Шерри Томас - Каждый твой взгляд

Точнее, так было до тех пор, пока полгода назад виконт не потребовал поцелуя в обмен на молчание, на деле оказавшееся обманом. Хелене и сейчас удавалось о нем не думать, но порою мысли отказывались повиноваться и заходили слишком далеко.

Хелена вернулась к столу. Открыла только что запертый ящик, чтобы достать старые письма Эндрю и с их помощью заглушить ту часть сознания, которая упрямо представляла Гастингса во время его порочных свиданий. Но вместо конвертов в руке оказалось кое-что иное: рукопись, которую виконт прислал не так давно.

В эротическом произведении под названием «Невеста из Ларкспура» вышеозначенная особа стала невольницей в самом прямом смысле слова: супруг завязал ей глаза и приторочил к кровати.

«Малину собрали меньше часа назад. Небольшие ядреные ягоды самого настоящего малинового цвета. Я беру одну ягодку и провожу по ее губам.

— Что это?

— Кое-что сладкое и сочное. — Я говорю легко и свободно. Глаза закрыты шелковой косынкой, и презрительный взгляд уже не терзает душу. — Совсем как ты.

Она открывает рот, и я кладу малину на язык. Смотрю, как она жует, а потом глотает. На нижней губе остается крошечная капля алого сока. Я ее слизываю, ощущая терпкую сладость.

— Хочешь еще?

— Откуда такая нежность? — насмешливо спрашивает она. — Я ведь уже раздета, спутана и ослеплена. Так действуй же! Делай все, что пожелаешь.

О, как бы хотелось напасть на нее подобно стае голодных волков! Тело горит, мужское естество разрывается от похоти, мускулы едва сдерживают порывы.

— Нет, — отвечаю я. — Лучше поиграем еще немного».

Нижнюю половину страницы занимал рисунок: обнаженная женщина, вид сбоку. Лицо скрыто одним из толстых столбиков кровати, в то время как фигура предстает во всей красе: упругая грудь, бесконечно длинные ноги. Однако внимание привлекали выразительные ступни: одна напряженно прогнулась, а пальцы второй вжались в простыню, словно в неосознанном возбуждении.

Спустя мгновение Хелена ощутила, что ее собственные пальцы точно так же вжались в подошвы туфель. Сердито схватила рукопись, сунула обратно в ящик и несколько раз торопливо повернула в замке ключ.

Надо сжечь эту гадость. Или дочитать до конца и отправить холодное вежливое письмо с отказом. Однако бросить пачку листов в камин не хватало решимости, а прочитать больше двух абзацев подряд недоставало храбрости.

Наверное, в этом и заключалась истинная причина ее гнева: Гастингс прорвался сквозь невидимую, но неодолимую прежде преграду и силой заставил заметить себя… как мужчину.

А она этого не хотела. Лучше бы он вернулся туда, откуда явился — на задворки ее памяти, — и оставался там до конца своих дней, чтобы больше ни разу не вызывать учащенное сердцебиение и неровное, судорожное дыхание.

Сосредоточиться на работе удалось не скоро.

Гастингс не сразу пошел домой, а сначала заглянул в клуб. Светский сезон подходил к концу, и народу в гостиной оказалось совсем мало. Общество готовилось к привычной миграции на побережье или в деревню. В августе Фиц с женой устроят традиционную охоту, и тогда, возможно, удастся встретиться с Хеленой. А потом, вплоть до самого Рождества, протянется унылая полоса, когда не будет даже двери, на которую можно тайком посмотреть ночью.

— Милорд, вам телеграмма, — доложил лакей. — Ваши слуги переслали депешу сюда, чтобы вы быстрее получили ее.

Милли, жена Фица, сообщала, что они уезжают на короткие каникулы в Озерный край. Новость обрадовала: граф и графиня Фицхью так долго шли к взаимопониманию, что в полной мере заслужили свое счастье.

Задумавшись, Дэвид едва не пропустил постскриптум внизу страницы:

«Теперь, дорогой Гастингс, я понимаю, что надо было давным-давно открыть свои чувства. Позвольте посоветовать вам сделать то же самое».

