Алина Кускова - Катилось колечко на снежное крылечко

— Какая прелесть! — захлопала в ладоши Светочка.

— М-да, — обратила внимание на Толика Ираида Валерьевна с чашкой.

Только одна Наташа была ему не рада. В ее душу закрались тревожные сомнения, с чего бы это он решился на такой подвиг?

— Замаливаю грехи, — объяснил всем присутствующим Толик и шагнул к Наташе, одновременно припадая на правое колено. — Наташа! — начал он торжественно, чем ее испугал.

— Толик, тише, это кабинет, а не храм, здесь люди работают!

— Уже нет, — вздохнула Ираида Валерьевна, наливая себе кофе. — Мы слушаем вас, молодой человек.

— Да, да, — закивала Светочка, — очень интересно!

— Не дрейфь, парниша, — подмигнула ему Роза.

— Наташа! — Толик бухнулся перед ней на колени, протянул цветы и пылко заговорил: — Вчера я вел себя как настоящий кретин!

— Ничего страшного, — испугалась Наташа дальнейших откровений и кинулась его поднимать.

— Нет, — продолжал сосед, — это было страшно! Я представляю, как тебе было неприятно, когда я лежал на твоем диване и… — он покаянно опустил голову.

— И что?! — заинтересовалась Светочка.

— Вот дает! Мягкова, это твой бойфренд? — Ну, как же, разве Роза останется в стороне!

— Не совсем, — начала оправдываться Наташа.

— Тогда что он делал на твоем диване?! — заинтересовалась общественность.

— Я там спал!

Ну, не придурок?! Наташа выхватила у него букет и замахнулась им…

Разумеется, в эту минуту Остапову что-то потребовалось в их кабинете!

С крайне заинтересованным видом он подошел к Толику и помог ему подняться.

— Спасибо, — благодарно кивнул Ворошилов.

— Не за что, — хмыкнул Остапов. — Вы по какому поводу беспокоите Наталью Александровну? — И так хитро прищурился, как будто сразу непонятно, зачем приперся сюда Ворошилов с цветами?!

— По личному, — расхрабрился Толик, чувствуя людскую поддержку. — Я каюсь!

— Кающаяся Магдалина нашлась тут, — хихикнула Роза.

— Позвольте вас спросить, — зацепился Остапов, — в чем именно каетесь?

— Не позволю, — возмутилась Наташа. — Это личное дело.

— Понимаете, — обрадовался Толик искреннему вниманию, но решил спросить: — А вы кто?

— Я непосредственный начальник Натальи Александровны и слежу за тем, чем занимаются мои подчиненные на работе.

— Ага, понятно! Так вот я каюсь в том, что вчера, лежа у нее на диване, вел себя по-свински! Да что там, — Толик обреченно махнул рукой. — Вел себя как самая настоящая свинья, мешая Наташе наслаждаться приятным вечером!

— Ясно, — резюмировал Остапов. — Вы лежали с Наташей на диване и вели себя по-свински.

— Вас это не касается! — возмутилась Наташа. — Она загородила собой Толика.

— Меня касается все, что связано с трудовым коллективом! Итак, продолжайте, молодой человек. Вы, значит, лежали с Натальей Александровной…

— Нет, она уже стояла на ногах. А вот я на них не стоял! Не было сил.

— Понимаю, болезный, — кивнул Остапов, — умаялся, бедный, наслаждаться-то.

— Что вы себе позволяете?! — накинулась на него с кулаками Наташа.

— А вы что себе позволяете?! И с кем?!

Наташа опешила, такого напора и злости от Остапова она не ожидала. Ее руки замерли у него на груди, глаза расширились от удивления.

— Вы что, меня ревнуете? — пролепетала она.

— Вот еще! — фыркнул Остапов, резко отходя от нее в сторону. — С какой стати!

— Вы меня ревнуете, — прошептала Наташа и сунула букет обратно Толику.

— Бред, — поморщился Остапов. — И вообще, — он обвел взглядом сотрудниц, — продолжайте работать, пожалуйста. А вы, Наталья Александровна, имейте совесть и решайте свои адюльтерные проблемы в фойе или в коридоре.

Остапов вышел, громко хлопнув дверью.

— Пошли, Наташ, я у тебя еще прощения не попросил. Ольга Николаевна сказала, что…

— Мама?! Это она тебя сюда прислала с цветами?!

Наташа была в бешенстве. Она схватила Толика за руку и увела его из кабинета. По пути, правда, Роза успела забрать у него букет, который водрузила на место конфискованной елки. В коридоре Наташа шепотом, правда, довольно громким, послала Толика обратно, выдав ему индульгенцию на все последующие грехи. А то снова заявится к ней на работу и устроит очередной переполох. И как только его на вахте пропустили?!

