Дети спали на втором этаже. Каждый получил свою сказку и свой поцелуй.

В одиннадцать часов в замке повернулся ключ, Софи оглянулась и увидела на пороге Матиаса с широкой улыбкой на лице.

– Тебе повезло, Антуан еще не вернулся, – заметила Софи вместо приветствия.

Матиас бросил бумажник в специальную вазочку для мелочи, стоящую у входа, подошел к Софи, поцеловал в щеку и спросил, как прошел вечер.

– Отбой на полчаса позже положенного, но таково право нянь, приглашенных тайно. У Луи какие-то неприятности, он был очень огорчен, но я так и не вытянула из него, в чем дело.

– Я займусь этим, – пообещал Матиас.

Софи потянула с вешалки свой шарф, обернула его вокруг шеи и указала в сторону кухни.

– Я приготовила там на тарелке ужин для Антуана. Я его знаю, он вернется с пустым животом.

Матиас подобрался поближе и захрустел огурчиком. Софи хлопнула его по руке.

– Я сказала, для Антуана! Ты что, не ужинал?

– Времени не было, – признался Матиас, – я после кино бегом бежал: кто мог подумать, что фильм такой длинный.

– Надеюсь, дело того стоило? – насмешливо спросила Софи.

Матиас посмотрел на ломтики холодного мяса, разложенные на тарелке.

– Везет некоторым!

– Ты голоден?

– Нет, беги, тебе лучше уйти до его возвращения, а то он что-нибудь заподозрит.

Матиас приподнял прозрачную крышку с блюда с сыром, взял кусочек грюйера и сжевал его без особого аппетита.

– Ты поднималась на второй этаж? Антуан там все переделал на моей половине. Как тебе новая обстановка? – спросил он с полным ртом.

– Симметрично! – ответила Софи.

– Что значит «симметрично»?

– Это значит, что ваши комнаты похожи, как две капли воды, даже лампы на ночных столиках одинаковые, просто смешно.

– Не вижу, что в этом смешного, – возразил задетый Матиас.

– Было бы неплохо, если б где-нибудь в этом доме нашлось место, где «у тебя» означало бы «у тебя», а не «я живу у моего приятеля»!

Софи надела пальто и вышла на улицу. Ночной холод тут же пробрал ее насквозь, она поежилась и прибавила шагу. Ветер гулял по Олд-Бромптон-роуд. Лисица – в городе их было множество – какое-то время бежала в нескольких метрах от нее по ту сторону решетки парка Онслоу-Гарден. На Бьют-стрит Софи увидела «остин» Антуана, припаркованный перед бюро. Ее рука легко коснулась кузова, она подняла голову и несколько мгновений глядела на освещенные окна. Потом плотнее запахнула шарф и продолжила свой путь.

В мансарде дома, расположенного в нескольких кварталах, она не стала зажигать свет. Джинсы соскользнули с ног, она оставила их комом лежать на полу, отбросила свитер и тут же забралась в постель; листья платана, виднеющиеся через маленькое окошко в потолке над кроватью, серебрились в свете луны. Она повернулась на бок, обняла подушку и стала ждать, когда придет сон.

***

Матиас поднялся по лестнице и приложил ухо к двери комнаты Луи.

– Ты спишь? – прошептал он.

– Да! – ответил мальчик.

Матиас повернул ручку, и лучик света протянулся до кровати. Он зашел на цыпочках и улегся рядом.

– Давай поговорим об этом, хочешь? – спросил он.

Луи не ответил. Матиас попробовал приподнять краешек одеяла, но ребенок плотно завернулся в него и держал изо всех сил.

– Знаешь, иногда это совсем не смешно, то, что ты делаешь, иногда это очень даже противно!

– Расскажи хоть что-то, старина, – попросил Матиас ласково.

– Мне из-за тебя влетело.

– Что я такого сделал?

– А ты как думаешь?

– Это из-за записки мадам Морель?

– А что, ты многим учительницам написал? Тогда можешь мне объяснить, почему именно моей ты сказал, что ее губы сводят тебя с ума?

– Она тебе прочла? Вот гадость!

– Она сама гадкая!

– Э нет, ты не должен так говорить! – возмутился Матиас.

– Почему это не должен? Скажешь, она не гадкая, эта пингвина-Северина?

– Какая еще Северина? – вздрогнул Матиас.

– У тебя что, память отшибло? – в ярости высунул голову из-под одеяла Луи. – Это моя учительница! – прокричал он.

– Да нет… ее зовут Одри, – убежденно заявил Матиас.