Да, разумеется, так и следовало поступить. Более рациональный, не столь болезненно гордый человек, по достоинству оценив возможную награду, смирился бы с унижением и решился на открытое ухаживание. Но Гастингс был устроен иначе. Во всем остальном он проявлял здравый рассудок, но едва дело касалось Хелены, опускал руки: ему казалось, что с таким же успехом можно построить в центре Сахары храм во имя бога дождя.

А потому он лишь неустанно молился, чтобы в один прекрасный день любимая проснулась, взглянула на него другими глазами и увидела таким, каким он мечтал перед ней предстать.

— Что-то случилось, Гастингс?

Дэвид поднял голову. Рядом стоял Бернард Монтит — худощавый, преждевременно поседевший, но все еще весьма представительный джентльмен. Уже много лет они регулярно встречались в клубах, но сблизились только в последние полгода: Монтит был женат на свояченице Эндрю Мартина.

Гастингс вопросительно поднял брови.

— Это вы мне, сэр?

— Мне показалось, вы чем-то опечалены.

— Опечален? Признаюсь, что размышлял сейчас об удовольствиях грядущего вечера. Как говорится, куй железо, пока горячо и не уехало в деревне до следующего сезона.

Монтит вздохнул.

— Искренне вам завидую. Поистине надо ковать без устали. А главное, ни в коем случае нельзя необдуманно жениться раньше времени, как это сделали многие из нас.

— Обещаю не рассказывать о нашей беседе миссис Монтит, — беззаботно пообещал Гастингс. — Кстати, как поживает ваша достойная супруга?

— Эта женщина вечно что-то замышляет, — недовольно проворчал Монтит.

— Надеюсь, не строит козни против вас?

— К счастью, ее интриги не касаются моей персоны. По крайней мере пока. Но она неустанно плетет какие-то сети.

Бернард не преувеличивал. Миссис Монтит представляла собой не столько безудержную сплетницу, сколько убежденную защитницу добродетели и праведного образа жизни. Она неутомимо шпионила за слугами, в гостях, словно невзначай открывала двери дальних комнат — правда, в последнее время ее редко куда-нибудь приглашали — и вообще делала все, что могла, во имя борьбы с падением нравов.

— И за кем же миссис Монтит охотится на этой неделе?

— Понятия не имею, — пожал плечами Монтит. — Заметил только, что она стала проводить подозрительно много времени со своей сестрой.

Дэвид ощутил неприятный холодок.

— Уж не мистера ли Мартина она намеревается наставить на путь истины?

Монтит покачал головой.

— Парень сидит в кабинете в обнимку с книгами и печатной машинкой и носа за порог не высовывает. Не представляет ни малейшего интереса.

Да, знал бы он правду…

— Нет, — уверенно продолжал Монтит. — Мартин никогда не преступит границ дозволенного. Слабо.

И все же однажды Мартин это сделал. Не исключено, что сделает снова, даже несмотря на данное Фицу слово.

— Что ж, — заключил Гастингс. — Держите меня в курсе начинаний своей благоверной. Не знаю ничего увлекательнее доброго старомодного скандала.

Работа превратилась для Хелены в единственное прибежище, так как позволяла надолго забыть о том, что она оказалась пленницей в тюрьме собственной жизни. Самым чистым источником утешения стала серия детских рассказов под общим названием «Сказки старого пруда», права на издание которой она приобрела в начале года.

В очаровательных историях живо описывались похождения двух утят и их многочисленных приятелей, а действие разворачивалось вокруг безмятежного с виду, заросшего ряской пруда. Обманчивое спокойствие не мешало юным пылким созданиям переживать нескончаемые приключения: весеннее нашествие лисьего боевого отряда, летнее появление крокодила, решившего укрыться от египетской жары не где-нибудь, а в дождливой Англии, шалости глупых зайчат: празднуя осеннее равноденствие, те начали жарить морковку и едва не устроили в лесу пожар.

Хелена планировала печатать по одной книжке в месяц в течение года, начиная с сентября. К Рождеству собиралась выпустить красочное подарочное издание, а сразу вслед за ним — том, включающий двенадцать старых историй и две новые: так чтобы в итоге получилось счастливое число четырнадцать.

С автором рассказов, некоей мисс Эванджелиной Саут, Хелена не встречалась ни разу, однако работать с незнакомкой оказалось очень легко. Изначально сказки не предназначались для ежемесячного издания, а потому пришлось обратиться к мисс Саут с просьбой внести в текст кое-какие изменения. До сих пор пожелания редактора исполнялись быстро и точно, и правка происходила в полном соответствии с рекомендациями.

