– И не думай, что мой папаша осерчает на меня за это, – рявкнул Осберт, снова заметив что-то в выражении лица Джиллиан, несмотря на ее отчаянное усилие скрыть свои чувства. – Мой отец погиб от руки монстра, который разбил его раньше в Телси. Солдаты говорят, что в нем восемь футов роста, и он рассекает человека в полном снаряжении так же легко, как отрезает кусок сыра. Он не знает пощады. Перебиты были все, кому не удалось бежать.

В голосе Осберта слышалось такое наслаждение, что Джиллиан не удержалась от того, чтобы мельком покоситься на него. Ее не удивила радость Осберта из-за смерти отца, но наслаждение, с каким он расписывал его убийцу, показалось ей загадочным. Ей казалось, что Осберт должен быть напуган, поскольку человек, о котором он говорил, весьма вероятно, мог попытаться развить свой успех и атаковать владения Саэра, убив хозяина.

Поймав ее взгляд прежде, чем она успела отвести глаза, Осберт кивнул, злобно ухмыляясь.

– О, я знаю: ты надеешься, что это чудовище не остановится на моем отце, а расправится и со мной тоже. Но я слишком умен, чтобы пытаться остановить поток. Я отправляюсь к принцу Людовику получить подтверждение, что земли принадлежат мне. Он, без сомнения, раздавит этого Леманя, который, как осел, трубит на всю округу, что он человек короля Генриха. А моя дорогая супруга тем временем защитит замок для меня.

Не в силах справиться со своими эмоциями, Джиллиан покачала головой. Осберт снова кивнул, и глаза его блеснули злобным огоньком.

– О, да, ты отстоишь замок или хотя бы попытаешься. Я уже сказал тебе: Лемань не знает пощады. Если ты сдашься, он убьет тебя. А как только ты умрешь, он сможет править здесь, вернее, он думает, что сможет. Но если ты не сдашься, у тебя останется шанс выжить. Тарринг – крепкий орешек. Он выдержит самый яростный штурм с небольшим числом защитников. Солдаты будут сражаться изо всех сил, потому что они слышали, что такое Лемань, от тех, кому удалось вырваться из его объятий. Тебе нужно будет продержаться несколько недель. К тому времени я вернусь. Людовик поможет нам, и потом, моя любовь, мы заживем счастливо.

Возможно, если бы он не сказал этого, Джиллиан подумала бы над тем, как ей попытаться спасти свою жизнь. Однако последние слова Осберта раскрыли ей глаза на то, что либо она умрет, когда он вернется с принцем Людовиком, либо, что еще хуже, она останется женой Осберта. В прошлом, когда он намечался ей в мужья, Джиллиан время от времени подумывала об самоубийстве. Теперь, когда всякая надежда была потеряна, поскольку она уже стала женой Осберта, лучше умереть, чем оставаться ею, а если она найдет свою смерть от руки Леманя, то, искупив свои грехи, обретет вечный покой и радость перед лицом Господа.

Через некоторое время свет ночной свечи начал бледнеть по мере того, как восходящее солнце озаряло небо. Осберт посмотрел в окно, и Джиллиан осознала, что в комнате стало светлее. Испугавшись, что Осберт прочтет решимость в ее глазах, она опустила веки. И почти сразу же боль огромным заревом вспыхнула в ее голове, и ее опять поглотила полная тьма. Первое, что почувствовала Джиллиан, выйдя через какое-то время из забытья, была все та же боль в голове, хотя это уже больше походило на тупую мигрень, чем на взрыв. Затем она услышала рыдания женщины. Сначала Джиллиан подумала, не сама ли она рыдает. Много раз случалось, что она просыпалась, разбуженная своими собственными рыданиями. Но вскоре стало ясно, что плакал кто-то другой. Джиллиан нерешительно потянулась рукой к раскалывающейся голове.

Этот жест сразу же напомнил ей Осберта и его речи – руки ее были свободны. Джиллиан медленно открыла глаза и взглянула на рыдавшую женщину. Это была не та незнакомка, которая насильно поила ее отвратительным зельем, а ее личная служанка Кэтрин. Джиллиан настороженно оглядела комнату, насколько могла повернуть голову. Она поняла, что было уже утро и что, кроме Кэтрин, в комнате вроде бы никого нет. Невзирая на боль, Джиллиан приподняла голову, чтобы осмотреться более основательно. Она была одна, если не считать служанки. Осберт ушел. Не успев вздохнуть с облегчением, она вспомнила все, что он сказал.

– Наши враги уже здесь? – спросила она у Кэтрин. Та, затаив дыхание, подняла голову и уставилась на хозяйку.

– Госпожа! – прошептала она. – Госпожа, вам лучше?

