Ее план был пока смутным. Одно было ясно, что ей понадобится много денег. Значит, нужно было продать все, что можно, и вытряхнуть деньги из Косты. В его сундуках было много золота. Да и иметь абрека в услужении было очень заманчиво. В горах без охраны не обойтись. Решив отложить вопрос с Костой на потом, когда она продаст свое имущество, Саломея занялась продажей фабрики.

Графиня написала письмо в столицу владельцу компании, поставившей на ее фабрику прядильные станки из Англии, и попросила того найти покупателей на это оборудование, а лучше всего и на всю фабрику. Она предложила хороший процент в случае успешной сделки, и не ошиблась. В середине октября пришел ответ, что купец первой гильдии Зимних готов рассмотреть предложение ее сиятельства, но для этого тому нужно своими глазами посмотреть на фабрику и станки. Графиня пригласила Зимних приехать, и вот теперь сидела напротив него в своем кабинете и пыталась понять, как ей вести себя с этим хитрым и умным человеком.

Иван Сергеевич Зимних совсем не был похож на богатейшего купца и промышленника, каким он был на самом деле. Среднего роста, с умным обаятельным лицом и изящно постриженной темной бородой, в которой, как и в густых длинных волосах не было и намека на седину, в своем щегольском синем сюртуке он скорее походил на высокопоставленного чиновника. Узковатые темные глаза его светились умом и проницательностью, а изящные руки с длинными пальцами в манжетах белоснежной французской рубашки даже намекали на аристократических предков. В действительности Зимних был сыном старовера-крепостного, выкупившего себя у барина всего пятнадцать лет назад, когда Ивану было уже под тридцать. Отец, успешный ткач, железной рукой выдиравший свое семейство из крепостной доли, сумел выкупить сына на десять лет раньше, чем себя и жену. Он отправил Ивана учиться в Пруссию, где тот и пробыл до того, как отец, выкупивший всю остальную семью, не сообщил, что старшему сыну пора возвращаться в Россию. Теперь Иван, ведущий все дела отца, уже перевел семью Зимних в купцы первой гильдии и имел несколько таких же фабрик, какую собиралась построить Саломея.

Прежде чем приехать в Пересветово, купец навел подробные справки о той женщине, с которой ему придется иметь дело. Ему рассказали и о скандальном замужестве, и о том, что муж запер неудачливую графиню в деревне, не разрешая оттуда выезжать, и о том, что, умирая, граф Печерский оставил все состояние старшему сыну, обделив вдову и ее ребенка. В конторе поставщика оборудования ему передали рассказ англичанина, приехавшего устанавливать станки, о том, как достраивал фабрику сынок графини. Стало ясно, что мальчишка окончательно разорил мать, и теперь женщина была легкой добычей.

Но, сидя напротив графини в ее кабинете, Зимних уже не считал, что ему удастся купить фабрику и оборудование за бесценок. Женщина была сильной и очень цепкой, это наметанный глаз купца определил сразу, и еще — несмотря на то, что ей было явно за сорок, графиня была обворожительной. Усевшись за стол, Саломея красиво сложила руки, привлекая его внимание к их прекрасной форме, и замолчала. Купец тоже молчал, отлично зная, что на торгах тот, кто начинает суетиться, проигрывает, а он уступать не собирался. Зимних хотел купить фабрику вместе с машинами самое большее тысяч за пятьдесят. Но, оценивая графиню, уже начинал сомневаться, что это ему удастся.

— Ну что, Иван Сергеевич, вы посмотрели фабрику, как собирались? — спросила Саломея и улыбнулась купцу, сразу сделавшись очаровательной и очень молодой.

— Да, ваше сиятельство, я посмотрел все, что хотел. Господин Атласов показал и строения, и станки, — подтвердил Зимних, не став рассказывать хозяйке, как Атласов, отведя покупателя в сторону, предложил дешево продать для достройки плотины строительные материалы, принадлежащие ему лично. Зимних хватило одного взгляда на склад, устроенный Атласовым в большом сарае за домом управляющего, чтобы понять, откуда взялись эти «личные» строительные материалы.

— Ну, и каковы ваши впечатления? — беззаботно спросила Саломея, вновь улыбнувшись, отчего на ее щеках появились ямочки.

— Очень много вложений требуется, чтобы фабрика заработала, — спокойно ответил Зимних, стараясь не замечать прелестной улыбки и красивого лица графини. — Плотина построена неправильно, придется ее полностью перекладывать, я уже не говорю о водоводе. Станки не установлены, англичанина, который их привез, вы отправили обратно, теперь нужно заново выписывать этого человека, это — большие затраты. Я сильно сомневаюсь, что все вложения смогут окупиться в ближайшие десять лет.

