Как только память вернется…

Через несколько дней плотники привезли из Хэмптон-Хауса игрушечный домик — изрядно обветшавший, но все-таки в гораздо лучшей сохранности, чем представлялось Хелене. После того как мастера добросовестно его отремонтировали, виконт собственноручно занялся покраской. Хелена взяла на себя внутреннее обустройство: подобрала новые обои и новые шторы, купила небольшой стол, стулья, чайный сервиз и даже книжный шкаф, где должны были храниться все напечатанные «Истории старого пруда».

Чтобы заранее подготовить Беатрис к переменам, девочке показали рисунок ее будущего владения, предложили выбрать на берегу самое подходящее место и с точностью до минуты обсудили изменение привычного расписания, неизбежное в день торжественного открытия.

Когда же ответственный момент наконец настал, церемония прошла без сучка и задоринки. Погода выдалась чудесной: украшенное пушистыми белыми облаками бесконечное голубое небо и яркое солнце радовали с раннего утра. Пикник превзошел самые смелые ожидания. Увидев розовый, украшенный зеленой каймой домик, Беатрис пришла в восторг и едва не выронила сэра Хардшелла.

Впрочем, на этом приятные сюрпризы не закончились. После ленча, вместо того чтобы, как всегда, верхом сопровождать девочку в ее прогулке на пони, Гастингс и Хелена поехали рядом на трехколесных велосипедах. Хелена действительно сохранила приобретенный в детстве навык, а главное, Беатрис спокойно приняла новшество.

Хелена чувствовала себя безмятежно счастливой, но все равно решила набраться терпения и дождаться полного восстановления памяти, чтобы осознанно уступить вожделению.

Но только до появления стетоскопа.

Беатрис явилась к чаю с сэром Хардшеллом в руках и без единого слова протянула черепаху отцу. Лорд Гастингс извинился, вышел из комнаты, а через несколько минут вернулся с прелестным миниатюрным стетоскопом в руках. Кто бы мог подумать, что медицинский прибор способен выглядеть настолько мило?

С самым серьезным видом виконт вставил трубочки в уши и приложил к панцирю крохотную, величиной с пуговицу, мембрану.

— Сердцебиение крайне замедленное, — авторитетно произнес он спустя пятнадцать секунд, — но это вполне нормально, учитывая, что животное хладнокровное. — Перевернул черепаху, которая к этому времени бесследно спряталась в своем домике, и приложил стетоскоп к тому месту, которое можно было бы условно назвать животом.

— И здесь примерно то же самое. Наш приятель все еще жив, и это отличная новость.

Виконт вернул сэра Хардшелла дочке.

— Но он невероятно стар: нам известно почти о сотне лет его жизни, а сколько десятилетий прошло до этого — тайна. Понимаешь, если живое существо настолько древнее, может случиться всякое, даже если оно и не выглядит больным.

Беатрис радостно забрала черепаху: острожное предупреждение отца явно прошло незамеченным. Гастингс тихо вздохнул, а Хелена ощутила в сердце сладкую боль и с абсолютной ясностью поняла, что не просто любит этого удивительного человека, но будет любить вечно, до последнего дыхания. Любить и вместе с ним оберегать, заботливо вести по жизни трогательно доверчивую, беззащитную девочку.

Виконт перехватил взгляд и вопросительно поднял брови. Хелена улыбнулась:

— Не найдется ли в вашем доме пюпитра, сэр?


Не успел лорд Гастингс снять рубашку, как дверь гардеробной открылась. Он оглянулся и увидел Хелену: она стояла, прислонившись к стене, и теребила пояс пеньюара. Когда требовалось что-то обсудить перед сном, супруги не затрудняли себя хождением по коридору, так что ничего странного в появлении жены Дэвид не усмотрел. Вот только ночной рубашки под пеньюаром не оказалось. Больше того, тонкий изумрудный шелк не скрывал ни соблазнительных очертаний фигуры, ни откровенной линии груди.

Во рту мгновенно пересохло.

— Не смею злоупотреблять вашим…

В этот миг она слегка изменила позу; пеньюар сладострастно приник к бедру, а Дэвид с трудом закончил фразу:

— …бесконечным очарованием, пока пробелы в памяти не наполнятся содержанием.

