Розамунда Пилчер - Карусель

Я сидела, застыв от изумления и глядя на него с недоверием.

— Но они не позволят тебе.

— Почему?

— Ты не женат.

— Но закон изменился. Одинокие люди теперь могут усыновлять детей. Больше времени уходит на суды, и нужно преодолевать больше препон, но теперь наконец это возможно. Конечно, если Аннабель согласится, но я, честно говоря, не вижу, с чего бы она стала возражать.

— Но у тебя нет своего дома. Тебе негде жить.

— Нет, есть. Льюис Фэлкон уезжает на пару лет поработать на юге Франции, и сказал, что, если я захочу, он сдаст мне свой дом в Лэнионе и мастерскую. Так что я буду тут неподалеку. Вряд ли я смогу взять к себе Шарлотту до того, как в суде закончится процесс удочерения, но я надеюсь, что до той поры Феба сможет побыть ее приемной матерью.

— Это слишком… О, Дэниел, это слишком хорошо, чтобы быть правдой!

— Я знаю. Я уже сказал, что каким-то удивительным образом мы с Лесли Коллизом сделались почти друзьями к концу разговора. Мы, кажется, начали друг друга понимать. В результате мы вместе отправились обедать в такую непритязательную забегаловку, где никто из его друзей не мог застать его в компании с таким оборванцем, как я. Под конец обеда разыгралась еще одна анекдотичная сцена, когда мы оба пытались оплатить счет. Ни один из нас не хотел оставаться в долгу. В конце концов мы поделили счет пополам, и каждый оплатил половину. Потом мы вышли из ресторана, распрощались и я пообещал, что буду поддерживать с ним связь. Он вернулся к себе в офис, а я взял такси и поехал обратно в галерею, чтобы поговорить с Петером Часталом.

Я знал, что мне понадобится хороший адвокат, но у меня и плохого-то никогда не было — все мои дела вел Петер. У меня никогда не было ни бухгалтера, ни банкира, ни агента. Петер все взял на себя с самого первого дня, когда я явился к нему от Чипса, зеленый и неопытный. И теперь он все устроил самым лучшим образом. Познакомил меня со своим собственным адвокатом, а потом сходил и выяснил, сколько денег мне причитается, и сумма оказалась раз в десять больше, чем я предполагал. Потом он сказал, что мне пора привыкать к новой роли семейного человека, избавляться от страха перед всякими техническими приспособлениями и покупать машину. Я так и сделал. Затем мы с Петером вместе поужинали, и тут я понял, что так хочу вас всех увидеть, что больше не могу ждать. И я сел в машину и поехал в Корнуолл.

— А Фебы с Шарлоттой как раз и не оказалось, — посетовала я.

— Я даже рад, что их нет, — возразил он, — потому что самое важное, что я хотел тебе сказать, касается именно тебя. Собственно, я хотел не столько сказать, сколько спросить. Я собираюсь в Грецию. В отпуск. Дней через десять. Я уже говорил тебе про домик на Спетсесе и приглашал ко мне приехать. И вот приглашаю тебя снова. Я забронировал два места на рейс до Афин. Если Лили и Феба возьмут на себя Шарлотту, ты поедешь со мной?

Домик, похожий на сахарный кубик, — я говорила себе, что никогда его не увижу. Беленая терраса с геранями и лодка с парусом, похожим на крыло чайки.

— Поедем со мной, Пруденс.

Я принялась лихорадочно обдумывать, что мне понадобится сделать, кого предупредить, о чем договориться. Моя мать. Марк Бернштейн. И так или иначе я должна буду написать бедняге Найджелу Гордону.

— Да, — сказала я.

Наши взгляды встретились, и некоторое время мы смотрели друг на друга через весь стол. Неожиданно он улыбнулся и произнес:

— Как мало мы друг друга знаем. Кто это сказал, я или ты?

— Ты.

— После двух недель в Греции мы будем знать друг друга гораздо лучше.

— Да, будем.

— А потом, когда вернемся домой, мы, может быть, подумаем о том, чтобы вместе поехать в Лэнион. Для этого нам надо будет пожениться, но нам ни к чему думать об этом прямо сейчас. В конце концов, мы же не хотим заранее связывать себя обещаниями?