Хорошо было бы нанять каллиграфа и напечатать книги особым, высокохудожественным шрифтом. Конечно, это увеличит расходы, но в то же время…

В дверь постучали.

— Да?

На пороге возникла мисс Бойл, секретарша.

— К вам лорд Гастингс.

Под Хеленой громко скрипнул стул.

Дэвид иногда заходил за ней по просьбе Фица, чтобы проводить домой, но сейчас брата с женой в городе не было — они отправились в романтическое путешествие по Озерному краю.

— Впустите, но предупредите, что в моем распоряжении всего несколько свободных минут.

— Хорошо, мисс.

Хелена быстро взглянула в небольшое зеркало на стене. Как всегда в рабочее время, на ней была скромная белая блузка со старинной камеей у высокого глухого ворота. Сестра Венеция, старше всего на два года, считалась первой светской красавицей. Хелена часто благодарила судьбу за то, что тяжкий груз очаровательной внешности достался не ей: большинство мужчин и, что еще хуже, многие из женщин даже не пытались разглядеть в Венеции что-либо еще, кроме безупречно прекрасного лица.

Но сегодня мисс Фицхью вдруг захотелось обладать красотой сестры. Было бы невероятно приятно сразить Гастингса недосягаемым великолепием.

Виконт вошел с улыбкой Чеширского кота и грацией амурского тигра — большой сильный зверь с уверенными и легкими движениями неутомимого охотника.

Хелена упрямо сжала губы. Эту необыкновенную походку она заметила только недавно, в начале года.

Дэвид сел.

— Мисс Фицхью, чрезвычайно рад тому, что вы смогли выделить для меня пять минут.

— Непременно предложила бы присесть, но вы прекрасно обошлись и без приглашения, — проворчала она вместо приветствия.

— Принести чаю? — с услужливой готовностью поинтересовалась секретарша.

— У лорда Гастингса больше дел, чем у вас и у меня, вместе взятых, мисс Бойл. Уверена, что он даже не дождется, пока закипит вода.

— Действительно, пробуду ровно столько, сколько необходимо, чтобы в жилах мисс Фицхью вскипела кровь. — Гастингс ухмыльнулся. — И все же спасибо за любезность, мисс Бойл.

— Рада помочь, — ответила та, просияв довольной улыбкой.

— Не смейте этого делать, — сурово отрезала Хелена, едва дверь закрылась.

— Что вы имеете в виду?

— Не смейте флиртовать с моей секретаршей.

— Почему же? Ей приятно, да и мне интересно.

— А вдруг она в вас влюбится?

Виконт улыбнулся.

— Дорогая мисс Фицхью, вы приписываете моей скромной персоне чересчур невероятную способность обольщения! Резонно предположить, что вы сами находите меня неотразимым.

— Как видите, все эти годы как-то держусь.

— Вся ваша выдержка не больше чем внешняя оболочка. Одно легкое дуновение — и исчезнет без следа. Но, честное слово, не стоит беспокоиться за мисс Бойл. Каждый день ее поджидает и провожает до дома весьма положительный молодой человек. Кстати, сам он работает в Сити. Больше того, дважды по воскресеньям они отважно выезжали за город на пикник — вдвоем.

— Никогда об этом не слышала.

— А с чего бы ей вести с вами такие разговоры? Разве вы обсуждаете с ней личную жизнь?

— В таком случае почему она рассказала о своей личной жизни именно вам?

— Потому что я проявляю интерес к делам мисс Бойл, и внимание аристократа ей льстит. Однако молодая особа отличается завидным здравомыслием и никогда не позволит своей голове закружиться от моего яркого оперения.

Яркое оперение? Что за самомнение!

— Право, вы чрезвычайно себе льстите.

— Научился у лорда Уайера. От безудержного хвастовства у слушателей быстрее вскипает кровь.

Голос Гастингса звучал мягко, музыкально, а слова текли подобно звукам арпеджио под умелыми пальцами. Почему же она не замечала этого раньше?

Ситуация начала раздражать. Хелена откинулась на спинку кресла и постаралась говорить с оттенком холодного нетерпения.

— Зачем вы пришли?

— Не зачем, а почему. Пришел, потому что я ваш давний верный друг и забочусь о вашем благополучии.