— Конечно, возьму, вот только подрасту, школу закончу, выучусь на олигарха и сразу буду жениться. — Перечисляя предстоящие действия, Валерка загибал пальцы.

— О! Я ж говорила — Шерманы плохому не научат! — Штукина погладила сына по голове. — Молодец, сынок, прежде чем жениться, надо научиться деньги лопатой загребать. Так что, Тася, на нашего лешего в ближайшее время не рассчитывай.

Тася тяжело вздохнула:

— Жалко, а я уж было понадеялась, что вот он — леший моей мечты! Прямо на заднем сиденье затаился. — При этих словах она подмигнула Валерке в зеркало заднего вида.

Валерка подмигнул в ответ.

— Мам, а у тебя тоже желания исполняются? — поинтересовалась Дуська.

— Обязательно. Я же кикимора, ты забыла?

— Тогда все просто! Желай давай, чтобы встретить лешего богатого и красивого.

— Нет.

— Почему?

— Я желаю, чтобы леший мой был умный и добрый.

— Это, конечно, хорошо, но еще бы был богатый и красивый.

— К уму богатство само собой приложится, а вот красота красивая иногда делу только помеха. Начнет красавчик перед зеркалом вертеться, костюмы примерять, тут его подельщики и облапошат. Останется ему только в горе на диване лежать, как принцу в изгнании. Мы одного такого красавца уже знаем. А уж лешему красота так и вовсе ни к чему. Где ты красивого лешего видела?

— Это я не подумала.

— Вот то-то и оно. Когда желание желаешь, всегда думай, как оно повернется, как других людей заденет. Поэтому лучше от пожеланий, тем более вслух, воздержаться. А уж обижать людей своими желаниями и вовсе никуда не годится. Злые желания имеют свойство возвращаться.

— А если меня обидит кто? Вот хулиган Рытиков, например. Он меня позавчера дылдой обозвал и в тетрадь плюнул, когда я ему списать не дала. Мне тогда очень захотелось, чтоб он с лестницы упал. Так он после уроков прямо и свалился.

— Если твоя реакция ровно такая же, как и обида, тогда все в порядке. А вот если бы Рытиков твой, не дай бог, ногу сломал, то тогда ждала бы тебя, Дуся, беда неминучая. Так что думай, чего желаешь, и взвешивай.

Дуська задумалась, глядя на пролетающие за окном заснеженные поля.

— Кстати! — вспомнила Тася. — Пора бы уже пожелать учительнице физики скорейшего выздоровления.

— Желаю. Пусть уж выздоравливает, — со вздохом сказала Дуська.

КРУПНЫЕ ПАКОСТИ

На следующее утро, когда Тася подъехала к офису, маленькой красненькой машинки на парковке не было.

«Неужели гадюка наша заболела? Как Дуськина физичка», — подумала Тася, припарковалась на своем месте и вошла в здание.

Начальник охраны улыбнулся ей своей самой плотоядной улыбкой и радостно сообщил:

— Анастасия Михайловна! А у нашей крысы финансовой машина сломалась! Еще в субботу. Прям как вы говорили. Никак не заводится, и в сервисе поломку вот уже который день все найти не могут. Ищут, ищут, да не находят!

— Тсс! — Тася приложила палец к губам. — Надеюсь, это останется между нами?

— Яволь! — Начальник охраны вытянулся в струнку и щелкнул каблуками.

Тася стала подниматься по лестнице. Когда она была уже на площадке второго этажа, снизу раздался протяжный вздох, и она услышала:

— Эх! Какая женщина!

— Я все слышу! — строго сказала Тася в лестничный пролет и пошла к своему кабинету.

В приемной Ада Львовна сделала большие глаза и просвистела шепотом:

— Тасенька! Вас сам вызывает. С утра ни свет ни заря приехал, очень не в духе, требовал вас, как появитесь.

Тася быстро скинула шубу на кресло и, не снимая сапог, кинулась в кабинет Ленни.

— Чего случилось? — спросила она, открывая дверь.

— А стучаться кто будет? — проворчал Ленни, не поднимая головы.

Он сидел за столом и что-то сосредоточенно изучал в своем компьютере. Наверное, тоже новую игрушку установил интересну-у-у-ю, как давеча Петрушка Сельдереевич.

— Извините, могу выйти и постучаться, я просто подумала, может, чего страшное приключилось. На нашей Аде Львовне аж лица нет, так вы ее напугали. — По тому, как Ленни держался, Тася поняла, что ничего страшного не произошло, а скорее всего, он хочет с ней обсудить какой-то вопрос, и вопрос этот ему самому до жути неприятен.

