Дэвид Левитан - Каждый новый день

Она продолжает сохранять дистанцию; не стоит ожидать, что сегодня мы будем склоняться друг другу на плечо или браться за руки. Сегодня нас сближают только слова. А я рад и этому.

Мы возвращаемся к машине и доедаем остатки нашего завтрака. Потом еще гуляем и разговариваем. Меня удивляет, как много деталей из своих жизней я, оказывается, помню и могу ей об этом рассказать. Рианнон, в свою очередь, тоже удивляется, что в ее единственной жизни событий не меньше, чем в моих многочисленных. Мне так интересно узнавать, как живут нормальные люди – их жизнь так не похожа на мою! – что ей самой собственная жизнь начинает казаться чуть интереснее.

Я бы согласился беседовать так хоть до полуночи. Но в пять пятнадцать она бросает взгляд на свой мобильник и говорит:

– Нам пора отправляться. А то Джастин нас заждется.

А я как-то и забыл о назначенной встрече.

Мне кажется, что ее исход предрешен. Я – красотка, каких поискать. Он – типичный сексуально озабоченный болван. Думаю, у меня все получится.

Надеюсь, Рианнон права, и Эшли потом вспомнит только то, что я захочу или что придумает ей подсознание. Не то чтобы я собирался заходить далеко. Все, что мне нужно, – подтверждение готовности к этому Джастина, реально совращать его я не буду. Эшли нельзя подставлять.

Рианнон подъезжает к ресторанчику в стороне от шоссе, который славится блюдами из моллюсков. Я честно сверяюсь с памятью и убеждаюсь, что у Эшли нет аллергии на морепродукты. По правде говоря, она обманывала саму себя, считая, что у нее «аллергия» на многие продукты: такой у нее способ заставить себя соблюдать диету. Моллюски не входят в этот перечень.

Когда мы входим в зал, все головы поворачиваются в мою сторону. В основном они принадлежат мужчинам старше меня лет этак на тридцать. Я уверен, что Эшли давно привыкла к такой реакции, но меня это серьезно напрягает.

Хотя Рианнон и беспокоилась о том, что бедному Джастину придется нас ждать, сам он приходит минут на десять позже нас. Забавно смотреть на его лицо в тот момент, когда он только меня замечает. Ну да, Рианнон сказала ему, что к ней приехала какая-то там подруга, но тогда он еще не представлял, кого увидит. Он небрежно здоровается с Рианнон, не сводя с меня глаз.

Мы усаживаемся за столик. Поначалу я слишком увлечен наблюдением за Джастином, чтобы следить за реакцией Рианнон. А она уходит в себя, сидит как замороженная, тихая и робкая. Не знаю, в чем причина: то ли в том, что здесь Джастин, то ли в том, что здесь Джастин – и я.

Сегодня мы так были увлечены беседой, что даже не сообразили придумать, что будем говорить Джастину. Так что когда он начинает задавать вполне естественные вопросы, вроде «а как мы с Рианнон познакомились?» и «а как так получилось, что он обо мне ни разу не слышал?», мне приходится придумывать ответы на ходу. Рианнон ведь, прежде чем соврать, надо еще подумать. А для меня ложь естественна, как дыхание: это порождение обстоятельств моей жизни, странной и невероятной для обычных людей.

Я говорю ему, что наши матери в школе были лучшими подругами. Я живу в Лос-Анджелесе (почему бы и нет?), занимаюсь прослушиванием для телешоу (а я это умею). Мы с матерью приехали на Восточное побережье на неделю, и она захотела навестить свою старую подругу. За годы нашего знакомства мы с Рианнон часто встречались, и последний раз совсем недавно.

Кажется, Джастин ловит каждое мое слово, но на самом деле он не слышит ничего. Я легонько касаюсь ногой его ноги под столом. Он делает вид, что не замечает. Рианнон тоже «не замечает».

Я веду себя довольно нахально, но все же делаю вид, что пытаюсь соблюсти приличия. Несколько раз дотрагиваюсь до руки Рианнон, озвучивая какую-нибудь свою мысль, и когда таким же образом касаюсь Джастина, это выглядит вполне естественно. Упоминаю одного известного голливудского актера, с которым целовалась на вечеринке, но ясно даю понять, что это было так, между делом.

Я хочу вызвать Джастина на ответные действия, но он пока, кажется, не поддается. Особенно мне мешает стоящая перед ним на столе еда. Вот как распределяется его внимание, по убывающей: еда, Эшли, Рианнон. Я сижу, обмакиваю котлетки из крабового мяса в соус тартар; воображаю, как возмущалась бы Эшли этим фактом!

