Алексей Божков - Кентаврида

– Хороший обычай… – прошептал Джон, поднимая шпагу из травы.

Он вытер лезвие о рукав своего камзола и огляделся исподлобья. Рядом с Раушенбергом не стоял ни один пират. Да и верзила с топором, охранявший женщину, куда-то исчез, кстати, вместе с юным Гауссом.

Гулко над самым ухом Джона прогремел выстрел. Он резко обернулся. Долговязый Мюррей опускал пистолет, недавно подаренный ему Раушенбергом. Закричала женщина. Джон обернулся в её сторону. Раушенберг падал на землю, Тильда и Лион Мерсье пытались удержать уже мёртвое тело. Мюррей всегда бил без промаха. И только наверняка. Толпа пиратов загудела и качнулась в сторону убийцы. Он поднял обе руки и раздельно сказал:

– Традиции братства будут соблюдены! Я – ваш капитан! Прости, Стоун, но иногда меткий выстрел легко решает все вопросы.

Пираты зароптали, но никто не посмел открыто выступить против нового предводителя. Люди замолчали, переглядываясь. Мюррей торжествующе улыбался.

– Будьте вы прокляты!.. – негромкий голос женщины в голубом нарушил тишину, царапнув каждую неправедную душу.

Чёрная тень мелькнула за спиной Мюррея. Негр прыгнул ему на спину и ударил ножом в грудь. Мюррей упал. Гарри оседлал его и продолжал бешено наносить удары. Тело несостоявшегося капитана превращалось в кровавое месиво.

– Гарри! Остановись, Гарри!!! – закричал Джон.

Но к негру с обезумевшими белыми глазами было не подступиться. Стоун выхватил у ближайшего пирата пистолет и выстрелил в молодого негра. Гарри медленно замахнулся в последний раз, воткнул нож в свою жертву и сам рухнул на рукоятку, вдавливая лезвие ещё глубже.

Ошеломлённые люди стояли вокруг убитых. Голова Раушенберга лежала на коленях Тильды Ксавье, кровь его ещё струилась по синему атласному платью. Сквозь строй пиратов протиснулся маленький негритёнок. Бали растерянно остановился, разглядывая трупы брата и капитана. Мальчик сел на землю между ними и заплакал.

Джон Стоун вышел вперёд, повернулся к пиратам. Скорбно склонил голову перед погибшими. Решительно заговорил:

– Я понимаю, что по законам братства именно я становлюсь вашим капитаном. Но… Если вы этого не хотите, я готов отказаться от великой чести быть вашим предводителем на море и на суше!

– Нет! Согласны! Слава капитану Стоуну! – удручённые потерей капитана Зигфрида Раушенберга, пираты оживились. – Приказывай, капитан! Мы с тобой!

Те, кто отмалчивались, были в явном меньшинстве. Похоже, это были немцы, собранные с торгового судна, на котором когда-то ходил Зигфрид, именно он являлся их предводителем и спасителем. Джон взял немцев на заметку.

Свежеиспечённый капитан Джон Стоун обратился к островитянам:

– Вы можете разойтись по домам. Даю слово, что мои люди никого из вас не обидят. Но надеюсь, что и вы не станете мешать нам разбираться с кентаврами. Они – убийцы! И я докажу это!

Почтенный Фархад со сложенными на обширном животе руками, ответил, предварительно оглянувшись на жителей острова:

– Пусть будет так! Однако… Нам бы хотелось услышать от вас заверения, что корабль «Тильда» покинет Кентавриду в ближайшее время. Разумеется, со всей командой.

– Но я капитан двух кораблей! «Русалка севера» также принадлежит мне!

Портной опять обернулся к толпе, затем продолжил:

– Команда «Русалки севера» признаёт только одного капитана – почтенного капитана Томаса Рича, нашего давнего друга. Да продлит Аллах его дни на земле!

– Да! Верно! Только так! – подтвердили своё решение моряки с «Русалки», потрясая оружием.

Джона так и подмывало скомандовать пиратам «На абордаж!» Но он сдерживал себя: островитян было раза в три больше. Да ещё мозолила глаза непонятная и хорошо вооружённая компания Лиона Мерсье, окружившая жену законного владельца острова.

Тильда осторожно опустила голову Раушенберга на землю, невесомым касанием губ прикрыла его веки и поднялась с колен:

– Нам уже не вернуть моего Зигфрида… – она опять посмотрела на Стоуна так, что у него нервно задёргалось веко. – Но мы должны сделать всё, чтобы мир и покой снова снизошли на наш остров. Покой…

Женщина с косами цвета золотистой соломы накинула на голову свой тёмный покров. Снова повторила, как в забытьи:

– Покой…

* * *

Юный кентавр Кеш весело подпрыгивал, делая широкие круги, центром которых была Руна. Он вёз на спине лёгкие корзины, сплетённые из высушенных листьев камыша.

