Жанна Даниленко - Катя

Я уже откровенно смеялась.

— Саша, а мама что?

— Ну, бабуля ему обещала пирожки с грибами, торт «Наполеон» и варенье клубничное. Как-то так. То есть она с ним согласна и на него согласна. Понимаешь, мама, когда мне то же самое говорил отец, я понимал. И то, что Люба тебя приняла и полюбила, тоже понимал. А вот когда он говорит то же самое, то принять не могу. Я и ему сказал, что слишком люблю папу, и что ты его тоже до сих пор любишь. А он говорит, что это другое, что я просто должен понять, что в твоей жизни будут другие мужчины. Он мне не нравится, мама, и не нравится, как бабушка его обхаживает. Это не имеет отношения к устройству твоей личной жизни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Саша, у меня действительно будут еще мужчины, я очень надеюсь, что вы с Любой подарите мне внуков-мальчиков, а с мамой я поговорю, хотя сам знаешь, насколько с ней нелегко.

— Мама, почему вы с ним расстались?

— Потому что моей судьбой был не он, а вы с папой. Такова жизнь, сын!

Глаза моего мальчика потеплели. «Надо будет поговорить с мамой!» — пронеслось у меня в голове.

Но я, как всегда, не успела. Сначала дежурство, потом выходные, которые мы с сыном провели с Любой и ее семьей. Затем снова дежурство, потом сложная роженица, отказывающаяся от кесарева. Пришлось остаться с ней и все-таки делать кесарево далеко за полночь. Следующий день тоже выдался не самым легким. Устала как собака. До дома еле доползла. Думала, сейчас упаду в койку и до утра, и пусть хоть из пушек палить будут. Но дома меня ждало полное разочарование в виде Глеба.

— А вот и Катенька, — прощебетала моя мама. — Катюша, к нам Глеб заглянул.

Я прошла на кухню, поздоровалась.

— Я уже заходил как-то, — начал Глеб, — но тебя не было.

— Да, я все так же много работаю, и часто сверхурочно. Мама, Саша дома?

— Ушел к сестре. Так сказал. Увидел Глеба и быстренько собрался.

— Понятно. Глеб, ты по какому поводу? С сыном твоим все нормально, он дома. Почему же ты здесь?

— Соскучился за пирогами Людмилы Михайловны.

— А-а-а… Так наслаждайся. А я сейчас Сашеньку найду, в душ и спать. Извини. Устала я.

— Катенька, а ты пирог не будешь, что ли?

— Нет, мама, не хочется. Вы с Глебом сидите, а я правда устала, аж жить не хочу.

Я вышла в прихожую к телефону и набрала номер Любы. Мой сын занимался с Валеркой и Сережей, домой идти он не собирался. Обещал утром заскочить за портфелем и в школу. Сказал, что ел. Ну, если Люба дома, то точно ел.

Положив трубку, я отправилась в душ. Усталость почти вся смылась вместе с больничной грязью. Я натянула ночнушку и нырнула под одеяло.

Утром в кухню вплыла мама. Я пила кофе.

— Катя, неужели нельзя было поговорить с Глебом по-человечески?

— О чем? И вообще, что он делал в моем доме?

— Я его пригласила, он хотел увидеть тебя, поговорить. Он хороший человек.

— И?

— Что — и? Ты свободная женщина, он любит тебя.

— Он меня? Мама, не смеши. У него семья, ты в курсе?

— Он мне все объяснил, семья — ошибка. Просто случайность. Катя, вы были такой чудесной парой.

— Мама, мы развелись больше двадцати лет назад. Мы с Глебом абсолютно чужие люди. И если раньше я его хотя бы уважала, то сейчас нет. Он счастлив с Таней, у них сын. Она его любит. А я нет, я его не люблю. Ты понимаешь?

— Дочь, я хочу, чтобы ты была счастлива. Ты не можешь оставаться одна, тебе нужен мужчина.

Мама говорила так, как будто то, что я ни с кем не сплю, был самый важный вопрос в ее жизни.

— Глеб?

— Глеб. А почему нет?

— Я не стану рушить семью и он не нравится Сашеньке.

Я уже просто смеялась, мне было жутко интересно, куда ее занесет дальше.

— С Сашенькой я поговорю, он, конечно, эгоистичен, но должен понять. Катя, я всегда считала Глеба хорошей партией.

— Для кого?

— Для тебя.

— Именно потому, что я так не считала, мы с ним расстались много лет назад. Мама, если ты считаешь его таким завидным женихом, то выходи за него замуж. А если ты сама не хочешь, то давай договоримся: я в моем доме его видела последний раз. Мой сын последний раз ушел из дома потому, что ты приглашаешь гостей без моего ведома. Если ты не согласна с моими правилами совместного проживания, значит, ты будешь жить отдельно.