– Голова болит, – вздохнула Джиллиан и затем спросила: – Что ты имеешь в виду под словом «лучше»? Я была больна?

– Очень. С тех пор, как последний хозяин сошел с ума и ударил вас и… и… – голос ее сорвался, и она снова заплакала.

– Успокойся, Кэтрин, – прошептала Джиллиан. – Я не была больна. Я была одурманена. Где та женщина, что «ухаживала» за мной?

– Умерла. Лорд Осберт рассердился на нее вчера. Он кричал, что она не выполнила своего обещания вылечить вас, что вам стало хуже, а потом дал знак своему человеку, который внезапно вытащил меч и ударил ее.

Джиллиан вздрогнула. Слова Кэтрин подтверждали, что Осберт оставил ее в живых только для того, чтобы сохранить за собой замок. Так же, как он уничтожил орудие, с помощью которого принудил Джиллиан стать его женой, он уничтожит саму Джиллиан, когда она исполнит отведенную ей роль. Осберт намекнул, что Людовик поддержит его в любом случае, будет захвачен Тарринг или нет. Джиллиан не была так уверена в справедливости его предположений, но знала, что любое войско, оказавшееся в клещах между враждебным замком и вражеской армией, имело бы гораздо меньше шансов, чем то же войско, укрывшееся в стенах Тарринга. Лемань, может быть, действительно чудовище, еще один Осберт, но с силой и храбростью Саэра, однако ей он ничего не сделает. Если хоть что-то можно предпринять, чтобы усложнить жизнь Осберту и увеличить опасность для него, Джиллиан пойдет на это.

– Люди Осберта, – спросила Джиллиан, – где они?

– Уехали с ним и еще около тридцати воинов.

– Кто остался с нами?

– Раненые из армии лорда Саэра и те, кто не ушел с лордом Осбертом.

– Ты хочешь сказать, он предоставил им выбор, и некоторые не ушли?

Девушка пожала плечами, осторожно взглянув на хозяйку, затем ответила:

– Катберт сказал, что предпочитает испытать судьбу в сражении с Леманем, чем служить лорду Осберту. И еще он сказал, что стыдно мужчине оставлять в беде такую милую хозяйку и что он будет защищать ее до последнего вздоха.

Слезы переполнили глаза Джиллиан и покатились по щекам. Она не могла теперь приказать своим людям просто открыть ворота перед врагом, который, возможно, перережет их, как овец. Она должна попытаться сделать хоть что-нибудь, чтобы спасти их. Однако она была еще слишком слаба, чтобы придумать что-либо конкретное. Может быть, если она умоется и поест, самочувствие ее улучшится и головокружение пройдет? С помощью Кэтрин она сделала то, что намеревалась, но это так утомило ее, что, не доев, она упала на кровать и проспала остаток дня.

Когда она проснулась, почувствовав голод, ее охватила такая паника и скорбь, что она отослала женщин, боясь заразить их своим отчаянием. Она поплакала, помолилась и, утомившись, снова уснула.

На следующее утро Джиллиан проснулась спокойной. Наконец-то она обрела душевный покой. Она встала, оделась и сошла вниз позавтракать в большом зале. Радость, с какой ее встретили, едва не расстроила ее безмятежность. Жизнь действительно могла быть сладкой, если бы не существовал Осберт. Затем она позвала Катберта, с которым обсудила имевшиеся в их распоряжении варианты действий, если они подвергнутся нападению Адама Леманя. Начальник гарнизона не очень помог ей. Он уверял Джиллиан, что люди будут защищать ее всеми силами, но признался, что не годится на роль командующего обороной замка. Он не мог судить, откуда начнется штурм, и что лучше выехать навстречу и атаковать нападающих или выжидать за стенами. Людей у них было совсем немного. Самое лучшее, что он мог сказать, – это что они сумеют продержаться несколько недель, если атакующая армия не будет слишком велика. Если лорд Осберт вовремя приведет подмогу, они еще могут спастись.

Джиллиан пристально посмотрела в глаза наемника.

– Я скажу вам откровенно, – произнесла она, – что скорее предпочла бы отдать этот замок в руки Леманя, чем возвращать этому… – она остановила себя. Слова Осберта о том, что ей не следует пытаться обвинить его в убийстве, были разумны. Будет безопаснее не вбивать в головы посторонних людей мысль об убийстве. Да, она не скажет об этом, но даст ясно понять, как ненавидит Осберта. – Он женился на мне силой, я никогда этого не хотела. Он был жесток по отношению к бедному Гилберту. Что бы ни случилось со мной, если я смогу хоть что-то сделать, Осберт не воспользуется ни мною, ни доходами с земель Гилберта.