— А я со двора зашел, — честно признался Толик, направляясь туда же. — Твоя мама подсказала.

— Я еще со своей мамой поговорю, — пообещала Наташа.

— Не нужно, Наташ, — внезапно сник Толик. — Она у тебя хорошая. Она хочет, чтобы и у тебя было все хорошо. Один я дурак…

— Ты не дурак, Ворошилов, — смягчилась Наташа. — Только больше не напивайся и ко мне на работу не приходи.

— Как скажешь, — вздохнул он и пошел прочь.

У дверей обернулся.

— Так ты меня точно простила?

— Конечно, — усмехнулась Наташа.

Мужчины, ну, что с них взять?

— Спасибо за цветы!

— Я тебе еще принесу!

— Нет!

Вот и поговорили.

Если что-то хочешь хорошо сделать, то сделай это сам. Ольга Николаевна свято верила в это непреложное правило. Утром, проводив дочь на работу, она, полная решимости осчастливить свою Наташку, села за ноутбук. Но не пошла привычно путешествовать по любимым сайтам виртуально, а заглянула в электронную почту, где «пылилось» письмо с просьбой выслать фотографию. Отступать Ольга Николаевна не привыкла. Тем более вчерашняя афера с Анатолием не привела к положительным результатам, как бы Ольга Николаевна ни старалась давать ему ценные советы и открывать секреты Наташиной фирмы, вернее, ее задних дверей. Последний шанс в реальном мире был упущен, оставался виртуальный со всеми его недостатками и достоинствами. Прочитав еще раз просьбу Сергея, Ольга Николаевна щелкнула мышкой по папке «Изображения», где Наташа хранила семейные фотографии.

Дочка перекопировала сюда все новые и старые снимки, теперь Ольга Николаевна могла не трепать страницы старинных альбомов ради одной фотографии. После очередного щелчка перед ней раскрылись снимки чуть не за всю жизнь. Конечно, это дело хорошее — хранить в ноутбуке прошлое. Наташа скопировала его и на съемные носители — карты памяти, чтоб оно уж точно не потерялось и не исчезло навсегда.

Задача перед Ольгой Николаевной стояла трудная. Ей предстояло выбрать фотографию, где Наташа не напоминала бы саму себя. Если дочь узнает, что мать затеяла такое, сомнительное с ее точки зрения, предприятие, то в очередной раз обидится. А это чревато тем, что она опять пригрозит переездом на съемную жилплощадь. Конечно, Ольга Николаевна понимала, что взрослой дочери лучше жить отдельно. Но разве та станет по утрам самой себе варить супчики, жарить котлеты и запекать картошку в сметанном соусе?! Девочка станет голодать, доведет себя до обморока, и некому будет вызвать «Скорую помощь», чтобы помочь бедняжке. Наташа только с виду упрямая и стойкая, в душе Ольга Николаевна не сомневалась — ее девочка так и осталась скромной, нежной, пугливой, какой была в детстве.

Но без фотографии обойтись невозможно!

Ольга Николаевна пересмотрела сотню снимков любимой дочери, пока не выбрала один. Тот, благодаря которому растает даже самое черствое мужское сердце. И отослала его Сержу.

Вениамин Петрович нервничал. Поначалу он сомневался, что поступил правильно, отчего всю ночь его мучила проклятая бессонница. Но, увидев утром хмурого и недовольного сына, сразу осознал, что поступил правильно. Отступление в таких случаях чревато поражением в личной жизни. Кому, как не ему, бывшему военному стратегу и непревзойденному тактику, этого не знать!

Как только сын скрылся за дверью, Вениамин Петрович сел на ноутбук.

В электронной почте маячило письмо, прикрепленная рядом с ним скрепка обозначала, что оно с вложениями. Значит, милая девушка Алла послала для его сына свою фотографию! С замиранием сердца, как почти тридцать лет назад, когда он спешил на первое свидание к любимой девушке, Вениамин Петрович щелкнул по письму.

Оно раскрылось и состояло из одной фразы: «Я нисколько не изменилась, разве что повзрослела и поумнела».

— Брависсимо! — потер ладони Вениамин Петрович и внезапно обнаружил, что они потные.

Напряжение было таким сильным, словно он представлял собой электростанцию, снабжающую электричеством целый город.

— Уф-ф-ф! — выдохнул Вениамин Петрович и щелкнул по вложению.