— Ты разменяешь квартиру?

— Нет. Я куплю тебе обещанную комнату.

— У тебя есть деньги?

— Тебе на отдельное жилье наскребу. Не в центре, а в пригороде, да хватит.

Мама сникла и ушла к себе. Настроение резко поднялось, и я отправилась на работу.

Переступив порог отделения, я поняла, что если с утра день не удался, то хорошего ждать не приходится. У моего кабинета стоял мужчина. Вот с него все и началось.

На вид этому породистому самцу было около сорока. Дорогая и очень стильная одежда говорили о немалом достатке. Я подошла к кабинету.

— Замятина — вы?

— Да, подождите, я переоденусь, и мы поговорим.

— У меня нет времени.

— А у меня рабочий день начинается через семь минут, так что придется три минуты из них подождать.

Я даже не успела сделать глоток воды, как он ворвался в кабинет.

— Можем говорить?

— Да, присаживайтесь.

— Короче, деньги для меня не проблема.

— И?

— Она сегодня поступает на сохранение. Так вот, я плачу за то, чтобы ребенка не было.

— Это как?

— Как знаете вы. А я плачу. Он мне не нужен. У меня есть жена, есть дети. Мне их — во! — Он поднес руку к горлу, сделав зверское лицо. — А она залетела, просто залетела по недогляду. Понятно?

— Понятно, без вашего участия!

— Вы мне голову не морочьте, я и на вас управу найду.

— Ищите да обрящете. Покиньте мой кабинет, хотите жаловаться, обращайтесь к директору. Женщина поступает на сохранение, следовательно, она заинтересована в ребенке, и ее мнение является основным. Понятно? Значит, мы беременность будем сохранять.

— Да в деньгах моих она заинтересована!

— Сами разбирайтесь со своими женщинами.

Он ушел, хлопнув дверью.

Дальше все было как обычно, обход, роды, потом еще роды. Затем медсестра спросила, куда положить поступающую женщину. Я сказала, что в палату, но мне объяснили, что она хочет отдельную палату, со всеми удобствами. Она платная. Распорядилась на счет палаты.

Потом отправилась к Роману. Его так женщины любят, вот пусть он этой платной и займется.

— Ром, возьмешь сохранение в тридцать недель?

— А сама что?

— Она платная, а я капризулек не люблю.

— Эта та, которая хочет ребенка, а любовник деньги всем сует, чтобы не было?

— Так это она?

— Катя, ты у нас сегодня с дуба того… другой не было. Ладно, просишь — возьму, только на обход со мной ходить будешь, и под назначениями расписываться, короче, веду ее я, а ответственность пополам. Катя, я в эти криминальные игры играть не хочу, у меня трое детей, понимаешь?

— Да, согласна.

Осмотрели мы ее, выслушали слезливую историю, как она ребеночка ждет, как любовник жениться не хочет, но обещает помогать. И еще, что кровать жесткая, телевизор без кабельного телевиденья. И спать она в десять не согласна. Короче, режим в отделении изменить надо, потому что она платит. Выслушали, переглянулись, и я обещала ей за Ромой следить, а как же. Рому-то жалко, он свой, и у него у самого трое, да жена-«ангел» в придачу.

Сделали мы назначения, платная Кузнецова успокоилась, ее крутой сожитель удалился, и я занялась своими делами. Но недолго. Минут через сорок ко мне в кабинет вошел Борисов.

— Екатерина Семеновна, — вот так с порога и сразу к делу, — расскажите о состоянии Кузнецовой.

— А что рассказывать, угрозы отслойки плаценты нет, матка в тонусе, все. Ну, еще простыни не с тем рисунком, матрац жесткий, и кабельного нет.

— Все? — Его глаза смеялись.

— Да нет, Саша, не все. Сожитель требовал прервать беременность, но за отдельную палату платит.

— Он был у меня, просил понять, как мужчина мужчину.

— А ты?

— Послал! Причем почти матерно. Еще сказал, что может жаловаться куда угодно. У меня в кабинете камеры и запись разговора я сохраню. Она что?

— Плачет, переживает угрозу. Весь смысл в этом ребенке.

— Что-то вы не очень убедительно говорите.

— Как чувствую, так и говорю.

— Не верите?

— Нет. Саша, у меня, может, просто настроение.

— Из-за Глеба Ефимовича? Подождите, дайте сказать. Я все понимаю, и реакцию Саши тоже. Но я не думаю, что Сашенька или Люба будут препятствовать вашей личной жизни. Я вчера говорил с Сашей, и он понимает. Вам нет еще и пятидесяти, вы еще и родить можете.

— В теории могу. Саша, пойми, Глеб — давно перевернутая страница. А его визиты — это инсинуации моей мамы. Не больше.

