Дэвид Левитан - Каждый новый день

Их отношения развивались не гладко, но в основе всегда оставалось одно: Дон воспринимала Вика таким, каким тот хотел быть. Несмотря на то что родители Вика и его приятели и посторонние не могли не видеть в нем ту, которой он больше не желал быть, Дон видела в нем только его самого. Никакой неопределенности. Перед ней была вполне конкретная, ясная и понятная личность.

Пока я анализирую и сопоставляю все эти воспоминания, я чувствую горячую благодарность и страстное желание любить! И эти чувства, конечно, не Вика: они мои собственные. Этого я хочу добиться от Рианнон и это хочу подарить ей.

Но как я смогу заставить ее разглядеть за неопределенностью меня, если и тела у меня считай что нет, а жизнь такова, что нам никогда не удастся связать свои судьбы друг с другом.

Я подъезжаю к школе во время последнего перед перерывом на обед урока и оставляю машину на обычном месте.

Сегодня я знаю, в каком классе занимается Рианнон. Встаю у дверей и жду звонка на перемену. Когда урок заканчивается, я вижу, как она выходит из класса в окружении других учеников: разговаривает со своей Ребеккой. Меня она пока не замечает; идет, не поднимая глаз. Двигаюсь за ней следом по коридорам и все гадаю, кто я: призрак ее прошлого, настоящего или все же будущего? Наконец Ребекка сворачивает в сторону, и я получаю возможность поговорить с ней наедине.

– Привет, – говорю я.

И вот он, этот момент: как обычно, перед тем как повернуться ко мне, мгновение она колеблется. Потом оборачивается, и опять же: вот оно, узнавание.

– Привет, – вздыхает она. – Это ты. И почему я уже не удивляюсь?

Не сказать что я мечтал о таком приветствии, но все же оно вполне объяснимо. Когда мы встречаемся наедине, я – ее любовь, а в школе – только нарушитель спокойствия.

– Поедим вместе? – предлагаю я.

– Пожалуй, – соглашается она. – Только сразу предупреждаю: потом мне нужно обязательно вернуться обратно.

Я отвечаю, что принял к сведению.

Мы идем молча. И я замечаю, что люди смотрят на нее по-разному. Некоторые – вполне доброжелательно, большинство же – с откровенной насмешкой.

Она видит это.

– Все знают, что я рокерская подстилка, – усмехается она. – И конечно, уже успела переспать со всей «Металликой». С одной стороны, это забавно, а с другой – вроде как и нет. – Она оглядывает меня с головы до ног: – Ты, однако, выглядишь абсолютной противоположностью себе вчерашнему. Даже не представляю, с кем я имею дело сегодня.

– Меня зовут Вик. Биологически я женщина, хотя чувствую себя мужчиной.

Рианнон опять вздыхает:

– Я и представить себе не могу, что это означает.

Начинаю было добросовестно объяснять, но она отмахивается.

– Давай уйдем из школы, ладно? И иди чуть поодаль. Кажется, так пока будет лучше.

Мне ничего не остается, как согласно кивнуть.

Мы отправляемся в закусочную, где всем посетителям за девяносто, а самое популярное, по-видимому, блюдо – яблочное пюре. Явно не место для сбора школьной тусовки.

Как только мы занимаем столик и делаем заказ, я спрашиваю ее о последствиях вчерашнего скандала.

– Не буду врать, что Джастин так уж расстроился, – начинает она. – К тому же недостатка в желающих его утешить не наблюдается. Я чуть не плачу от умиления! А Ребекка меня просто потрясла. Если бы была такая профессия – дружеский пиар, то она стала бы в ней асом, клянусь. Она так легко проглотила мою версию того небольшого происшествия.

– Что же ты ей наплела?

– Ну, я сказала, что Джастин – болван, а с тем рокером и не было ничего, мы просто стояли и разговаривали.

Первое я не стал бы опровергать, но второе утверждение даже для меня звучит слабовато.

– Извини, что так мерзко все получилось, – вырывается у меня.

– Да, хуже и быть не могло. Но давай уж наконец перестанем без конца извиняться друг перед другом. Иначе у нас каждая фраза будет начинаться с «извини…».

Теперь я слышу в ее голосе смирение, но не могу пока решить, с чем же она в действительности смирилась.

– Значит, ты девушка, которая на самом деле – парень? – меняет она тему.

– Что-то вроде того. – Я чувствую, что у нее нет желания углубляться.

– И долго ты сюда добирался?

– Часа три.

– И что ты сегодня пропускаешь?

