась от боли, как будто ей под веки попал колючий песок.

Уже начало светать. Утренний сумрак мешал заснуть, безмерно раздражал ее. Так Настя и проворочалась, пока не пришел Дмитрий. Стоило Насте почувствовать, что он рядом, ощутить горячий запах, присущий только его телу, как ей сразу же стало легче. Она прижалась к нему, Дмитрий не противился.

— Слушай, а ты выздоровел, — вдруг сказала Настя.

— Да? — встрепенулся Дмитрий. — Почему ты так решила.

— А раньше у тебя был другой запах, — ответила Настя, — вообще, когда люди болеют, они начинают пахнуть по-другому.

— Вонять, что ли? — усмехнулся Дмитрий.

— Да нет же! Может быть, это даже не запах в его обычном понимании, а просто иррациональное ощущение. Но я тебе точно говорю, сейчас от тебя исходят флюиды здорового человека. А вот я, кажется, заболеваю. Что со мной? Да ничего особенного, скорее всего просто устала, издергалась, — бормотала Настя, — надо мне просто выспаться. Обними меня, пожалуйста, покрепче. Только давай сегодня просто полежим, у меня совершенно нет сил.

Дмитрий крепко прижал Настю к себе, обвил ее хрупкое тело руками, а ноги оплел ногами, и девушке стало так спокойно, словно она спряталась в надежное и уютное убежище.

— Бедная маленькая девочка, — говорил Дмитрий, гладя Настю по коротким волосам, — она совсем запуталась, она замучилась, влипла в дурацкую историю. Ей, наверное, уже давно хочется домой, к маме и папе, а она продолжает тратить молодость на старого и мрачного неврастеника. Она была когда-то такой романтичной натурой, ей нравились медленные песни и далекие путешествия. А теперь бедная девочка поняла, что все это самая настоящая липа. — Дмитрий помолчал. — Впрочем, как и вся наша жизнь. Черт возьми! — вдруг воскликнул он. — Когда наконец у тебя отрастут волосы? — он посмотрел на девичью головку, приникшую к его плечу. Настя спала.

Она спала очень крепко и изредка еле слышно всхлипывала во сне. А вот к Дмитрию сон идти отказывался. Дмитрий лежал и чувствовал, как желание постепенно разгорается в нем. Ведь он так давно не был близок с Настей, и виной тому была его проклятая болезнь. А сейчас он впервые чувствовал себя абсолютно здоровым, полным молодых и яростных сил. И теперь, как знак окончательного выздоровления и возврата к полноценной жизни, ему нужен был хороший и полноценный секс. Потому что те жалкие телодвижения, на которые он был способен во время болезни, назвать сексом можно было лишь с горькой иронией.

Настя так тесно прижималась к нему, что Дмитрий распалялся все сильнее и сильнее. Ему мучительно, до боли в висках хотелось овладеть девушкой немедленно, проникнуть в ее горячее лоно, впиться ртом в маленькие твердые соски. Некоторое время Дмитрий боролся с собой. Ему было жалко Настю, она выглядела сегодня такой усталой и измученной. А потом он решил, что не произойдет ничего страшного, если он просто легонько погладит ее.

Дмитрий осторожно высвободил одну руку и забрался к Насте под коротенькую футболку. Он порадовался тому, что Настя с презрением относилась к ночным рубашкам и спала всегда в футболке и трусиках. Впрочем, если бы на ней не было ничего, Дмитрий только бы порадовался.

Дмитрий почувствовал, что Настя похудела, и это распалило его еще больше. Нежное тело, тонкая прозрачная кожа, хрупкие косточки. Дмитрий ощущал себя дикарем, к хижине которого океан выбросил нежную беззащитную девушку.

Ладонь Дмитрия легла на Настин впалый живот, потом забралась под трусики, и Дмитрий погрузил пальцы в курчавую шерстку. Нет, он так больше не может. Он накрыл ладонью ее левую грудь, почувствовал удары сердца, которое билось раза в два, наверное, медленнее, чем его бедное, готовое выскочить из груди.

Тяжело дыша, Дмитрий теснее прижался к Насте и потерся о ее бедро своим восставшим членом. Это было все равно что поманить голодного зверя куском мяса. И тогда Дмитрий понял, что он во что бы то ни стало должен взять Настю. А сонная она возбуждала его еще сильнее, поэтому он постарается действовать как можно тише, до тех пор, пока это вообще возможно.

Дмитрий высвободился из Настиных объятий и осторожно снял с девушки трусики.

«Как можно так крепко спать? — поразился он. — Ведь так ее может во сне изнасиловать любой! Или она притворяется? Да нет, дыхание по-прежнему ровное. А какая разница, все равно скоро проснется».

