– Почему именно Юга? Вы говорили об оси север – юг, а интересуетесь только Югом. Спросите меня о Севере.

– С вашего позволения я сначала справлюсь о самочувствии больного. Еще будет время поговорить о здоровом.

– Здоровом, здоровом… К вашему сведению, Северу крепко досталось.

– Я в этом не сомневаюсь. Но страдания северян всегда были смехотворны по сравнению с несчастьями Юга. Как будто способность притягивать беды у Юга гораздо выше, чем у Севера.

Молчание.

– Вообще-то не стоило задавать вам вопросы о Севере: я все поняла, только взглянув на вас. Вы северянин, Цельсий, это сразу видно, и имя у вас северное, впрочем как и у вашего Марникса. Из этого я заключаю, что северный мир по-прежнему остался миром богачей, «Прогресса» – и цинизма.

– Я – циник?

– Я спрашиваю вас о Юге, а вы отвечаете, что Северу крепко досталось. Все равно как если бы я встретила Еву и спросила ее: «Как поживает малыш Авель?» – а она мне в ответ: «Ой, бедняжка Каин повредил руку, когда убивал этого шалопая».

Молчание.

– Вы неважно выглядите, Цельсий.

– Я не привык столько говорить.

– Надо же! Минут пять назад лицо у вас вдруг посерело.

– Усталость всегда наваливается неожиданно.

– Угу. Едва я заговорила о Юге, как господин внезапно почувствовал усталость.

– На Юге всегда тянет подремать, это известно.

– Вы смеетесь надо мной?

– Да.

– И вам наплевать на Юг?

Молчание.

– Почему вы не отвечаете?

– Я не имею права.

– Но из-за вашего молчания у меня возникают самые страшные догадки – вы это понимаете?

– Выдумывайте что хотите.

– Я предполагаю… что было восстановлено рабство. Жители Юга стали слугами северян. И когда вы недовольны, то стегаете их кнутом.

– «Хижина дяди Тома», понятно. Какая свежая идея! Сейчас позову рабов и прикажу заткнуть вам рот. А потом они вернутся на мои хлопковые плантации.

– Положим, я не отгадала. Ну… это должно быть связано с энергетическим кризисом. Ага! Южан превратили в белок.

– В белок?!

– Да, всех жителей Юга поместили в гигантские колеса, и теперь они крутятся в них как белки и производят электричество.

– Да вашему издателю просто повезло встретить писателя с таким богатым воображением!

– Увы, боюсь, мое воображение исчерпано.

– Ваши страхи вполне обоснованы.

– Вы уже бывали на Юге, Цельсий?

– Я был в Помпеях.

– Помпеи не в Южном полушарии.

– Юг – не только Южное полушарие.

– Верно. А больше на Юг вы не ездили?

– Нет.

– Странно. Люди вашего ранга должны путешествовать.

– Вы будете учить меня, как должен вести себя человек моего ранга?

– Ну, все-таки политики обычно много путешествуют.

– Нечасто. И только когда это необходимо.

– Например?

– Я ездил к левантийцам на научные конференции. В Осаку, Гонконг…

– Как приятно слышать названия городов. И разве вам не захотелось посетить жемчужины Южного Леванта?

– Политика – это не туризм.

– Кристальной честности человек!

– Ответственный – только и всего.

– А Тиран путешествует?

– По-вашему, у него других дел нет?

– Разве не должен властелин мира знать территории, которыми управляет?

– Он их знает. В его распоряжении лучшие карты и самая обширная и точная информация.

– А может, ему следовало бы…

– Прекратите немедленно. Вы не находите, что и так уже слишком много насочиняли?

– Вы даже не знаете, что я собиралась сказать.

– Нет, знаю. Вы намеревались поведать мне о тех глупостях, которые проповедовали «светлые личности» вашего века: правитель должен быть близок к народу, он должен его понимать – и прочие демагогические рассуждения о демократических идеалах. То есть вы хотели бы, чтобы Тиран отправился пожимать руки добрым людям, как делалось в вашу эпоху трогательных зрелищ.

– Ну, а разве можно управлять тем, чего никогда не видел?

– Что бы изменилось, если бы он увидел все своими глазами? Чтобы понять суть трудностей, их надо пережить. Разве Тиран может переживать все на свете трудности?

– Значит, он управляет вслепую?