Я знала, что именно этого мне хотелось больше всего на свете. И по тому, как смотрел на меня Дэниел, я понимала, что он чувствует то же самое.

Я тоже улыбнулась:

— Конечно нет, — ответила я ему, — мы не хотим связывать себя обещаниями.

Когда Феба с Шарлоттой вернулись со своими покупками на такси мистера Томаса, мы все еще были на кухне. Правда, мы уже не сидели по разные стороны стола. Услышав тарахтение старого автомобиля, который приблизился к дому и въехал в ворота, мы оба пошли их встречать. Мистер Томас был сбит с толку машиной Дэниела, которая оказалась припаркована прямо перед домом и не оставила ему места для разворота. Феба, довольно эффектно выглядевшая в своей лучшей накидке из коричневого твида, уже вышла из такси и пыталась давать ему указания.

— Чуть-чуть налево, мистер Томас. Ох, нет, я хотела сказать не налево, а направо…

— Феба, — позвал Дэниел.

Она обернулась и увидела его.

— Дэниел!

Мистер Томас и его проблемы были тотчас забыты. Расстроенный, он выключил двигатель и грустно сидел в своей ловушке: радиатор его машины оказался прямо перед машиной Дэниела, а задние колеса — почти у самого бордюра из красного кирпича.

Дэниел шагнул ей навстречу. Они крепко обнялись, ее шляпа сбилась набок.

— Ты ужасный негодяй. — Она мягко стукнула его по плечу своим крепким кулаком. — Где ты был все это время?

Но она не дождалась его ответа, потому что разглядела за его плечом меня, до сих пор стоявшую в фартуке Лили: мое лицо расплывалось в счастливой улыбке, с которой я ничего не могла поделать. Она оставила Дэниела и шагнула ко мне, и, хотя она не имела ни малейшего понятия о том, что произошло и что произойдет дальше, я видела, как мое счастье отразилось на ее лице. Мы крепко обнялись и засмеялись оттого, что Дэниел вернулся и все вдруг совершенно наладилось.

И Шарлотта. В этот момент мы обе вспомнили про Шарлотту. Мы повернулись и увидели, как она осторожно вылезает с заднего сиденья старого автомобиля, держа в руках груду коробок и свертков, грозящую вот-вот рассыпаться. Я знала, что она всех нас увидела и задержалась, подумав, вероятно, что она, Шарлотта, неуместна в этот миг счастливого воссоединения. Она осторожно прикрыла дверцу такси ногой. Когда она повернулась, придерживая подбородком верхний сверток, перед ней стоял Дэниел. Она медленно подняла голову, ее глаза за совиными очками смотрели, не моргая. Секунду они смотрели друг на друга молча, а затем Дэниел улыбнулся и произнес:

— Здравствуй, моя хорошая. Я вернулся.

Он раскрыл объятия. Ей больше ничего и не надо было.

— О, Дэниел…

Свертки полетели на землю. Она бросилась к нему, не обращая на них внимания. Он подхватил ее и закружил на лету, еще и еще, а коробки как попало валялись на гравии, там, где они рассыпались, и до них никому не было дела.

Первый рассказ известной английской писательницы Розамунды Пилчер был опубликован в журнале «Woman and Home», когда ей было восемнадцать лет. Во время Второй мировой войны она работала в Министерстве иностранных дел, а потом — в составе женской вспомогательной службы британских Военно-морских сил в Портсмуте и на Вест-Индском флоте. В 1946 году вышла замуж за Грэхэма Пилчера, у них четверо детей и много внуков. Сейчас писательница с мужем живет в Шотландии.

Розамунда Пилчер — автор замечательных романов, множества рассказов и пьес. В одном из интервью на вопрос, что она считает для себя самым важным в творчестве, Пилчер так сформулировала свое кредо: «Я никогда не стану писать о тех местах или людях, которых плохо знаю. Все, о чем я рассказываю, мне близко и дорого». И действительно, она пишет о жителях Корнуолла, где родилась, о Шотландии, где живет уже много лет.

Романы Розамунды Пилчер переведены на многие языки. А ее бестселлеры «Семейная реликвия», «Сентябрь», «Возвращение домой» завоевали признание во всем мире. Огромный успех выпал также на долю романа «В канун Рождества».