Дмитрий опустил лицо, приник губами к Настиному лону и лизнул нежную влажную щель. Его ноздри широко раздувались, дыхание с хрипом вырывалось изо рта. От природы смуглый, черноволосый, с горящими глазами, он действительно сейчас больше был похож на представителя дикого племени, чем на жителя европейского города.

Дмитрий не мог больше тянуть. Он чувствовал, что еще немного, и он взорвется от желания, как бомба. Он застонал и перешел в наступление.

Настя проснулась от ощущения, что ее душат, какая-то тяжесть сдавила ей грудь, легким не хватало воздуха. Сначала она решила, что ей просто приснился один из липких ночных кошмаров и стоит ей стряхнуть с себя его клочья, как все пройдет. Настя с трудом разлепила веки и вздрогнула от ужаса. Ей показалось, что что-то огромное, черное навалилось на нее и с жуткими звуками хочет не то сожрать, не то задушить ее.

Настя судорожно задергалась, пытаясь высвободиться, но все ее попытки были тщетны. А потом она проснулась окончательно и поняла, что происходит на самом деле.

— Митя, ты что, с ума сошел? — пискнула Настя, как затравленный зверек. — Пусти, ты слышишь, пусти меня.

Но он не хотел ее слушать и впился Насте в рот своими большими губами. Настя чувствовала, как его язык сходил с ума там внутри, дергался и метался, словно больной пляской святого Витта.

«Да он взбесился, — думала Настя, — он как будто хочет сожрать меня всю без остатка. Ой, что это? Похоже, травник превратил этого ненормального в настоящего полового гиганта».

У Насти были все основания считать именно так. Она чувствовала, как огромная, неестественно твердая восставшая плоть Дмитрия рвется в нее. Насте сначала стало обидно за такое бесцеремонное вторжение, потом она пришла в ярость. Да как он смеет набрасываться на нее спящую, вероломно, без предупреждения, даже не приласкав перед этим. Ведь он не сделал ничего, чтобы Настя тоже возжелала этой близости.

В ярости Настя стиснула зубы и попыталась свести ноги вместе. Но все было бесполезно. Дмитрий с неумолимой силой рвался в нее. И вот уже Настя почувствовала, как нечто могучее и горячее проникло в ее лоно и с бешеной скоростью задвигалось там. Она и рада была бы игнорировать эти движения, но их яростный ритм захватил ее. А тут еще быстрые пальцы Дмитрия раздвинули ей ягодицы и играли, и терзали, и ласкали ее там. Очень скоро Настя стонала почти так же громко, как и ее неистовый любовник, ее зубы впивались ему в плечо, а ногти царапали спину, но он не чувствовал ничего, кроме яростного наслаждения.

— А все-таки меня изнасиловали этой ночью, — забывшись, со смехом произнесла Настя, когда все кончилось.

Спохватившись, она испуганно посмотрела на Дмитрия. Он спал.

5

— Я оценил твои старания, — Сережа первым подошел к Насте на одной из репетиций, — все это время ты героически игнорировала мое существование. Твоя холодность так испугала меня, что я все никак не решался извиниться. Но лучше поздно, чем никогда. Настя, извини меня, пожалуйста! — с пафосом произнес он.

— Ты больше так не будешь? — мрачно спросила Настя.

— Не уверен, — честно ответил Сережа, — но постараюсь. Слушай, мне действительно стыдно. Я едва не лишил тебя свободы выбора, а этого нельзя делать ни в коем случае. Но я думаю, тебе не нужно меня избегать. Это просто глупо. Ты прикинь, — он понизил голос, — в этом ансамбле мы с тобой единственные нормальные люди, остальные — отпетые психи. Нам надо держаться друг друга. Кстати, по слухам, мы в конце сентября едем в средиземноморский круиз.

— Да? — обрадовалась Настя. — А Белов ничего еще не говорил.

— И не скажет, будет делать из этого секрет чуть ли не до самого отплытия. Но у меня одна знакомая работает в турфирме, которая организует круизы. Она мне рассказала, что Белов уже вовсю суетится.

— Здорово!

— Может быть, и здорово, а может быть, и нет, — скептически произнес Сережа, — представь, что мы на этом пароходе будем как пауки в банке. В ансамбле все и так постоянно ругаются между собой, а если еще и ты со мной разговаривать не будешь! Сжалься надо мной! К тому же с кем нам общаться, как не друг с другом.

— Это твои проблемы, — с вызовом ответила Настя, — я буду общаться со своим Митей, он уже почти поправился.