— Ишь, какие все нежные да пугливые! Садитесь и рассказывайте. — Ленни сделал рукой приглашающий жест.

— Чего рассказывать? — не поняла Тася. Она уселась напротив Ленни за стол для переговоров, закинула ногу на ногу и стала разглядывать свои сапоги. Надо было дать Ленни возможность сформулировать то, что его так беспокоит. Если бы Тася смотрела ему в глаза, Ленни было бы гораздо труднее.

«Ну до чего ж сапоги удачные! И удобные, и красивые, а самое главное — недорогие», — думала Тася, глядя на свои красивые ноги в красивых сапогах.

— Чего, чего?! Чего у вас с финансовым директором? — недовольно проворчал Ленни.

Вот, спрашивается, зачем он это начал? Да еще так неудачно сформулировал.

— У нас с финансовым директором ничего! Абсолютно! А у вас чего? — Тут Тася уже внимательно посмотрела в наглые и красивые глаза Ленни.

Ленни вздрогнул.

— Анастасия! Прекратите сейчас же. Вы прекрасно понимаете, о чем я спрашиваю, — Ленни раздраженно забарабанил пальцами по столу.

— Нет, Леонид Александрович, не понимаю. Абсолютно! Так же как не понимаю, за какие выдающиеся качества вы взяли столь некомпетентного человека на ключевое место.

— Почему это некомпетентного? — Ленни удивленно захлопал глазами. Посмотреть на него — так прямо сама невинность, не иначе.

— Знаете, что она у меня недавно спросила?

— Откуда же я могу знать, что она у вас спросила? — В голосе Ленни сквозила неприкрытая ирония.

— Она спросила меня, где у нас договоры на обналичку! Это финансовый директор!

— И чего такого? Действительно, где? — заулыбался Ленни. Видимо, не смог удержаться. Странно, что не захохотал.

— Ленни, вы серьезно или прикидываетесь?

— Прикидываюсь, конечно. Тася, может, человек просто растерялся? Новое место, новые люди.

— Ага! Я тоже сначала так подумала, вот только на парковке на нашей она почему-то не теряется!

— Вот оно в чем дело! Так вы ей мстите за то, что она на ваше место машину ставит. — Ленни изобразил на лице догадливость, сощурив глаза и внимательно разглядывая Тасю.

— Не поняла только, в чем месть? — удивилась Тася. — Вы, конечно, если хотите, можете ей свое парковочное место уступить, только она от этого квалифицированней не станет. Ошибки арифметические в расчетах делает, пишет с ошибками грамматическими. На ее служебную записку без слез не взглянешь. Если она нечто подобное в Москву отправит, то у вас, Ленни, будут большие неприятности. Насколько мне известно, вы ее взяли под свою ответственность. Персональную.

— Тася, ну зачем вы так? У нее большой опыт работы по внешнеэкономической деятельности. А в остальном ей просто надо помочь. Вот она в пятницу просила вас зайти, а вы не пришли, полностью ее просьбу проигнорировав. Даже не позвонили, что зайти не сможете. Почему?

— Вы серьезно? Вы не знаете, что в нашей организации просить меня зайти можете только вы? И не просто просить, а даже требовать. Вы у нас тут генеральный директор. Все остальные могут только просить меня их принять. Или я не права? Может, я чего-нибудь пропустила? Надо на всякий случай в организационную структуру нашу глянуть. Не изменилась ли?

— Тася, это же формальности. Я же прошу вас проявить к девушке человеческое отношение, помочь.

— Ленни, человеческие отношения обычно носят взаимный характер. Я любовь без взаимности не понимаю, поэтому нянчиться с ней не буду и учить ее тоже ничему не буду.

— Хорошо, Анастасия Михайловна, я вас понял. Смотрите, как бы вам потом не пожалеть. — Ленни откинулся в своем кожаном кресле, даже от стола отъехал.

— Вы мне угрожаете, что ли? — Тася сама удивилась своей смелости. Наверное, уверенности ей придавало знание того факта, что Ленни находится на подозрении у старших московских товарищей.

— Ага! Угрожаю. — Ленни как-то очень нагло улыбнулся и небрежно махнул рукой в сторону выхода. — Не смею больше задерживать, идите работайте.

