Жанна Даниленко - Катя

— Нет, Екатерина Семеновна, я не всегда понимаю своего отца и далеко не всегда одобряю его действия. Я на вашей стороне. Совершенно точно на вашей. Посидите со мной.

Мы сидели, пока не пришла Лара.

— Вот вы где, Екатерина Семеновна. Пойдемте у нее схватки, гляньте.

Вернулась я в палату минут через тридцать и почти одновременно с Сашей.

— О, а сейчас у нас терапевт к кому? — спросила Дробышева.

— Рабочий день у меня, дамы, кончился, я по личному вопросу, — с неподражаемой улыбкой произнес Саша, подошел к Любе и поцеловал ее в щечку.

— Ты как родная?

— Саш, я хочу…

— Усыновить ребенка Ивановой?

— Откуда ты знаешь?

— Я же должен знать мысли моей половинки. Пусть она родит, а потом поговорим.

— Саша, пройди ко мне в кабинет, — попросила я.

Но не получилось. Мы вышли из палаты, а навстречу уже бежала Лара. Мы с Борисовым прошли в родзал. У Ивановой поднялось давление. Дальше он занимался давлением, а я принимала роды. Все не по уму. Началась отслойка плаценты и кровотечение, пришлось тут же дать наркоз и кесарить. Причем все быстро. Наш анестезиолог на другом кесаревом. Остальные в хирургии. Все операционные заняты, мы с Сашкой в малую операционную, эту дурацкую Иванову отвезли. Я оперирую, Сашка дал наркоз эпидуральный, чтобы мне помочь. Иванова орет, что ног не чувствует. Ребенка я достала, и он закричал. Маленький, недоношенный, а орет, как здоровый. Сашка его забрал, после того, как пуповину перерезали. Поворачивается к Ивановой и говорит:

— Сын у вас.

А она опять в слезы. Уже и забыла, что брюхо у нее разрезанное и что ребенка этого она вовсе не хотела. И что роды это по социальным показаниям. В общем, плачет моя Иванова и просит сына спасти. А что его спасать, когда он живой и здоровый, и орет. Сашка его запеленал и ей дает. Грудь ее ребенку к ротику, тот и присосался. Она его держит и причитает:

— Сыночек родненький, сыночек миленький, кровиночка ты моя.

Только я ее зашила, входит сам Корецкий.

— Ну, что тут у вас? — короче, включил директора.

— Родили мы, кесарево сделали. По вашему указанию, — зло говорю я. — Вот, Александр Борисович наркоз дал эпидуральный.

— Этот может, — говорит директор, глядя на зятя. — А ребенка вы ей зачем дали? Вы бумаги должны готовить к отказу, раз малыш живой.

— Никому я сыночка моего не отдам, — вопит Иванова, — и не предлагайте даже. Посмотрите, какой хорошенький. Кровиночка моя, сыночек.

Александр Валерьевич покраснел, на меня с Сашкой вызверился.

— Какого… вы здесь устроили?! Почему с женщинами не работаете? Где ваш подход? Вы что, отговорить ее не могли и доносить нормально беременность человеку не дали!

Короче, орал он на нас знатно. Но угомонился. Ребенка забрали в детское отделение. Иванову перевели в реанимацию.

Мы с Борисовым пошли к Любе. А та вся на нервах и в слезах. Времени сколько волновалась девочка. Ну, Сашка к ней, обнял ее, целует под удивленные взгляды соседок. Всю эпопею с рождением выложил. А она говорит:

— Забери меня домой. Эпидуралку сделать можешь, а дома капать меня, нет? Мне спокойней дома.

— Ты есть будешь?

— Буду, все, что скажешь, все буду.

Сашка ко мне:

— Екатерина Семеновна, давайте ее домой и вы к нам домой с Сашенькой.

— Он прав, Катя, — говорит мой мужчина, — что мы втроем ее не накормим и не проследим?

Так и порешили.

Утро выдалось суматошное. Я катастрофически не успевала, и Александр Валерьевич, мне сегодня совсем не способствовал. Скорее, мешал: то рубашка не та, то галстук потерялся, то мама записала телефон магазина на нужных ему документах. Короче, дурдом крепчал. Опять начался скандал с мамой. И я не выдержала.

— Саша, прости, но я пошла. У меня планерка в отделении. Это ты у нас начальство, это ты не опаздываешь, а задерживаешься, а я никак не могу, ты с меня первой дисциплину спросишь.