— Иван Сергеевич, — засмеялась Саломея, и серебряные колокольчики рассыпались нежной трелью, пробивая суровость Зимних. — Ну, о чем вы говорите? С вашим опытом не видеть очевидного. Плотину нужно только надстроить, и станки на ваших фабриках установлены такие же, ваши мастера их быстро наладят. Никогда не поверю, что вы не обзавелись своими мастерами, способными запустить станок, а возите англичан. Для вас все затраты будут минимальными. Что касается строительных материалов, так тряхните Атласова, он все время подворовывал на стройке. Вот и строительные материалы найдутся. Я бы не продавала фабрику, да уезжаю на Кавказ, климат здешний мне противопоказан. Слишком холодно и сыро.

Графиня сияла не только красотой, но и здоровьем, что не преминул отметить про себя купец. Однако женщина была очень непроста и, оказывается, знала о воровстве управляющего. Признать, что Саломея права и раскусила его уловку, Зимних считал преждевременным, поэтому он пожал плечами и серьезно сказал:

— Нет, ваше сиятельство, не все так просто, с плотиной и водоводом еще нужно разбираться. Очень сомнительная покупка. Ну, если тысяч за тридцать вы мне все уступите, я, наверное, соглашусь. А так — выгоды никакой.

— Я хочу получить восемьдесят тысяч — столько, сколько заплатила вдове купца, — лучезарно улыбаясь, сказала Саломея, хотя год назад сторговалась с купчихой за тридцать, да в придачу еще взяла Рощино. — А вам в подарок достанется то, во что я уже вложила деньги: плотина и водовод.

Зимних задумался. Дамочка умела торговаться, и, самое главное, она была права. На стройке просто не хватало знающего человека. Он сам сможет за месяц исправить все сделанные ошибки, и через два месяца фабрика заработает. Придется подниматься в цене. Искоса глянув на все так же улыбающуюся графиню, он тоже любезно улыбнулся и предложил:

— Ну, хорошо, ваше сиятельство, — сорок тысяч, больше не могу, выгоды нет.

— Семьдесят пять, — рассмеялась Саломея, и ее серебряный смех опять отозвался в душе купца, сбивая того с жесткого настроя.

Женщина была так хороша, так замечательно смеялась, что Зимних непроизвольно вновь посмотрел в ее лицо. Да, очень красива! У него мелькнули грешные мысли, что если бы графиня пошла как приложение к покупке, хотя бы на одну ночь, то он заплатил бы и восемьдесят тысяч, да только это — несбыточная мечта. Он тряхнул головой и, наконец, назвал последнюю цену:

— Пятьдесят тысяч, и больше не дам, — серьезно сказал он, — это мое последнее слово.

— Семьдесят пять, и я даю в придачу Рощино, вы будете со своим сырьем и станете помещиком, — парировала Саломея. Теперь она была серьезна.

Поместье. Она знала, что предлагать бывшему крепостному. Стать на одну ступень с теми, кому ты раньше принадлежал. Это было исполнением мечты. Никто из помещиков, как бы они ни нуждались, никогда не продаст поместье бывшему крепостному. А графиня отдавала его вместе с фабрикой. Видимо, действительно рвала все нити с этими местами и уезжала туда, где действуют другие законы. Господи! Это было предложение одно на миллион. Только бы она не поняла этого. Зимних посмотрел в глаза красавицы, но за прелестным фасадом ничего нельзя было прочесть. Купец перекрестился под столом, так, чтобы не видела хозяйка, и сказал:

— Если даете поместье, где выращивают хорошее сырье, тогда это меняет дело. Что, лен там хорош?

— Лен там лучший в губернии, — ответила Саломея. — Ну, так что вы надумали?

— Ваша взяла, ваше сиятельство, — с нотками грусти в голосе сказал Зимних, — семьдесят пять тысяч за фабрику и поместье.

— Договорились, — согласилась Саломея и достала из стола купчую, где изумленный купец увидел свое имя, перечень имущества, куда входили земли, фабрика и имение Рощино. В купчей была красиво выведена сумма — семьдесят пять тысяч рублей. — Стряпчий давно ждет в гостиной, подписываете, платите и можете ехать в Ярославль — оформлять покупку в земельной управе.

— Откуда вы знали, что я соглашусь на эту сумму? — удивился Иван Сергеевич.

— Я знаю мужчин, — улыбнулась Саломея.

Она позвонила и велела лакею привести к ним стряпчего. Час спустя Зимних, заплатив семьдесят пять тысяч золотом, забрал с собой стряпчего уехал в столицу губернии, а Саломея, заперев в бюро в своей спальне полученные деньги, отправилась во флигель к Косте. Нужно срочно было вытрясти из Атласова украденные деньги.