— А Роман Владимирович?

— Он женат.

— Исчерпывающий ответ.

— Я не стану рушить семью, мы друзья и точка. И вообще, почему тебя так волнует моя личная жизнь?

— Потому что она не устроена. Потому, что вы очень интересная женщина с невероятно красивым внутренним миром. Потому, что я вас люблю.

— Вы моя семья, мне хватает. И спасибо, что Сашеньке мозги вправляете. Я так переживаю…

— Я за своих тоже. Но про личную жизнь не забывайте.

— Уверяю тебя, что о каких-либо изменениях ты узнаешь в числе первых.

Он подмигнул мне и ушел. «Мальчишка», — пронеслось в голове.

Перед уходом зашла к Кузнецовой, предупредила постовую, что она мне головой за нее отвечает, и пошла домой. За сыном соскучилась жуть, сутки не видела моего мальчика.

У подъезда меня ждал Глеб.

— Катя!

— Что? — внутри не шевельнулось ничего, пустота.

— Катя, я хотел…

— Меня? — я перебила его, — И в качестве кого? Любовницы? Зачем? Потому что у меня умер муж, а я половозрелая баба в состоянии начинающегося климакса? Что, от меня так несет гормонами и похотью, что ты не смог пройти мимо?

— Катя, почему так грубо? — он выглядел расстроенным, но глаза улыбались, вот прямо через грусть, все равно улыбались.

— Зато точно, так, как есть, без приукрас и бредней про любовь. Но нет, Глеб, мой ответ тебе — нет. Не трать свое время. Ты привлекательный самец, найди себе самку помоложе, чтобы в рот заглядывала и дурой не была. Ты можешь начать все с чистого листа. Я не буду напоминать тебе о семье, это твоя проблема, и, если ты бежишь от Татьяны к бывшей, то, видимо, там не сахар. Ведь у нас тоже сладкой жизнь не была.

— Все сказала?

— Все! А ты все понял?

— Идиотом никогда не был. Мы дружить можем?

— Нет. У нас нет ничего общего, за что можно зацепиться. Если мне нужен будет специалист, я выберу тебя, а друг будет другой.

Он ухмыльнулся и ушел. Тогда я думала, что навсегда.

У меня проблемы с Сашей. Теоретически я все понимаю, а практически схожу с ума. Ему почти шестнадцать. А я, клуша, не готова к переходному возрасту сына. Любуюсь им, красивый, милый, обаятельный, родной и необыкновенный, но столько заморочек! А я правильная, мне покой подавай!

Задержался после уроков — хоть караул кричи! А еще мама все названивает, каждые десять минут. Способствует работе! Где я буду искать сына, когда я на своем посту и отлучиться никак не могу? Я работаю, а он домой не торопится. У него друзья, девочка звонит, раз пять-семь каждый вечер. А у моего мальчика глазки загораются, и он с ней уси-пуси. У меня само собой, душа в пятки, как бы не вышло чего. Мама так вообще таких страхов понаговорила, что просто жуть. И на работе проблемы. Платная Кузнецова все лежит. Выписать я ее боюсь, вдруг ее любовник устроит диверсию до родов, а виноваты будем мы. Не предусмотрели, хотя знали.

Да и еще на работу выходит Ирочка, Ромина жена. Устала девочка дома сидеть.

Я успела только халат накинуть, как в двери вошла дородная баба. Кило так сто десять на вид.

— Екатерина Семеновна, я сегодня к работе приступаю. Только делать я ничего не умею. Что умела, то забыла.

— Ирина Николаевна?

— Ну да.

— Со мной будете. Я буду учить. Теорию сами, а практику со мной.

Мы с ней мило поговорили и о работе, и о гормональных сбоях, тщательно скрываемых от мужа. И о том, что она по сути своей больная несчастная баба с двумя маленькими дочками, матерью — подарком типа моей, и мужем, который лишнее дежурство предпочитает общению с женой и детьми. Она, конечно, не идеальна и много чего в своей жизни сама нагородила. Но кто из нас, живя, не совершал ошибок. Ведь все мы думаем, что правы, а расхлебываем потом по полной. Я прониклась, мне стало жаль ее. Ведь не виновата она в том, что не пара Роме. Что повелась на красивого умного мужика, который сам стал подкатывать. И не виновата в том, что решила построить с ним свое счастье. Но счастья не случилось, случились лишь две дочки и огромная куча проблем. Ушла красота и то, что любил в ней муж. За милой внешностью он сначала не заметил ее внутреннего мира, а позже было просто некогда и не до того. Так они и жили, два чужих разных человека, объединенных только обязанностями и ответственностью. В принципе, их обоих было безумно жалко, потому что жизнь шла и шла. А счастья не было.