— Хорошо, иди, Катя. Там я к тебе нового сотрудника взял, не удивляйся.

— Разберемся на работе.

Я чмокнула в щеку маму, расцеловала сына и мужа и побежала.

Мой кабинет был открыт. То есть совсем открыт, двери настежь. Я подошла и заглянула внутрь. За моим столом сидел мужчина, где-то моих лет, может, чуть старше и вертел в руках Сашенькину фотографию. Я рот не успела раскрыть, как он тоном, не терпящим возражений, произнес:

— Опаздываете, Екатерина Семеновна. Непорядок. Я такого терпеть не намерен!

«Еще один начальник на мою голову!» — пронеслось в мозгах, а изо рта вылилось все мое возмущение и раздражение:

— Во-первых, встаньте и как положено поприветствуйте заведующую отделом. Во-вторых, представьтесь, в-третьих, кто вам позволил входить в мой кабинет без моего ведома, да еще трогать мои личные вещи?

— Да-а-а! — протянул он. — Меня, конечно, предупреждали, что вы не подарок! Ну, типа неудовлетворенная женщина, мать-одиночка.

Мой гнев нарастал, и я понимала, что крови быть.

— Так вы по этой части, типа удовлетворить меня хотите? А может, вы не в моем вкусе? И потом, думаете, что вы единственный желающий?

— Я думаю, что с сегодняшнего дня я заведую отделом.

— Ох, вы ошибаетесь. Освободите мой кабинет, пожалуйста, и если вы действительно намерены в этом отделении работать, то будьте добры явиться на планерку через десять минут в конференц-зале. Медсестры вам покажут, где это. И впредь ведите себя корректно!

На планерку я шла с замиранием сердца. Этот новоявленный нахал не выходил у меня из головы. «Неужели Саша хочет заменить меня, но зачем и почему мне он ничего не сказал? Ведь мог же и у него была тысяча возможностей меня подготовить. Обиделась бы я? Да, однозначно, да. Но пережила бы и осталась с ним. Он очень четко разделял личную жизнь и работу. Может, поэтому и не женился на мне. Я стала бы его слабым местом, рычагом воздействия на него, а он такого не допустит. Нет слабых мест у моего академика. Для окружающих их просто нет. И, пожалуй, только я знаю о них. Это его дети. Но и их существование засекречено!»

Я проводила планерку как обычно, полностью игнорируя нового сотрудника. Выслушала отчеты, узнала количество поступивших, родивших, сколько находится в предродовой палате и уже думала перейти к обходу в отделениях, как в конференц-зал вошел Корецкий. Он был краток и лаконичен, как всегда. Представил нового сотрудника — моего зама. Роман Владимирович оказался старше меня на три с половиной года и был доктором медицинских наук. Он пытался оспорить свое назначение. Замом он быть не хотел. Но с Корецким не спорят, с ним соглашаются. И после заявления директора, что «темные лошадки» у него в клинике отделы не возглавляют, Роман Владимирович смирился со своей участью.

Во время обхода он молчал, только с усмешкой поглядывал на меня, иногда кивал с одобрением, но молчал. Я провела обход и зашла к себе в кабинет, чайку хлебнуть перед плановым кесаревым. В дверь постучали и потом вошел мой новый зам.

— Чаю налить? — совершенно равнодушно спросила я.

— Не откажусь. А вы профи, Екатерина Семеновна.

— Спасибо, на кесарево не хотите? Первородящая старшего возраста с ожирением и гистозом.

— С вами с удовольствием. Может перейдем на «ты»? И простите меня за утрешнюю сцену.

— Проехали, Роман. Нет, на «ты» рано.

— Понял, не дурак. Так почему вы до сих пор кандидат наук?

— Так некогда. Работать надо, просто руками и головой. Все как-то недосуг.

— А на кандидатскую времени хватило?

— Да, у меня депрессия была, пришлось бороться.

— Пил?

— Кто?

— Причина депрессии.

— Бывший муж, не, не пил, он правильный.

— А почему расстались?

— Разные взгляды на жизнь. У меня радикальные, я режу. А у него гуманные, он говорит. Вот и не сошлись характерами.

— А я мало зарабатывал. Понимаете, с тематических больных вообще не брал. Она нашла мента. А сын от мужа?

— Нет, не от мужа. Так, от безысходности. Пошли в операционную, пижаму, халат и мыться. Оперируете вы.

— Почему я?

— Потому что пока я здесь решаю, кто оперирует.

— Понял, до встречи в операционной.