Хелена улыбнулась и скользнула взглядом по собственной фигуре.

— А я не намерена позволять вам прикасаться к моему действительно бесконечному очарованию. Всего-навсего хочу попросить кое-что передвинуть.

Гастингс не поверил: сейчас она выглядела настоящей хищницей.

— Уж не меня ли в вашу постель?

— Ни в малейшей степени.

Слова прозвучали без тени сомнения, но что-то в ее тоне заставило насторожиться.

— В таком случае, что же именно необходимо передвинуть?

— Всего лишь пюпитр. — Хелена знаком попросила следовать за ней.

Она не потрудилась объяснить, для каких целей ей понадобился этот причудливый предмет: на музыкальных инструментах она не играла и, кажется, даже не умела читать ноты.

Пюпитр стоял в спальне, недалеко от внутренней двери, и выглядел значительно легче, чем оказался на самом деле, поскольку был сделан из палисандра.

Она прошла по комнате и встала в изножье кровати — громоздкого сооружения, послужившего прообразом супружеского ложа в поместье Ларкспур.

— Сюда, пожалуйста.

Дэвид послушно поднял пюпитр, перенес к кровати и поставил возле столбика — того самого, к которому в первой сцене эротического романа была привязана невеста из Ларкспура; во всяком случае, так считал автор.

— Что за чертовщину вы задумали?

Она не ответила на вопрос, а лишь коротко распорядилась:

— Встаньте спиной к столбику.

Гастингс повиновался. Хелена измерила взглядом пюпитр, которым, должно быть, пользовался ребенок, и выдвинула подставку на максимальную высоту.

Он все еще не понимал, каким образом она собралась использовать приспособление, но уже начинал смутно догадываться о той участи, которая его ожидала. Вопрос заключался в одном: готов ли он подчиниться причудливым желаниям любимой?

Впрочем, уже в следующее мгновение выбора не осталось: Хелена развязала пояс, и полпеньюара распахнулось, представив ее в первозданной красоте. Гастингс ошеломленно застыл. Она связала его запястья за спиной и обмотала поясом столбик. Сопротивления он не оказал, а продолжал смотреть, с каждой секундой все больше распаляясь от вожделения.

— Секундочку, с вашего позволения, — произнесла Хелена с преувеличенной вежливостью.

Скрылась в своей комнате, а спустя мгновение вернулась — без пеньюара. Дэвиду уже довелось видеть ее обнаженной в постели, но вот так, в движении… он уже едва дышал.

— Почитай мне вслух, дорогой.

Он даже не заметил, что она поставила на пюпитр две страницы из его рукописи.

— Прочитать вот это?

— Да, это. Или я снова оденусь.

Он понимал, что столь бездарного развития сюжета допустить нельзя, но не мог оторвать взгляда от ее ног, особенно от того места…

Она подошла, взяла его за подбородок и повернула лицом к пюпитру.

— Читай.

Он откашлялся и постарался сосредоточиться на словах.

«Теперь к столбику кровати привязан я. Она рассматривает меня со всех сторон и улыбается так, будто только что разгадала удивительную тайну».

Он поднял глаза: Хелена улыбалась. Одна ее ладонь покоилась на столбике, а вторая медленно скользила по его руке.

— Читай дальше.

Прикосновение обожгло, голос утратил уверенность и задрожал.

«Она вынимает из волос шпильки и встряхивает головой. Волосы рассыпаются великолепным каскадом, пряди полностью закрывают грудь».

Хелена хмыкнула.

— Увы, с волосами ничего не получится. Но по крайней мере с грудью все в порядке, правда?

Она прикоснулась к соску, сжала его двумя пальцами. Едва справляясь с терзающим плоть вожделением, Гастингс что-то невнятно проворчал.

— Если хочешь, чтобы что-нибудь произошло, читай дальше, — напомнила Хелена и, не оставляя сомнений в собственных намерениях, медленно облизнула губы.

Господи, помоги! Скоро он окончательно лишится рассудка и разучится читать.

«У меня перехватывает горло.

— Сводишь с ума, — говорю я ей, и она тихо смеется.

— Нет, Ларкспур, еще только собираюсь свести тебя с ума. И первым шагом на этом пути станет избавление от одежды».

Хелена расстегнула на нем брюки и спустила их на пол.