Руна вместе с другими цыганками собирала на лугу целебные травы. Их нужно было набрать много, так как некоторые кентавры были не совсем здоровы. Они как бы заново учились ходить. Для них женщины постоянно делали отвары, настойки, добавляли в еду целебную зелень.

– Кеш, у меня от твоих прыжков уже голова закружилась! Может, пойдёшь, поможешь другим женщинам?

– Ты меня прогоняешь?…

И такое искреннее огорчение было написано на мальчишеском лице, что девушка рассмеялась:

– Господи, какой ты ещё ребёнок! Я тебя не гоню, конечно, просто мне хотелось бы побыть одной. Разве с тобой такого не бывает?

Кеш закрутил головой:

– Нет, вроде бы… – он задумался. – Знаешь, мне всегда хотелось быть с людьми. В море, когда штормит, я всегда с нашими матросами сидел, даже когда совсем плохо было. У нас в России говорят, что на миру и смерть красна.

– Как это?

– Это значит, и помереть не страшно, когда друзья рядом.

– Ты родом из России? Постой, ты тоже был человеком?

– Конечно! Меня подобрал капитан Махов, Алексей Петрович. Нас с отцом в море Студёное унесло, лодку льдами затёрло. Мы на льдине помирали совсем. Вот такие охоньки. А тут корабль Алексея Михайловича. Капитан Махов нас спас. Правда, папка мой уже на борту умер. Обморозился сильно. Он ведь в воду сорвался, когда лодку спасти хотел. Я-то сухой был, тёплый.

– Это Махов привёз тебя на Кентавриду?

– Ага, капитан. Кентавром я стал только что. Таурина сказала, что у меня новое имя – Кеш. Мне не нравится. Ты зови меня Кешка, ладно? – подластился кентаврик.

Девушка не удержалась от улыбки:

– Хорошо, Кешка! Но всё-таки расскажи, почему тебя превратили в кентавра.

– Ладно, слушай… Это был мой второй выход в море с капитаном Маховым. Нам здорово не повезло. Через неделю пути капитан приказал высадиться на острове. Наши моряки там всегда свежей водой запасаются. Да и едой разной. Судовой врач, как положено, воду проверил, мы все пили из речки, купались. Потом только узнали, что накануне на этом острове высаживались английские солдаты. Они оставили нескольких больных в посёлке вверх по течению реки. Сами уплыли дальше; они в океане на пиратов охотятся. Вот такие охоньки. Наши матросы тоже стали болеть. Паршиво нам пришлось. Только наш Петрович держался, всем помогал. Сразу корабль приказал развернуть и плыть домой. Лекарствами и травами отпаивал. Никто не умер. Только и капитана свалила болезнь проклятая.

– Да, я тоже это слышала.

– Вот такие охоньки. Нас шестьдесят душ на судне, всех спасать надо. Вот Хозяин Мозер и приказал нам прыгать со скалы Перехода. Ты её знаешь. Он нам объяснил, что, только превратив в кентавров, может нас спасти. Алексей Петрович первым в пропасть упал. Мы ему поверили. Как не поверить! И вот все теперь живы-здоровы. А что, мне нравится быть кентавром. Знаешь, как я быстро бегаю!

– А мама твоя жива? – посочувствовала Руна. И ей вдруг показалось, что она знает печальный ответ подростка. Как это могло быть, она не понимала.

– Никого у меня нет, кроме капитана, – но Руна не услышала глубокой печали в голосе паренька, тут была даже гордость. Так бывает, когда человек чувствует свою причастность к родному клану, семье, сильным друзьям.

– А почему ты говоришь, что капитана зовут Махов, а потом – что Петрович. У него разные фамилии?

Кентаврёнок Кешка засмеялся:

– Нет, ты что! Петрович, это не фамилия, это отчество. По-английски… Ну, то, как звали его отца. У Махова отца звали Пётр, поэтому отчество у него – Петрович.

– Почему так сложно? – заинтересовалась девушка.

– Если русского человека уважаешь, его надо по отчеству называть. Так у нас принято, обычай. Вот я капитана нашего очень-очень уважаю. Я тебя с ним познакомлю, сама увидишь, какой он. Глядишь, влюбишься. Хотя, нет, не надо в него влюбляться; у него девица любимая уже есть. И потом я сам скоро вырасту, дождёшься?

– Дождусь, может быть, – непроизвольно улыбнулась цыганка. – Но мне интересно, какое у тебя от-че-ство?

– Отца звали Феофаном, значит я – Феофанович.