То, что произошло в операционной, просто не укладывалось у меня в голове. Было впечатление, что он давно забыл, как делать кесарево. Я просто наорала на него и все сделала сама, оставив его лишь помощником. Он покраснел, разозлился и в глазах появились слезы. Но он быстро взял себя в руки. Впрочем, все прошло хорошо. Женщина в порядке и ребенок тоже. Но как мне быть? Что делать с неоперирующим профессором? И зачем Саша взял его на работу? И что мне делать в этой ситуации? Я не стукач, но он спросит, а я врать не умею. А ему и не вру никогда.

Я налила себе кофе и отхлебнула чуть, когда Роман влетел в мой кабинет.

— Екатерина Семеновна! Я надеюсь, то, что было в операционной, останется между нами!

— Не найдетесь, Роман. Шеф все узнает и не от меня. Там было слишком много свидетелей и еще камера. У нас все операции снимаются на камеру. Думаю, что вас он смотрел в прямом эфире.

— Почему не предупредили?

— О чем? Что операции снимают? А почему вы не предупредили, что скальпель в руках в принципе не держали? От вас зависели жизни! Или вы забыли, что это такое?

— Вы правы, я думал, что смогу. Но вы — ас.

— Вот поэтому я возглавляю отдел. Поняли?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Учить будете?

— Так я вроде не отказывалась. Как шеф скажет. Я начальство уважаю. (Вру, люблю, безумно люблю своего стареющего академика).

А дальше как в народной мудрости. Помяни черта, как он тут как тут. Корецкий в костюме и халате, лишь наброшенном на плечи, пинком открыл двери в мой кабинет и изрек все… после очень доходчивой речи он вызвал меня к себе в кабинет. Я обещалась, как только кофе допью.

— Катя, милая, ты просто умница! — приветствовал меня мой мужчина. — Ну и что с ним будем делать?

— Обломаем, воспитаем, научим…

— Уверена?

Я только пожала плечами.

***

Роман оказался способным учеником. Он вообще-то дураком и не был. Просто работа (диссертация) была у него чисто теоретическая. Он потратил на нее пять лет, и что такое пациенты, а тем более практика в операционной или родильном зале, практически забыл. Знания остались, уверенность штука приобретаемая, а способность концентрироваться и принимать решения у него была всегда. Мы сработались. У женщин он вызывал какие-то особенные эмоции. И этим он мне напоминал Сашку Борисова. Интересный внешне, очень импозантный и аккуратный, он был хорош. Женский персонал моего отдела с его появлением просто преобразился, причем это касалось и молоденьких акушерок, и бабы Дуси — санитарки в гинекологии. Если честно, мне он нравился. Нравилось его внимание, а мне оно доставалось с лихвой, его комплименты и ухаживания. Нравилось и все! Я чувствовала себя женщиной, красивой, желанной. Правда, любила я другого мужчину. Но флирт не измена. А я уже в том возрасте, когда нравиться еще очень хочется, но возможности все меньше и меньше. Роман же мне эту возможность предоставлял, и я пользовалась.

Времени вместе мы проводили предостаточно и, конечно, без слухов и домыслов не обошлось. И до моего академика доходили эти слухи, но он лишь посмеивался, подкалывал меня иногда. Но что очень обидно, даже не думал ревновать! А мне хотелось бурной сцены ревности, громкого проявления чувств или предъявления прав на меня в конце концов! Но все было тихо и обычно. Точно так же, как вчера и позавчера. А я мечтала… Да, я мечтала о бурных проявлениях чувств.

Вот так один день сменял другой. Я дежурила через два дня на третий и Роман тоже, но мы, естественно, не совпадали. Мы были наставниками, главными по смене. Встречались утром на планерке, затем обход, обсуждение тяжелых больных и операции, роды и все с начала. Каждое утро в моем кабинете в вазе появлялась алая роза и каждый день свежая. Я просила Романа не делать этого, но бесполезно. Хотя видеть ее и вдыхать ее аромат было безумно приятно.

Неделя выдалась суматошная, мой мальчик шел в школу. Покупала форму, рубашки. Убегала пораньше с работы, его из сада забирала и по магазинам. Вот и опять пришла уставшая, постирала, погладила. Александру Валерьевичу рубашки приготовила, Сашеньке тоже. Ужином моих мужчин накормила. Думала, в душ и спать, а не получилось. Срочно вызвали на работу. ЧП у них. Ну, я ноги в руки и бежать. Прибежала в приемный, а там меня уже Роман встречает.