— Признаюсь, невеста из Ларкспура чрезвычайно мне симпатична: смелая и целеустремленная женщина.

В следующее мгновение трусы последовали за брюками, откровенно обнажив степень его желания. С чувственным смехом Хелена прижалась, потерлась грудью о его руку и положила ладонь на рвущееся в бой копье.

— Отступаешь от текста, — прорычал Гастингс.

— Знаю. Но в твоей истории героиня становится на колени слишком рано. Я не могу себе этого позволить — репутация обязывает.

Она погладила напряженную плоть, и он застонал от наслаждения. Поцеловала в плечо, склонилась и лизнула сосок. Он дернулся, однако путы держали крепко.

— Не забывай читать.

— Больше не могу.

— Но я не опущусь на колени до тех пор, пока этого не сделает невеста из Ларкспура.

Он подчинился.

«Скоро я оказался полностью обнаженным. Она упала на колени».

Хелена зашла спереди, встала на колени и вопросительно посмотрела снизу вверх.

Он огласил следующий пункт инструкции:

«Она высовывает язык и лижет кончик пениса».

— Что, так и написано? — уточнила Хелена. — Мне помнится несколько иначе.

— Так и написано, — не моргнув глазом соврал Дэвид.

Она понимающе улыбнулась, но все-таки сделала именно так, как он сказал, и коснулась влажным языком самой нежной, самой чувствительной точки.

У него задрожали ноги.

«А теперь она открывает рот и принимает меня, насколько позволяет природа».

В следующее мгновение райские врата распахнулись и впустили страждущего. Ощущение сводило с ума, но и само зрелище производило впечатление не менее сильное. Хелена уже не улыбалась, а смотрела со страстью, ничуть не уступающей его собственной. А когда она застонала, словно умирая от жажды, он вздрогнул и позволил ей испить все, до последней капли.

Как только Хелена его освободила, Дэвид толкнул ее к столбику, связал руки той же лентой и расплатился сполна — несколько раз подряд. А потом отнес в постель и подарил медленное, изысканное наслаждение.

Позже, придя в себя, она со смехом прижалась к его плечу.

— Теперь можешь спросить, понравился ли мне твой непристойный роман.

Он повернулся и поцеловал любимую в лоб.

— Итак… понравился ли тебе мой непристойный роман, дорогая?

— Должна признаться, сэр, — ответила Хелена с напускной важностью, — что еще не дочитала до конца. Но те главы, с которыми удалось ознакомиться, представляют собой поистине гениальное творение. Право, тонкость в изображении характеров, постоянно нарастающее напряжение, искусное использование шелковых пут любви в качестве символа брачных уз… я восхищена, сэр. Да-да, восхищена!

Она забавно похлопала ресницами.

— Не говоря уже о том бесконечном вожделении, которое рождается в процессе чтения.

— Хм. Так может быть, вместо того чтобы вносить изменения в «Сказки старого пруда», имеет смысл написать еще один непристойный роман?

Она ткнула его пальцем в грудь.

— Ни в коем случае. Сначала закончи одну работу, а потом берись за другую.

— А новый роман ты тоже разыграешь в лицах?

Она на миг задумалась.

— Только если он окажется столь же впечатляющим.

Дэвид рассмеялся и поцеловал ее в губы.

— Есть отличная идея, — заговорила Хелена, едва он отстранился. — Давай не будем жениться тайно, а воспользуемся потерей памяти и устроим грандиозную свадьбу. В конце концов, женщина должна помнить самый главный день своей жизни!

Идея показалась отличной, хотя и невероятно смелой.

— Честно говоря, всегда мечтал о пышной свадьбе.

Хелена шутливо погрозила пальцем.

— И никаких сельских церквей. Только в Вестминстерском аббатстве!

— Опустошим сад Милли и украсим собор цветами — снизу доверху.

— Обязательно. И сад Венеции тоже. Она обидится, если теплицы герцога останутся без внимания.

Он шутливо ущипнул Хелену за попу.

— Нарядим тебя в белое платье — символ девственности. Ничего, что гитара уже побывала в руках музыканта.

Она шлепнула его по плечу:

— Фу, как грубо! Хотела украсить тебя жемчугами и бриллиантами, но теперь скорее всего передумаю.