Катберт кивнул. Если на его лице и можно было прочитать какое-то выражение, то это было облегчение.

– Мы будем рады защищать вас от него так же, как и от Леманя, но без подмоги мы не сможем держать замок вечно.

– Не вечно, даже не долго, – сказала Джиллиан. – Я думаю, что, как бы ни был жесток Лемань, он предпочел бы взять Тарринг меньшей ценой, чем утопив в крови. Если они придут, я попытаюсь договориться с ним, чтобы он дал вам и остальным спокойно уйти с оружием.

– А вы, миледи?

– Мне он не может причинить вреда, – спокойно ответила Джиллиан.

И это было правдой. Она могла всего лишь умереть, и это было бы счастливым освобождением от жизни, которая казалась ей сплошным ужасом. Катберт неправильно понял отчаянное спокойствие своей госпожи. Он предположил, что она останется невредимой, потому что, являясь владелицей большого состояния, сможет откупиться. Они обсудили возможные условия сдачи, которые снизили бы вероятность предательского удара в спину, и Катберт покинул хозяйку с легким сердцем. Несмотря на огромный риск, он внял голосу совести, и теперь ему, возможно, удастся сохранить жизнь и честь, а также получить и некоторую выгоду. Освободившись от контракта с Саэром, он вместе с остальными наемниками может пойти на службу к новому хозяину.

Проснувшись на следующее утро, Джиллиан сразу же поняла, что замок окружен. Вот и конец. Она встала, оделась и даже неспешно перекусила. Она не испытывала страха, она вообще ничего не чувствовала. Когда пришел человек и сказал ей, что к стене подъехал герольд, Джиллиан спокойно поднялась и последовала за ним на башню. Там она услышала то, что ожидала услышать. Замок должен сдаться, лорд Гилберт де Невилль должен быть выдан осаждающим.

– Скажите им, – обратилась Джиллиан к Катберту, – что лорд Гилберт умер, и теперь замком владеет леди Джиллиан, жена и наследница лорда Гилберта.

Это сообщение прокричали вниз. Герольд застыл в безмолвии на несколько минут, словно смущенный таким ответом, а затем, ничего не ответив, пришпорил коня и быстро поскакал обратно в лагерь. Со стены Джиллиан увидела окруживших его трех мужчин. Даже с такого расстояния было заметно, что двое из них выделялись огромным ростом. Третий был поменьше. После короткого разговора все трое направились к башне, где стояла Джиллиан.

Адаму, Иэну и Джеффри не понадобилось много времени, чтобы решить, что подвергать женщину опасности быть захваченной в плен одним из людей Людовика, было бы так же нехорошо, как и оставлять без помощи слабоумного калеку. Кроме того, женщины бывают разные. Казалось весьма подозрительным, что Невилль умер так удачно и так скоро после гибели Саэра. В любом случае, независимо от того, беззащитна ли вдова Невилля или виновна в убийстве и заслуживает наказания, Тарринг должен быть взят. Однако они были слегка растеряны – никому из троих не улыбалась перспектива угрожать женщине.

– Передайте вашей госпоже, – крикнул Адам, выбранный делегатом за хорошо поставленный голос, – что ради ее собственной безопасности и защиты она должна сдаться нам! Если в замке есть кто-нибудь, разбирающийся в военных вопросах, дайте ему взглянуть на наши силы и наши боевые машины, и он сразу поймет, что мы победим. Мы пришли сюда не ради грабежа или возмездия, а чтобы обеспечить будущую безопасность наших собственных земель. Таким образом, мы не можем удовлетвориться данью. Замок должен быть сдан!

Глубокий бас, смягченный расстоянием, заставил Джиллиан затаить дыхание. За что же, подумалось ей, она так проклята Богом? Зачем отбирать у нее последнюю усладу ее жизни – память о голосе отца? Почему случилось так, что человек, который убьет ее, разговаривает голосом ее отца? Узкие бойницы башни мешали нормальному обзору, и она через дверь вышла на стену, сопровождаемая обеспокоенным Катбертом. Через зубцы стены Джиллиан глянула вниз. Из-за большого расстояния и надвинутого шлема она не смогла различить лицо говорившего человека, заметив только, что он был гладко выбрит и велик ростом.

– Я не враг никому! – крикнула она. – Если вы оставите меня в покое, я не причиню вам вреда.

Слова были бесполезны. Джиллиан знала, что слова не заставят этих людей отказаться от своих намерений. Да и заговорила она только потому, что ей непреодолимо захотелось еще раз услышать этот голос. Адам откинул голову назад и поднес к глазам ладонь, чтобы прикрыться от яркого утреннего солнца. Он не разглядел почти ничего, кроме нежно-розовой расцветки платья женщины.