— Ну что ж, — произнес Сережа, — значит, посмотрим на Митю.

— Ну ладно, — Настя неожиданно улыбнулась, — мне надоело на тебя дуться. Предлагаю заключить если не мир, то хотя бы перемирие. В конце концов, в твоем поведении тогда было гораздо больше логики, чем в моем.

— Вот именно, — многозначительно сказал Сережа, — внимание, — он вдруг заговорил театральным шепотом, — к нам приближается начальство.

Белов с озабоченным видом подозвал Настю.

— Ну как там Дмитрий, — спросил он, — поправляется?

— Николай Владимирович! — удивленно воскликнула Настя. — Вы же только вчера нам звонили и разговаривали с ним. По-моему, Митя очень подробно вам доложил о состоянии своего здоровья. Я же все слышала. Он сказал вам, что дней через десять выйдет на работу.

— Одно дело мой разговор с Дмитрием, — вполголоса произнес Белов, под локоток уводя Настю в сторонку, — и совсем другое — с тобой. Может, я хочу спросить у тебя совета?

— Спрашивайте, — настороженно ответила Настя, этот разговор ей нравился все меньше и меньше.

— Я, конечно, обещал Петровичу, что возьму его обратно. Но сейчас я спрашиваю себя, нужно ли это коллективу? Ведь у нас есть уже один солист и к тому же гитаристы на подпевках. Учти, что чем меньше человек в коллективе, тем больше получает каждый, поэтому нам нужно очень хорошо подумать.

— О чем? — зло спросила Настя.

— О том, брать назад Дмитрия или не брать, — ответил Белов. — Кстати, во многом это решение зависит от тебя. Не секрет, что в тебе я заинтересован больше, чем в других солистах. Я смотрю, у тебя с Сережей сложились неплохие отношения. И дуэтом вы хорошо поете. Понимаешь, — Белов оплетал Настю шепелявыми звуками своего голоса, как паутиной, — приход Дмитрия ничего, в сущности, не изменит. Все равно публика в основном ходит теперь на тебя.

— Зачем вы мне все это говорите? — возмутилась Настя. — Вы что, думаете, я скажу: «Да, конечно, зачем нам лишний рот в ансамбле, мы прекрасно обойдемся без солиста Зайцева?» Да, вы этого от меня ждете?

— Ну да, ты меня правильно поняла, — ответил Белов, — у других я бы и спрашивать не стал, но поскольку у вас с ним, так сказать, отношения, короче, я не хочу лишних сложностей.

— Ну так они у вас будут, — с вызовом произнесла Настя, — вы верно заметили, что публика ходит в основном на меня. Так вот, знайте, что если вы не возьмете назад Митю, то можете со мной проститься. Я думаю, мы не пропадем. Организуем свой ансамбль, более того, я уверена, что гитаристы с радостью присоединятся к нам.

— Тихо, тихо, — испугался Белов, — нет так нет, я же только хотел посоветоваться, — заискивающий тон его голоса совершенно не вязался со злым взглядом маленьких серых глазок, — можешь передать своему возлюбленному, чтобы он готовился к работе.

Именно это Настя и передала Мите. Но все подробности возмутительной беседы она предпочла от него скрыть. Настя не хотела омрачать Мите радость возвращения к нормальной жизни.

Настя уже давно не видела Митю таким бодрым и веселым. Иногда ей казалось, что травник из далекой деревни вдохнул в тело Дмитрия новую душу, которая вернула его глазам блеск, а движениям — быстроту и точность.

Однажды Настя вернулась после репетиции домой и уже на лестничной площадке услышала мощные и необычные звуки. А потом она поняла, что это поет Митя. Он пел без слов, выпевал какие-то немыслимые и очень красивые рулады.

«Что это с ним? — удивилась девушка. — Ведь дома он никогда раньше не пел, — она все не решалась войти, стояла, приникнув к двери, и слушала. — Как красиво, — думала она, — может, нам и правда уйти от Белова? Этот человек кого угодно доведет до белого каления своими закулисными интригами. Интересно, почему он отдал предпочтение Сереже? Ведь Митя поет гораздо лучше. Может быть, потому, что Сережа более покладистый, никогда не высказывает своего мнения. Наверное, чем меньше настоящих личностей в ансамбле, тем для Белова лучше. В самом деле, почему бы нам не уйти из ансамбля? Не всю же жизнь я буду петь цыганские романсы? Можно попробовать себя и в чем-нибудь другом. А Митя все поет и поет, — удивлялась Настя, — а ведь при мне он никогда этого не делал. Пойти, что ли, погулять немного, чтобы его не смущать».