– Он прекрасно информирован.

– В таком случае власть принадлежит тем, кто снабжает его информацией.

– Не до такой степени, как в вашу эпоху. Ибо сегодня информация – прерогатива правящей олигархии.

– Вы не изобрели ничего нового. Многие режимы пользовались таким способом порабощения на протяжении веков.

– Однако имеется одно существенное отличие: мы не используем пропаганду, поэтому у нас Тиран именуется Тираном, а не «другом народа», «президентом» или иными глупыми и лживыми титулами.

– А за несогласие с властью наказывают?

– Если кто-то и высказывается о нас неодобрительно, до нашего слуха это не доходит. Нас эти речи ни в малейшей степени не беспокоят. Нам безразлично, поносят имя Тирана или нет.

– В целом эта система имеет все недостатки, кроме лицемерия.

– Думайте что хотите. Ваше мнение нас нисколько не интересует.

– Очень любезно с вашей стороны, но не будем отвлекаться. Что случилось с Югом?

– Как я могу ответить на подобный вопрос? Это обширная тема. Ведь вы спрашиваете, что случилось с большей половиной рода человеческого.

– Согласитесь, это не пустой вопрос.

– Пустой. На него придется отвечать слишком долго. Сама Шехерезада не отважилась бы за это взяться.

– Не торопитесь. У нас впереди гораздо больше тысячи и одной ночи. Нам с вами, Цельсий, целую вечность предстоит провести вместе.

– Я сейчас расплачусь.

– Об этом можно только мечтать!

– Зря вы думаете, что вам все позволено. Мы без всяких колебаний устраняем докучливых людей.

– Меня это не пугает. Для меня смерть стала бы облегчением. Нет ничего хуже промежуточного состояния. Жить, при том что в некотором смысле ты уже умерла, – невыносимо.

– Как же забавны приговоренные к смерти, заявляющие, будто они жаждут умереть. Вечно одно и то же: когда к ним подходят с капсулой цианида, они зеленеют от страха и молят о пощаде.

– Похоже, вы хорошо знакомы с процедурой казни.

– Я этого и не скрываю.

– Если вы такой откровенно бессовестный негодяй, что вам мешает четко и ясно ответить на мои вопросы?

– Когда вопросы касаются только меня, я отвечаю на них со всей охотой.

– А о ком вы не хотите говорить, не скажете?

– А вы мне не скажете, какое вам до этого дело? Почему вас волнует то, что случилось через несколько столетий после вас?

– Не так давно вы упрекали меня в том, что меня это мало интересует.

– Да, но вы задаете крайне неприятные вопросы, ответы на которые вам ничего не дадут.

– Позвольте мне самой судить об этом.

– Ни в коем случае.

– Поймите же, мы с вами только начали общую жизнь. Это как супружество в его худшем проявлении, поскольку мы не можем расстаться. И, к сожалению, мы молоды, до смерти нам еще далеко. Как же мы сможем провести следующие сорок лет, ни разу не заговорив о Юге?

– Этот предмет не столь важен. Я уверен, что множество людей прожило жизнь, ни разу о нем не упомянув.

– Если такие люди есть, я их и знать не хочу.

– А они вас знать не хотят. Впрочем, сегодня нет ни одного человека, который захотел бы с вами познакомиться.

– До чего ж вы злы на меня, это просто поразительно!

– Вы мне чрезвычайно неприятны, и я не вижу причин это скрывать.

– Вполне объяснимо, учитывая обстоятельства нашей встречи. А если бы мы встретились иначе?

– Мы бы не встретились. Если бы вы жили в наше время, то с малых лет принадлежали бы к низшим слоям общества. Люди элиты никогда не сближаются с теми, кого мы зовем «умственно неприкасаемыми».

– И какая же судьба уготована этим «неприкасаемым»?

– Лица женского пола доят китов и выкармливают страусов. Мужчины трудятся на бойнях, обрабатывают землю и охраняют склады.

– А рабочие?

– Рабочие относятся к высшей касте. Чтобы справляться с современными машинами, необходимо иметь высочайшую квалификацию.

– А служащие еще существуют?

– Нет. Вся административная система компьютеризирована.

– А как же поступают с теми, кто ни на что не годен?

– Их используют на заводах кроссвордов.

– Что, простите?