Покончив с едой, Джастин концентрируется на мне. Рианнон немного оживает и пытается копировать мои действия: тоже начинает прикасаться к его руке. Он не отодвигается, но, кажется, не особенно и доволен; ведет себя так, будто стесняется ее. Думаю, это хороший знак.

Наконец Рианнон заявляет, что ей нужно в туалет. Вот он, случай дать ему возможность сделать что-то непоправимое. Чтобы она увидела его истинное лицо.

Начинаю с того, что опять касаюсь его ногой. На этот раз он свою не убирает.

– Эй, привет! – восклицаю я.

– Привет, – отвечает он. И улыбается.

– Чем потом думаешь заняться?

– После обеда?

– Да, после обеда.

– Ну, не знаю еще.

– Может, вместе что-нибудь придумаем? – предлагаю я.

– Ага. Может быть.

– А может, только вдвоем?

Щелк. Он врубается наконец.

Готовлюсь к атаке. Трогаю его за руку. Говорю:

– Думаю, было бы интересно.

Мне нужно, чтобы он наклонился ко мне. Нужно, чтобы он уступил своим желаниям. Чтобы сделал следующий шаг. А все, чего добиваюсь, – бесцветное «да».

Он оглядывает зал: нет ли где Рианнон; смотрит на людей: замечают ли они происходящее.

– Притормози, детка, – лениво тянет он.

– Да все нормально, – убеждаю я его. – Ты мне и в самом деле нравишься.

Он откидывается на стуле. Качает головой:

– Мм… нет.

Эшли слишком активна. Ему нужно, чтобы инициатива исходила от него.

– А почему нет? – не понимаю я.

Он смотрит на меня, как на полную идиотку.

– Что значит почему? – говорит он. – А как же Рианнон? Ну ты даешь!

Я пытаюсь найти достойный, остроумный ответ, но в голову ничего не приходит. Да это уже и не имеет значения: Рианнон возвращается.

– Не хо-чу, – раздельно произносит она. – Прекращай.

Джастин, ну как есть болван, думает, что она обращается к нему.

– Да я ничего и не делаю! – возмущается он. Его нога теперь на надежном расстоянии от моей. – Эта твоя подружка слишком много себе позволяет.

– Не хочу, – повторяет она.

– Все-все, – успокаиваю я. – Извини.

– Вот-вот, извиниться не помешает! – кричит Джастин. – Боже ты мой, не знаю, чем вы там занимаетесь в своей Калифорнии, а здесь мы вам не позволим!

Он резко встает. Я украдкой бросаю взгляд на его брюки в области паха и замечаю по крайней мере один результат своих усилий. Но у меня нет возможности указать на это Рианнон.

– Я ухожу, – говорит он. Затем демонстративно целует Рианнон прямо на моих глазах. – Спасибо, детка, – нежно произносит он. – Завтра увидимся.

Со мной он и не думает попрощаться.

Мы с Рианнон остаемся одни.

– Извини, – повторяю я.

– Да нет, это я виновата. Мне следовало знать.

Я жду продолжения, что-нибудь вроде «а я ведь тебе говорила…», и не ошибаюсь.

– А я ведь тебе говорила, что ты не понимаешь. Ты не сможешь нас понять, – горько говорит она.

Приносят счет. Я пытаюсь заплатить, но она отмахивается.

– У тебя ведь нет своих денег, – говорит она. И это ранит меня еще больше, чем все остальное.

Я понимаю, что ей хочется побыстрее закончить этот день. Забросить меня домой, позвонить своему Джастину и извиниться перед ним. Чтобы у них опять все стало хорошо.

Как только я просыпаюсь на следующее утро, сразу бросаюсь к компьютеру. От Рианнон нет ничего. Я посылаю ей еще одно извинение. Еще раз благодарю за вчерашний день. Иногда кажется, что после того, как нажимаешь «отправить», твои слова летят прямо к сердцу адресата. А иногда чувствуешь, что твои слова падают в пустоту. Сегодня – как раз такой случай.

Захожу на сайты социальных сетей, дабы проведать своих знакомцев. Вижу, что Остин и Уго не изменили статуса своих отношений, они по-прежнему вместе. Страница Келси закрыта для не-френдов. Значит, кое-что мне все же удалось: в одном случае что-то сберечь, а в другом – создать надежду на спасение.

Я должен напоминать себе, что не все так плохо.