– Пару контрольных да свидание с подружкой.

– И ты думаешь, это честно?

Секунду я озадаченно хлопаю глазами.

– О чем ты? – спрашиваю я наконец.

– Послушай, – начинает втолковывать она, – я очень рада, что ради меня ты проделал весь этот путь. Рада, не вру! Но я не спала почти всю ночь и сейчас злая, как собака, а когда получила утром твое сообщение, то подумала: а честно ли мы себя ведем? Не по отношению к тебе или ко мне, а ко всем тем людям, чьи жизни ты… посещаешь.

– Рианнон, но я всегда очень осторожно…

– Знаю, знаю. И всего лишь на один день. Но что, если именно сегодня должно было произойти что-то совершенно неожиданное? Что, если ее подружка именно сегодня решила устроить Вик грандиозный сюрприз, какой-нибудь вечер со свечами? Или ее напарница по лабораторным занятиям откажется работать без нее? А если… ну, не знаю. Что, если столкнутся машины, а она, по идее, должна была оказаться поблизости, чтобы спасти ребенка?

– А, вот в чем дело. – Мне становится легче. – Как тебе другой вариант: а что, если именно я должен был в это время проходить мимо? Если именно мне полагалось быть там? И если меня вдруг не окажется в том месте, все события пойдут в другом направлении? Разница будет бесконечно мала, но тем не менее?

– Но разве жизнь Вика не на первом месте?

– Это еще почему?

– Да потому, что ты у него лишь временный гость.

Возразить тут, конечно, нечего, однако от Рианнон я совсем не ожидал услышать ничего подобного. Она делает попытку сгладить неловкость, чтобы слова не звучали обвинением.

– Прости, я не хотела сказать, что твоя жизнь не так важна, как ее. Ты ведь знаешь, я так не думаю. Сейчас ты единственный, кого я люблю больше всего на свете.

– Да неужели?

– Что значит «неужели»?

– Вчера вот ты сказала, что не любишь меня.

Она мгновенно соображает, о чем речь:

– Я имела в виду того рокера, а не тебя.

Разговор оказывается не таким уж неприятным, как я подумал вначале. Хотя все сложные моменты никуда не делись.

Приносят наш заказ, но Рианнон, похоже, не до еды. Она сидит и задумчиво макает ломтики картошки в кетчуп.

– Я тоже люблю тебя, – говорю я ей.

– Знаю, – отвечает она. Вид у нее, однако, не очень радостный.

– Мы справимся со всем, что нас ждет. В самом начале отношений никогда не бывает все гладко. У нас пока черная полоса. Это ведь не пазл, где детали картины складываются единственным образом. В отношениях между людьми все по-другому. Эти детали нужно притирать и приспосабливать друг к другу, пока не соберется правильный рисунок.

– А твоя деталь меняет форму каждый день, – справедливо замечает она.

– Только внешнюю.

– Я понимаю. – Она наконец съедает один ломтик. – Правда, похоже, мне еще нужно поработать над своей частью картины. Сейчас все слишком закрутилось. И то, что ты здесь, только добавляет сложности.

– Я уйду, – обещаю я. – Как только поедим.

– Я этого не хочу. Но думаю, так нужно.

– Понимаю, – соглашаюсь я, действительно понимая, что она имеет в виду.

– Очень рада, – улыбается она. – А теперь расскажи об этом своем будущем свидании, о своей подружке. Хотелось бы знать, кому сегодня повезет больше, чем мне.

С утра я послал Дон эсэмэску, что в школе меня сегодня не будет, но на свидание я приду. После ее тренировки по хоккею на траве мы встретимся и пообедаем.

Я возвращаюсь домой, когда Вик обычно приходит из школы. Сижу в своей комнате и весь дрожу от волнения, как всегда у меня и бывает перед свиданиями. В шкафу у Вика обнаруживается целая куча разнообразных галстуков. Значит, обожает их носить. Подбираю элегантный набор одежды, может быть, слишком для него элегантный. Хотя если я правильно представляю себе Дон, думаю, она бы одобрила мой выбор.

Оставшееся до свидания время сижу в онлайне. От Рианнон – ничего. Натан прислал еще восемь сообщений. Их я даже не открываю. Перехожу на плейлист Вика и слушаю его любимые песни. Я часто пользуюсь этим способом, чтобы узнавать новые интересные композиции.