– Может, я все-таки лучше знаю, как зовут мою учительницу?

Матиас был совершенно уничтожен, а Луи всерьез заинтересовался личностью этой загадочной Одри.

Крестный живописал в мельчайших деталях образ молодой женщины с прелестным чуть надтреснутым голосом. Луи посмотрел на него с глубокой грустью.

– Это у тебя в голове что-то треснуло, потому что твоя Одри – журналистка, которая готовит репортаж о нашей школе.

И поскольку Луи замолчал, Матиас закончил за него:

– Вот дерьмо!

– Точно, и ты сам нас в него посадил, должен тебе напомнить! – добавил Луи.

Матиас сказал, что он лично перепишет сто раз строчку «я никогда больше не буду грубить учительнице» и подделает подпись Антуана под замечанием в дневнике, в обмен на это Луи обязуется хранить молчание об инциденте. После некоторого раздумья мальчик решил, что сделка недостаточно выгодна. Вот если крестный добавит два последних альбома комиксов «Кальвин и Гоббс», возможно, у него появится желание повторно рассмотреть поступившее предложение. Договоренность была достигнута в одиннадцать часов тридцать пять минут, и Матиас покинул комнату.

Он едва успел забраться под одеяло, как вернулся Антуан и стал подниматься по лестнице. Заметив полоску света, он постучал и зашел, не дожидаясь ответа.

– Спасибо за тарелку с ужином, – сказал Антуан, явно растроганный.

– Не за что, – зевая ответил Матиас.

– Не следовало так беспокоиться, я же сказал, что поужинаю с Маккензи.

– Я забыл.

– Все в порядке? – спросил Антуан, вглядываясь в друга.

– Все просто потрясающе!

– Ты какой-то странный, нет?

– Просто устал. Боролся со сном, дожидаясь тебя.

Антуан поинтересовался, все ли нормально с детьми.

Матиас сказал, что заходила Софи, и они провели вечер вместе.

– Вот как? – отреагировал Антуан.

– Тебя это не смущает?

– Нет, почему это должно меня смущать?

– Не знаю, ты какой-то странный.

– Значит, все прошло хорошо? – продолжал настаивать Антуан.

Матиас попросил говорить тише, дети спят. Антуан пожелал ему доброй ночи и ушел. Тридцать секунд спустя он вновь приоткрыл дверь и посоветовал другу снять плащ перед сном, дождя сегодня больше не будет. В ответ на удивленный взгляд Матиаса он заметил, что воротник плаща высовывается из-под одеяла, и закрыл за собой дверь без дополнительных комментариев.

8

Антуан зашел в ресторан с большой папкой для рисунков под мышкой. За ним следовал Маккензи, таща подставку, которую и водрузил посреди зала.

Ивонне было предложено сесть за столик и оценить проект обновления зала и бара. Инженер расставил эскизы на мольберте, а Антуан принялся излагать подробности.

Счастливый тем, что наконец-то нашел способ завладеть вниманием Ивонны, Маккензи демонстрировал картинки, при каждом удобном случае присаживаясь рядом с ней, то чтобы показать каталог осветительных приборов, то чтобы вместе просмотреть пробники цветов.

Ивонна пребывала в полном восторге, но, хотя Антуан и остерегся показывать ей полную смету, она уже подозревала, что это предприятие намного превышает ее финансовые возможности. Когда показ завершился, она поблагодарила за проделанную работу и попросила неподражаемого Маккензи оставить ее наедине с Антуаном: ей необходимо побеседовать с ним конфиденциально. Маккензи, чье богатое воображение временами оставляло его близких в полном недоумении, сделал из этого вывод, что Ивонна, потрясенная его творческими способностями, желает немедленно обсудить с патроном то глубокое волнение, которое он, Маккензи, пробудил в ней.

Зная, что ее отношения с Антуаном строятся на полном взаимопонимании и откровенности, он собрал подставку, папку с эскизами и удалился, не преминув стукнуться сначала об угол стойки, потом о дверной косяк. Когда в зале вновь воцарилось спокойствие, Ивонна положила свои руки на руки Антуана. Маккензи подглядывал за этой сценой, привстав на цыпочки за окном витрины, и рухнул на колени, заметив волнение в глазах Ивонны… Дело двигалось в нужном направлении!

– Это замечательно, то, что вы сделали. Я просто не знаю, что сказать.

– Достаточно будет, если ты выберешь наиболее удобный для тебя уик-энд, – ответил Антуан. – Я все устроил так, чтобы тебе не пришлось закрывать ресторан на неделе. Рабочие придут в субботу утром, и к вечеру воскресенья все будет закончено.