Пока Интернет «тормозил», Вениамин Петрович сидел с закрытыми глазами и молил судьбу послать ему приличную, внешне тоже желательно привлекательную… а то Сергей откажется с ней встречаться… девушку.

Девушка оказалась очень даже ничего. Его грубое солдатское сердце не выдержало, умилилось. Нахлынули несвойственные Вениамину Петровичу чувства, воспоминания… Вот так и его Сережка сидел на… горшке и улыбался своими первыми зубами, ковыряя в носу пухлым пальчиком.

Вениамин Петрович снял очки, протер стекла и снова водрузил их на нос, чтобы рассмотреть Аллочку хорошенько. Что ж, подумал он, по крайней мере, если судить по рыжим кудряшкам, это наверняка девочка. Что очень даже хорошо, лучше и быть не может в наше неспокойное в отношении смешения полов время. То, что девочка с умным видом сидит на горшке, тоже внушает доверие — она росла спокойной и рассудительной. И, главное, ничего необычного в ней нет, вон ковыряет пальцем, как все нормальные дети. Его Сережка тоже ковырял. Или не ковырял? Эх, служба, служба, такие мгновения детства сына пропустил!

Домашняя обстановка на снимке также впечатлила Вениамина Петровича. Занавески позади горшка с девочкой отливали белизной, пол не был усыпан крошками, свет лился на задумчивое личико явно из чистых стекол.

Во всем была хороша претендентка на роль будущей невестки. Но!

Вениамин Петрович задал себе резонный вопрос, а что скажет Сергей, глядя на эту фотографию? И ответил сам себе — его жесткое сердце она не умилит.

Вениамин Петрович настучал очередное послание:

«Многоуважаемая Алла! Спасибо за фотографию. Вы милы и непосредственны. Но, извините за нескромную просьбу, нет ли у вас снимка постарше? Вернее, нет ли у вас снимка, на котором вы постарше? С уважением, Серж».

Ольга Николаевна прочитала письмо и задумалась о канувшем в прошлое эпистолярном жанре. Как здорово было в те далекие времена, когда писали гусиным пером на бумаге с вензелями! Одно послание обдумывали днями, тщательно подыскивая слова. Затем трепетно выводили эти слова, стараясь ладным сдержанным слогом выразить всю гамму бушующих в душах чувств. А что сейчас? Почта работает молниеносно, это Ольга Николаевна говорила о виртуальной, а не о реальной почте. С той у нее, как и у всех жителей страны, складывались довольно непростые отношения. А в далекие времена письмо отправляли с посыльным, и скакал неведомый странник… Отчего же неведомый? Так романтичнее… И скакал неведомый странник к адресату дни и ночи.

Она вздохнула. А что сейчас? С одной стороны, конечно, нужно сосватать дочку быстрее, но, как говорится, спешка нужна только при ловле блох. А с другой стороны, ну не сидеть же Наташке дома в новогоднюю ночь! А так бы с молодым человеком…

Ольга Николаевна посмотрела на фотографию Сержа.

— Какой брутальный мужчина, — задумалась она.

И решила, что он достоин лучшего снимка, чем она ему посылала, и пусть Наташка сколько угодно на нее обижается!

Вениамин Петрович с сомнением уставился на новое письмо с прикрепленным вложением. Открывать или не открывать, вот в чем состоял вопрос. Если оно снова окажется со снимком столетней давности, что делать? Просить очередной? Сколько можно попрошайничать? Он, взрослый мужчина во цвете лет, буквально (в прямом смысле этого слова) домогается от какой-то молоденькой вертихвостки ее достоверного изображения! Вениамин Петрович злился. А когда он злился, то старался первым делом не терять над собой контроль. Для этого Вениамин Петрович раскрыл ранее присланную фотографию, где девица еще восседала на горшке, и постарался умилиться ее изображением вновь. Получалось плохо, в нем заговорил голос разума. Голос утверждал, что Сергей ни за что не пойдет на свидание с малолеткой. Но это еще полбеды. Отчего девушка так тщательно скрывает свою внешность?! Наверняка у нее с ногами проблемы или руки кривые. На детском снимке этого не видно, возможно, он разглядит все ее дефекты на следующем.

Вениамин Петрович щелкнул по вложению и раскрыл фотографию.

С ногами у девицы было все в порядке. Со всех сторон ее окружала толпа школьников. Судя по всему, на снимке была запечатлена торжественная линейка, скорее всего устроенная первого сентября. Вениамин Петрович пригляделся к куцым рыжим косичкам, нахмуренному, сосредоточенному лицу, тонко поджатым губам и вздохнул.