– Хочешь, я буду называть тебя Кешка Феофанович? – с трудом выговорила странное имя Руна. Русский язык показался ей трудноватым.

Кешка захохотал, хватаясь за живот:

– Здорово у тебя получилось! Только моё имя полностью – Иннокентий. Это ты говорить замучаешься! Иннокентий Феофанович! Ха! Это как меня зауважать надо, чтобы такое выговаривать каждый раз! Нет уж, не надо такой чести. Зови, как все – Кешка. Я не обижусь.

– Действительно, странное у тебя имя, – заулыбалась девушка. – Но всё-таки, если можно, оставь меня одну, займись чем-нибудь. Не обижайся, ладно?

– Да что там! Пойду к пастухам, они где-то здесь, недалеко. Молока принести? Козьего?

– Принеси. И сыра немного.

– Ну пока?

– Пока!

Кешка развернулся и резво поскакал в сторону гор, мягко стуча светлыми копытами. Где-то там паслись стада коров, овец и коз. Табун некрупных лошадок протрусил мимо, ведомый пожилым кентавром в сторону посёлка. Кентавр приветливо махнул рукой задумавшейся цыганке. Она улыбнулась мужчине, обдумывая сказанное Кешкой:

«Получается, каждый может стать кентавром… А наоборот? Что же я не спросила?»

Небо в редких кучевых облаках казалось особенно глубоким и голубым. Просторы долины и блестевшее в низине озеро радовали взор. Пёстрые палатки кентавров подобно цветочным клумбам рассыпались по всей долине, по предгорьям. Но особенно много их было всё-таки на берегу. Руна заметила несколько отар, пасущихся на зелёной сочной траве горных склонов. Чистый воздух вливался в лёгкие, как нектар, настоянный на цветах. Из-под ног постоянно выпархивали мелкие птицы, шурша, разбегались пёстрые куропатки и длиннохвостые фазаны. Руна чувствовала себя великолепно, ей нравилось новое гибкое и почти невесомое тело. Она прошлым вечером у костров напевала вместе с цыганками их песни и легко запоминала слова. Будто когда-то она знала язык, но забыла со временем. А сейчас вспоминала и радовалась узнаванию.

Руна увлеклась и не заметила, что собирает не просто травы, какие ей показали цыганки, а букет из полевых цветов. Когда девушка обратила на это внимание, она засмеялась своей рассеянности. И подумала о Таурине, которая тоже любит собирать цветы и составлять букеты для своего дома. Руне вдруг стало грустно. Показалось, что её любовь к великолепному Джону Стоуну стала забываться. Она укорила себя за то, что давно, со вчерашнего ужина, не думала о нём. Как хорошо, если бы он был рядом! Понравилась бы она любимому в новом обличье?

Руна немного отошла от группы работающих цыганок, поднялась на пригорок и увидела на невысоком холме мраморную беседку, около которой что-то делали два кентавра. Один из них, на вид помоложе, отличался пёстрой шкурой с золотистыми, чёрными и белыми пятнами по всему крупу. Другой был, если можно так выразиться, мышиной масти – шкура серого цвета, тем не менее, выглядела очень ухоженной, гладкой и блестящей.

Девушка согрелась на солнце, теперь ей захотелось посидеть в тени и умыть лицо ключевой водой. Она знала, что беседки стояли в местах, где из земли били льдисто-холодные ключи. Руна подошла ближе к мраморному строению. Кентавры поздоровались, но никто из них не посмел заигрывать с ней, как молодые кентавры обычно поступали, беззаботно болтая с другими незамужними цыганками. Она подумала, что они, видимо, знают о её огромной и неповторимой любви к Джону Стоуну. Щёки Руны потеплели от смущения. Она прошла в беседку и присела на низкий бортик с мраморной купелью, опустив руки в прозрачную воду. Там неуловимо извивалось её разбитое отражение.

Она пошатнулась от внезапного видения, ударившего в мозг. Руна даже закричала от страха: против её Джона замышлялось недоброе.

Кентавры, стоявшие у чёрного каменного зеркала, обеспокоено обернулись на её крик. А у Руны сердце трепыхалось, как мелкая рыбёшка, выброшенная на сухой каменистый берег. Словно издалека, из-за пределов реальности, она слышала голоса подошедших кентавров, пыталась им что-то ответить. Постепенно морок прошёл, Руна смогла нормально слышать и говорить.

– Там несчастье! С Джоном! Ему нужна помощь! – закричала она.

Кентавры переглянулись. Затем один из них, с серой шкурой и короткой стриженой гривой, сказал, глядя девушке в глаза:

– Идём. Тебе надо это увидеть.

– О чём вы?! С Джоном что-то не так! Я же чувствую!