– Милый мой Антуан, у меня нет ни одного свободного гроша, чтобы оплатить хотя бы краску для стен, – проговорила она дрогнувшим голосом.

Антуан пересел на другой стул, поближе к ней. Он объяснил, что подвалы его бюро забиты банками с краской и прочими строительными атрибутами, оставшимися после других строек. Маккензи разработал проект обновления ее ресторана, исходя из подручных материалов, которые только загромождают их подсобки. Кстати, именно отсюда и взялся несколько барочный стиль, но сейчас это последний писк. Во всяком случае, в его бюро. А когда он добавил, что она не представляет, какую услугу ему окажет, избавив от всего этого барахла, глаза Ивонны затуманились. Антуан обнял ее.

– Перестань, Ивонна, а то я тоже заплачу; и потом, деньги здесь ни при чем, это просто в радость, и тебе, и, главное, всем нам. Ведь мы обедаем у тебя каждый день, так что мы первые получим удовольствие от новой обстановки.

Она вытерла щеки и попеняла ему за то, что он заставил ее расплакаться, как девчонку.

– Ты еще расскажи мне, что те красные светильники, которые Маккензи показывал мне в своем новеньком каталоге, тоже остатки от какой-то стройки.

– Это образцы, которые присылают нам поставщики! – нашелся Антуан.

– Как же ты не умеешь врать!

Ивонна обещала подумать, Антуан настаивал, они уже подумали за нее. Они начнут работы через несколько недель.

– Антуан, почему ты это все делаешь?

– Потому что это доставляет мне удовольствие.

Ивонна заглянула ему в глаза и вздохнула:

– Тебе еще не надоело заниматься всеми на свете? Когда ты наконец решишься сбросить с плеч бочку, которую упорно тащишь?

– Когда допью ее до конца.

Ивонна наклонилась и взяла его руки в свои:

– Неужели ты думаешь, милый мой Антуан, что люди ценят тебя потому, что ты оказываешь им услуги? Я не буду любить тебя меньше оттого, что мне придется самой заплатить за свой ремонт.

– Некоторые из моих знакомых отправляются на другой конец света, чтобы делать добро людям; я же стараюсь делать, что могу, для тех, кого люблю и кто рядом.

– Ты хороший человек, Антуан, перестань наказывать себя за то, что Карина уехала.

Ивонна поднялась.

– Итак, если я соглашусь на ваш проект, мне нужна смета! Это ясно?

Выйдя на тротуар, чтобы вылить ведро в водосточный желоб, Софи удивилась, заметив Маккензи, стоящего на коленях перед витриной ресторана Ивонны, и спросила, не нужна ли ему помощь. Инженер подскочил, заверил, что у него просто развязался шнурок, но все уже в порядке. Софи покосилась на его старые мокасины, пожала плечами и вернулась к себе.

Маккензи снова зашел в зал. У него были некоторые сомнения насчет светильников, которые он показывал Ивонне, и это его очень беспокоило. Она подняла глаза к небу и отправилась на кухню.

***

У мужчины были черные ногти, а изо рта несло прогорклым маслом от бесконечных порций рыбы с картошкой, которыми он объедался в течение дня. Сидя за стойкой этой мерзкой гостиницы, он разглядывал похотливыми глазками вторую страницу «Сан». Как и в каждом номере, там располагалась фотография почти обнаженной анонимной красотки в недвусмысленной позе.

Эния толкнула дверь и подошла к нему. Не поднимая глаз от фотографии, он удовольствовался тем, что грубым голосом осведомился, на сколько часов ей понадобится комната. Девушка спросила, сколько стоит неделя проживания, денег у нее не много, но она обещает вносить плату каждый день. Мужчина отложил газету и посмотрел на нее. Она неплохо выглядела. Поджав губы, он объяснил, что его заведение подобных услуг не оказывает, но он может ее выручить… так или иначе, всегда есть возможность договориться. Когда он положил руку ей на шею, она влепила ему пощечину.

Эния шла, опустив плечи и испытывая ненависть к этому городу, где все у нее шло наперекосяк. Сегодня утром хозяин квартиры выгнал ее, потому что она уже месяц не платила ему.

В одинокие вечера, а их было много, Эния вспоминала теплый песок, который она пересыпала в ладонях, когда была ребенком, – ее пальцы помнили песчинки.

Странная судьба выпала Энии: подростком она жила в крайней нужде, мечтая хоть раз, хоть когда-нибудь понять, что значит слово «слишком», – и вот сегодня это было действительно слишком.