К началу декабря Саломея продала все, что принадлежало лично ей. За два доходных дома она получила шестьдесят тысяч. Пятнадцать тысяч Коста привез ей, отобрав у Атласова. Молчаливый абрек так напугал жуликоватого управляющего, что тот, лишь бы спасти свою жизнь, отдал не только все деньги, заработанные на графине Печерской, но показал и склад со строительными материалами. Коста, объявив, что графине кирпичи не нужны, забрал все, что только нашел ценного в доме Атласова: столовое серебро, сережки его жены, даже оклады с икон. И когда абрек выехал со двора, управляющий перекрестился и заплакал от счастья, что остался жив.

Теперь у графини было сто пятьдесят тысяч в золоте. Она распорядилась упаковать в сундуки все столовое серебро, имевшееся в доме, и решила забрать его с собой. Женщина хотела увезти еще и мебель, но тогда поездку пришлось бы отложить до весны: большой обоз в горах мог пройти только после того, как сойдет снег. Саломея пока не приняла окончательного решения об отъезде, она вновь была сосредоточенна и сильна и не хотела впустую терять время, сидя в Пересветове из-за диванов и столов. Наконец, она приняла решение, что выедет вместе с Костой и Азой сразу после Рождества, а Заира приедет вместе с обозом весной.

До отъезда оставалось два дня, и графиня лично наблюдала за упаковкой вещей, которые собиралась взять с собой, когда в ее спальню влетела перепуганная Заира.

— Там приехал какой-то советник Вольский, говорит, что он — душеприказчик покойного графа, хочет видеть тебя, — прошептала она на ухо своей хозяйке, подозрительно покосившись на Азу, упаковывающую в сундук платья графини.

— Проводи его в кабинет, — распорядилась Саломея. Она не спешила на встречу, пытаясь предугадать, с чем приехал Вольский.

«Наверное, сообщить о смерти Михаила, — подумала она, — и договориться со мной».

Саломея повеселела, оглядела свое бархатное платье желудевого цвета с широким кружевным воротником и такими же манжетами на длинных рукавах, сочла его вполне достойным и поспешила в кабинет. Вольский оказался немолодым мужчиной с умным усталым лицом. На нем был зеленый мундир, и Саломея вспомнила, что гость — дипломат.

— Чем обязана? — вместо приветствия спросила она, усаживаясь за свой письменный стол.

Вольский, спокойно проглотивший ее грубость, уселся в кресло, стоящее напротив, и сообщил:

— Сударыня, я являюсь душеприказчиком покойного графа Петра Гавриловича Печерского, и приехал сообщить вам его последнюю волю. Он завещал все свое состояние своему сыну Михаилу, и особенно настаивал, чтобы вы и ваш сын покинули это имение.

— С какой стати! — взорвалась Саломея, не ожидавшая такого поворота разговора. — Мы с сыном такие же Печерские, как и Михаил. У нас тоже есть права, и выгонять нас из дома, где мы прожили столько лет, я не позволю! Я буду разговаривать только с Михаилом, а вас я не знаю, и знать не хочу.

— Вы, наверное, надеетесь, что графа Михаила Печерского нет в живых? — внимательно вглядываясь в лицо Саломеи, спросил Вольский. — Но вам не повезло. Мой племянник остался жив и сообщил, что в него стрелял ваш любовник Коста. Решив, что застрелил графа Печерского, ваш абрек снял с руки раненого Михаила перстень с гербом рода, который я сам передал племяннику перед его отъездом из Вены. Я опознал этот перстень на руке вашего сына Ивана в Санкт-Петербурге, о чем сообщил статс-секретарю министерства иностранных дел графу Каподистрии, а потом и самому молодому человеку.

— Что? Вы посмели сказать моему сыну, что Коста — мой любовник, и что это я послала того убивать старшего брата моего мальчика?! — вскричала Саломея. — Да я вас засужу, я поеду к государю, я упеку вас в Сибирь!

— Сначала за покушение на графа Печерского ответит ваш абрек. Через час здесь будет отряд солдат — его ведь ищут и за преступления на Кавказе. А что касается вас, то вас нигде не примут, а уж тем более в Зимнем дворце. Граф Печерский оставил кроме завещания и заверенное тремя священнослужителями письмо на имя государя, где признается, что так и не прикоснулся к своей третьей жене. Брак с вами не был консуммирован, поэтому он считается недействительным. А ваш сын, рожденный через год после формальной свадьбы с графом — незаконнорожденный.