А вот и Натан. Шумиха вокруг него не утихает. Преподобный Пул приводит новые свидетельства одержимости, и новостные сайты жадно за них хватаются. Даже агентство «The Onion»[10] вступает в дело, публикуя материал под заголовком «УИЛЬЯМ КАРЛОС УИЛЬЯМ – ПРЕПОДОБНОМУ ПУЛУ: ДЬЯВОЛ ЗАСТАВИЛ МЕНЯ ОБЪЕСТЬСЯ СЛИВАМИ». Если уж этой темой озаботились записные остряки, значит, другие, менее остроумные, люди верят всей этой чепухе.

Но что я могу с этим поделать? Натан требует доказательств, а мне нечего ему предъявить существенного. Все, что у меня есть, – пустые слова, а разве словами что-то докажешь?

Сегодня я – парень, и зовут меня Эй-Джей. У него диабет, так что у меня появляется целая куча дополнительных забот. Я уже пару раз был диабетиком, и первый раз мне пришлось особенно несладко. Не потому, что диабет нельзя держать под контролем. Просто мне приходилось полагаться на многословные инструкции, которые хранились в памяти тела, чтобы знать, на какие симптомы нужно обращать внимание и как поступать в каждом случае. Кончилось все тем, что я прикинулся заболевшим, моя мать осталась дома и вместе со мной следила за моим состоянием. Теперь же я чувствую, что могу справиться и сам, хотя и придется быть повнимательнее к нуждам тела. Гораздо внимательнее, чем обычно.

Эй-Джею приходится соблюдать массу ограничений, хотя он, видимо, к ним уже привык. Он очень любит спорт (играет в футбол за университетскую команду), но его настоящая любовь – это бейсбол. Его голова набита разнообразной статистикой, он постоянно составляет и сравнивает различные комбинации фактов и цифр. Между тем сейчас его комната выглядит как настоящий алтарь «Битлз», причем понятно, что Джордж – безусловный фаворит. Нетрудно сообразить, что он сегодня наденет: весь его гардероб состоит из голубых джинсов и рубашек одного и того же фасона. А бейсболок у него такое количество, что и представить себе невозможно. Хотя ему и не разрешают надевать их в школу.

Какое облегчение быть парнем, который не возражает против автобуса! Его там ждут друзья, и единственное, что огорчает его сегодня: вот он съел завтрак – и не наелся!

У Эй-Джея сегодня в школе обычный день, и я стараюсь забыться, занимаясь его повседневными делами.

Но между третьим и четвертым уроками меня рывком возвращает к реальности. Потому что прямо в холле я вдруг встречаю Натана Долдри.

Поначалу мне кажется, что я обознался. Думаю, найдется немало парней, похожих на него. Потом я вижу, как на него реагируют другие ребята: как на ходячий анекдот. Он пытается делать вид, будто не обращает внимания на насмешки, подколки и ехидные замечания. Но нельзя не заметить, насколько ему неуютно.

Я думаю : Он это заслужил. Нужно было промолчать. Не раздувать эту тему .

А потом приходит другая мысль : Ведь это все – моя вина. Все его неприятности – из-за меня.

Память Эй-Джея сообщает мне, что в начальной школе они с Натаном дружили, да и по сей день – хорошие приятели. Так что когда я весело с ним здороваюсь, это не выглядит неестественно. Он тоже мне кивает.

Меня он не видит. Он видит только Эй-Джея.

Мы с приятелями сидим за ланчем. Кто-то спрашивает меня о вчерашней игре. Я отвечаю что-то неопределенное: все время приходится сканировать память.

Краем глаза замечаю Натана. Он садится за отдельный столик; к нему никто не подсаживается. Я помню, что раньше у него были друзья, хотя он и редкий зануда. Теперь они все, похоже, разбежались.

– Пойду поболтаю с Натаном, – сообщаю я приятелям.

Кто-то из них откликается с презрением, растягивая слова:

– Да о чем с ним разговаривать? Меня он уже достал до печенок!

– Я слышал, он сейчас занимается ток-шоу, – вступает другой.

– Можно подумать, дьяволу нечем больше заняться, кроме как гонять на «субару» по субботним вечеринкам.

– Да я серьезно.

Опасаясь, что обсуждение затянется, я говорю им, что, мол, увидимся позже, и забираю свой поднос.

Натан видит, что я направляюсь к нему, и все же выглядит слегка удивленным, когда я подсаживаюсь.

– Не возражаешь? – вежливо спрашиваю я.

– Нет, – отвечает он. – Конечно садись.

Не знаю, зачем это мне. Вспоминаю его последнее сообщение – ДОКАЖИ! – и чуть ли не жду, что эти слова сейчас вспыхнут в его глазах и мне придется с этим что-то делать. Ведь я и есть то самое доказательство. Я сижу прямо напротив него. Но он этого не чувствует.