Еще нет и шести, а я уже в нетерпении топчусь у дверей. Довольно странно, что я так жду этой встречи. Можно списать все на эмоции Вика: если бы он сейчас контролировал свое тело, не сомневаюсь, чувствовал бы себя так же. Но это же мои ощущения, я не могу чувствовать его эмоции! Похоже, я с каждым днем все сильнее хочу стать частью чего-то реального.

Дон меня не разочаровывает. Ей очень нравится, как выглядит сегодня Вик: вместо «элегантно» она говорит, что он сегодня просто de bon air. Она рвется рассказать мне сегодняшние новости, и ее очень интересует вопрос, чем это я был так занят сегодня. Тут я уже вступаю на зыбкую почву (не хочется, чтобы завтра Вика поймали на вранье) и говорю, что неожиданно захотелось взять выходной. Чтоб никаких контрольных, никаких школьных коридоров, а просто ехать куда глаза глядят, где никогда раньше не бывал… но при этом не опоздать на свидание. В этом она меня с энтузиазмом поддерживает и даже не спрашивает, почему же я не пригласил ее на свою прогулку. Надеюсь, Вик запомнит в точности, что я ей рассказал.

Приходится работать как скорострельный пулемет, ныряя в память Вика и тут же выскакивая обратно, чтобы успевать реагировать на известные им обоим вещи, как это делал бы он. Вик абсолютно правильно судит о ней: она легко и естественно принимает его таким, каков он есть. Это так чудесно! И много не болтает. Все остается между ними.

Я, конечно, понимаю, что их обстоятельства отличаются от наших с Рианнон. Я не Вик, а Рианнон не Дон. Но меня так и тянет на аналогии. Какая-то часть меня хочет, чтобы мы так же легко и свободно смогли выйти за пределы общепринятого. Я жажду такой же страстной и беззаветной любви.

Они обе приехали на своих машинах, но Вик по просьбе Дон едет за ней до дома, просто чтобы проводить ее до двери и должным образом поцеловаться на прощанье. Я нахожу это очень милым, и вот мы идем под ручку вверх по внешней лестнице. Не имею понятия, дома ли ее родители, но если ей все равно – то мне тем более. Мы подходим к их сетчатой двери и мнемся там какое-то время, похожие на жениха с невестой, какими их показывают в фильмах пятидесятых годов. Наконец Дон обнимает меня и крепко целует. Я отвечаю ей не менее страстно, и мы движемся теперь не к двери, а к кустам. Она тянет меня назад, в сторону от света, и я ощущаю ее всю, целиком, это чувство такое сильное, что я просто теряю голову, или, вернее, теряю связь с воспоминаниями Вика и становлюсь самим собой, и мои губы шепчут: Рианнон . Поначалу мне кажется, что Дон не расслышала, но она вдруг на мгновение отстраняется и с удивлением спрашивает, что я сейчас такое сказал. Я отвечаю, что так называется одна песня (разве она ее не помнит?) и мне всегда было интересно, что означает это слово, но эта песня подходит нам сейчас как нельзя лучше. А Дон говорит, что понятия не имеет, какую песню я имею в виду, но это ничего не значит, она уже привыкла к моим причудам, и я обещаю потом дать ей послушать, и все это время мы целуемся и целуемся. Мы запутались в листве, мой галстук зацепился за ветку, но волна чувственности накрывает нас и уносит мощным потоком, и мы уже не замечаем ничего вокруг. Ничто в мире не может оторвать нас друг от друга.

Вечером я получаю сообщение от Рианнон:

А,

Как-то нескладно сегодня у нас получилось, но это потому, что все сейчас выходит нескладно. Дело не в тебе и не в наших отношениях. Просто все так совпало. Думаю, ты понимаешь меня.

Попробуем еще раз. Но наверное, в школе больше не будем встречаться. Все же как-то тяжело на душе. Давай после занятий? И там, где ничто не будет напоминать о моей прежней жизни. Где будем только мы с тобой. Все время ломаю голову, как так устроить, чтобы наша картинка сложилась.

С любовью,

Р.

На следующий день я встаю не по будильнику. Я просыпаюсь и вижу перед собой мать (чью-то – или свою); она тихонько сидит на краешке моей кровати и смотрит на меня. Я вижу, что ей жалко меня будить, но эта жалость ничто по сравнению с тем, что творится в ее душе. Она слегка касается моей ноги.

– Пора вставать, – тихо говорит она, явно желая максимально облегчить мне этот процесс. – Я повесила твою одежду на дверцу шкафа. Мы выедем минут через сорок пять. Отец… он очень горюет. Нам всем тяжело. Но он – он переживает больше всех, так что просто… не мешай ему, хорошо?