– Да. Мы пришли к выводу, что кроссворды, которые составляет компьютер, неинтересны. Составление кроссвордов остается единственной областью, где человек с низким уровнем интеллекта может превзойти машину. Поэтому для того, чтобы эти люди чувствовали себя полезными и не угрожали общественному спокойствию, мы создали множество заводов по производству кроссвордов, что позволило искоренить даже воспоминание о безработице.

– Ну, и… на все эти кроссворды есть спрос?

– Спрос можно создать. Мы привили страсть к кроссвордам среди 80–100.

– Среди кого?

– Среди людей с уровнем интеллекта от восьмидесяти до ста. Они составляют девяносто процентов населения.

– Средний показатель снизился по сравнению с моим временем.

– Да, но лучшие с тех пор стали еще лучше. Вернемся к 80–100 – именно они главная цель всякой ответственной политики, поскольку их большинство.

– По сути, эти люди – посредственность?

– Можно сказать и так.

– И вы считаете, что я из числа?

– Да вы просто одержимы своей персоной, не так ли? Успокойтесь. Совершенно очевидно, что вы овощ.

– Овощ?

– Так мы называем людей уровня 50–80.

– Честное слово, я предпочту быть овощем, нежели посредственностью.

– Вот и ладно!

– Не хотите ли меня развлечь? Расскажите, как вы называете разные группы населения.

– Людей уровня ниже пятидесяти нельзя по-настоящему назвать человеческими существами. Мы не смеем смеяться над этими несчастными, и для них мы подобрали абстрактное понятие: мы называем их воронками.

– Почему? Они их вместо шляп носят?

– Что вы такое говорите? И почему так развеселились?

– В мое время про сумасшедших говорили, что они ходят с воронкой на голове.

– И вас это смешит?

– Да!

– Мне никогда не понять юмора овощей.

– А им не понять вашего.

– Поскольку люди уровня 80–100 являются самой многочисленной группой, мы предпочитаем не давать им названия из опасения обидеть: они самые чувствительные. Мы называем их «80–100», цифры говорят сами за себя.

– А дальше?

– Дальше идут «пустоцветы» – уровень 100–120. Они недостаточно умны, чтобы войти в элиту, но и недостаточно глупы для посредственности. С ними у нас больше всего хлопот. Не совсем понятно, какое им найти применение, поскольку они не способны к послушанию. Мы пытаемся направить их в мир искусства.

– Искусство не имеет ничего общего с уровнем интеллекта!

– Это мнение овоща.

– Именно: я, овощ, была человеком искусства.

– Нет, вы были писателем.

– И к какой же группе вы относите писателей?

– Интерес к литературе проявляют любые слои населения. Существуют писатели-овощи, которые пишут для читателей-овощей, писатели 80–100, пустоцветы и так далее. Литература очень полезна для власти, ибо позволяет определить умонастроения разных интеллектуальных групп.

– Я бы хотела быть писателем-воронкой.

– Воронки не читают.

– Вот-вот.

– Лгунья! Вы всегда хотели, чтобы вас читали.

– В моем времени – да. Но писать для определенного интеллектуального слоя, будь он самым низким или самым высоким, мне противно.

– Какие мы нежные! Итак, продолжаю. Существует малая элита, она состоит из тех, чей уровень интеллекта – от 120 до 130. К этой группе принадлежат почти все юристы. Далее – элита, уровень интеллекта 130–150. Это врачи и инженеры. Затем следует большая элита с уровнем 150–190. Это математики и физики.

– Дайте я продолжу. Уровень выше 190 – это гении, такие как вы, Цельсий.

– Да, с той только разницей, что их не называют гениями. Их зовут просто грандами.

– Как в Испании?

– Да, только Испании больше не существует, а этот титул не имеет отношения к благородному происхождению.

– Это я уже заметила.

– Одна из прелестей нашей системы в том, что интеллектуальный уровень Тирана составляет 140. Он даже не входит в большую элиту.

– Да, почти слабоумный.

– Посмотрите лучше на себя.

– Простите, но я в жизни не слышала столь поразительной чепухи, как ваша классификация. Эта ваша нелепая интеллектуально-карьерная шкала – плод вопиющего тупоумия: даже в мою не самую утонченную эпоху никому бы и в голову не пришло внедрять такую примитивную и архаичную систему. И вообще у нас начали поговаривать о бесполезности тестов IQ.