Тася вернулась в свой кабинет совершенно расстроенная. Мало того что опять перешел на официоз, так еще и открыто угрожать ей начал. Остапа явно понесло. Неужели он будет с ней воевать? Тася прекрасно понимала, что подобные войны ничем другим, кроме увольнения, никогда не заканчиваются. Даже при наличии такого мощного покровителя, как Викентий Павлович. Она сняла сапоги, взяла мобильник и пошла в курилку. После наглого взгляда Ленни Тасе вдруг очень захотелось увидеть милые лица курильщиц и послушать их безобидный треп. Однако в курилке никого не было, Тася устроилась поудобнее, закурила и набрала номер Павла. Мысль позвонить ему пришла к ней этой ночью, а после сегодняшнего разговора с Ленни Тася решила уже не откладывать дело в долгий ящик. Павел ведь работал в крупнейшей иностранной фирме, и у него могли быть связи с поставщиками иностранного оборудования, обслуживающими компанию «Монтажспецстрой-СПб». Не исключено, что кто-то из них причастен к истории с откатами, и если постороннему человеку об этом ничего не расскажут, то хорошей знакомой своего хорошего знакомого не исключено, что и дадут кое-какие сведения. Конечно, неофициальные. Но Тасе было необходимо хотя бы понять механизм откатного мероприятия.

Павел очень обрадовался Тасиному звонку и выразил свою готовность ей помочь. Озадачив Павла, Тася докурила сигарету и, так и не дождавшись никого из обычных завсегдатаев курилки, отправилась к себе в кабинет, где приступила к обычным текущим вопросам и сама не заметила, как время подошло к обеду. В этот момент ей позвонила Вера. Если бы не определитель номера, то Тася ни за что не догадалась бы, кто звонит, потому что из трубки раздавались непонятные всхлипы и рыдания. Наконец ей удалось разобрать, что что-то страшное произошло с Сельдереем.

— Сейчас приеду, жди! — крикнула она Вере в трубку, на ходу надевая шубу. В приемной она сообщила Аде Львовне, что у нее неприятности, и вылетела из офиса. Из машины она позвонила Штукиной, та ничего не знала и срочно кинулась к какому-то генералу отпрашиваться с работы.

Тася, сделав два круга по кварталу, где жила Вера, наконец с большим трудом въехала на поребрик и втиснула своего япончика между двумя огромными сугробами. До Вериного дома было довольно далеко, и Тася осторожно поковыляла к подъезду по обледенелым колдобинам тротуара. Даже удобные сапоги не спасали. Она представила, как Лена Штукина будет идти по таким колдобинам от самого метро, и в очередной раз порадовалась, что у нее есть япончик. Однако в этот самый момент как раз напротив двери в Верину парадную притормозила маршрутка, и из нее вылетела раскрасневшаяся Штукина.

«Да, у общественного транспорта все-таки есть свои преимущества!» — подумала Тася, вслед за Штукиной вбегая в парадную.

Строгий охранник в камуфляже преградил им путь.

— Куда? — строго спросил он Штукину.

— Куда надо! — Лена ткнула охраннику в нос своим удостоверением и попыталась обойти его. Но не тут-то было. Охранник плотно перегородил проход к лифту.

— В двенадцатую, к Вере Сергеевне, она нас ждет, — вежливо сказала Тася, нежно глядя охраннику в глаза.

— Минутку, гражданочки! Пройдемте. — Охранник упорно теснил их к переговорному устройству.

— Ну хорошо. — Штукина плюхнулась на диван для посетителей. — Давай, названивай. Ты пока названиваешь, она там таблеток наглотается или еще чего над собой учинит. Кто отвечать-то будет, а?

— Чего случилось-то? — заволновался охранник, однако на кнопку переговорного устройства все-таки нажал.

— Лен! У него ж инструкция. Он человек подневольный, чуть что — по шапке, уж тебе ли не знать! — Тася заступилась за неукоснительно исполняющего свои обязанности человека и тоже уселась рядом с подругой. Теперь главное, чтобы Вера взяла трубку.

В тишине парадной было хорошо слышно гудки переговорного. Тася достала телефон и набрала Верин номер. Трубку Вера взяла, и Тася опять услышала рыдания и всхлипы.

— Вер, мы внизу, открой нам дверь, а!

Через некоторое время гудки в переговорном устройстве сменились всхлипами.

— К вам тут гражданки две пришли, — смущенно сказал охранник.

Лена с Тасей кинулись к лифту. Когда они поднялись на этаж, дверь в Верину квартиру оказалась открытой настежь. Они зашли в квартиру, сняли сапоги и начали искать Веру. Квартира Веры и Сельдерея была никак не меньше их «дачки». Наконец они нашли Веру на кухне. Кухня городской квартиры по размерам слегка уступала размерам кухни на «дачке». Но только слегка. Вера сидела за большим обеденным столом, уронив голову на руки.