— Кофе. — Сельдерей сбросил куртку, кинул ее на стул и уселся в кресло. При этом он не сводил глаз с гадюки. Та шествовала к выходу из Тасиного кабинета, глядя на Сельдерея и приторно улыбаясь.

— Что у нее с лицом? — поинтересовался Сельдерей, когда за гадюкой закрылась дверь. — У нее болит что-то, гримаса какая-то странная?

— Нет, она просто так улыбается. — Тася нажала кнопку селектора. — Ада Львовна, будьте добры, сделайте две чашки кофе. Ага, получше там, для гостей.

Тася уселась в кресло напротив Сельдерея.

— Дмитрий Иванович, ты кофе с сахаром будешь или тебе цианиду положить? — поинтересовалась она, закуривая сигарету.

— Совсем сдурела? Какой я тебе Дмитрий Иванович? И цианид мне за что?

— Боюсь, что ты теперь мне исключительно Дмитрий Иванович Жеребов, а никакой не Сельдерей. И цианид тебе просто необходим по всем жизненным показаниям. Чего приперся-то?

— Как «чего приперся»? Тася, что происходит? — Похоже, Сельдерей искренне недоумевал.

— А что происходит?

— Ты чего? — Сельдерей покрутил пальцем у виска и присвистнул. — Совсем ку-ку? Петька говорит, что мать в Италию уехала, Вера трубку не берет, а ты ничего не знаешь? Как-то с трудом верится. Да еще цианиду мне в кофе с ласковой улыбочкой предлагаешь.

— Что, она тебе даже записки никакой не оставила? — удивилась Тася.

— Нет, почему же? Оставила! На подушке моей в спальне, еще и сверху камнем придавила. Где-то даже нашла булыжник такой здоровенный! Правда, помыла его, слава богу! Вот, полюбуйся. — Сельдерей протянул Тасе мятый листок бумаги.

Тася прочла: «Погоды нынче стоят великолепные».

Видать, Вера воспользовалась советом Штукиной насчет «Графиня изменившимся лицом бежит к пруду». Тася не смогла удержаться и расхохоталась.

— Чего ты ржешь-то? Чего смешного? У меня жена с ума сошла, а она ржет. Тоже ненормальная?

— Ничего она с ума не сошла! Вон, даже булыжник помыла. Я бы ни за что мыть не стала.

— То есть раз булыжник помыла, значит, с ума еще не совсем съехала! Вы чего, обалдели, что ли, все?

— Ничего мы не обалдели, это ты, собака кобелиной породы, прокололся.

— В смысле? Ты ей чего-то сказала? Таська, зачем? Что я тебе плохого сделал? Это же все давно было и все неправда. — Сельдерей вскочил из кресла и забегал по Тасиному кабинету.

— Не мельтеши, как Ленин в клетке. — Тася наслаждалась моментом. — Во-первых, ничего я ей не говорила, а во-вторых, что было давно и что неправда? То, что ты вместо Китая с любовницей в Париж летал?

При этих Тасиных словах Сельдерей встал как вкопанный и переменился в лице. Весь как-то скукожился и потемнел.

— С какой любовницей? В какой Париж? — Он изо всех сил пытался изобразить невинность. Даже глаза сделал круглые-круглые, как у пупса целлулоидного.

— С любовницей по фамилии Котова или Серова, сейчас уже не помню, но точно не Мазурок. Это факт. Мазурок — он мужик, — многозначительно пояснила Тася и подмигнула Сельдерею.

— Ты чего несешь? Какой мужик Мазурок? — Сельдерей с размаху плюхнулся на место.

— Никакой. Мазурок тут ни при чем. При чем ты и твоя любовница. Вере это доподлинно известно. Нечего было секретаршу свою в отпуск отправлять, а невинных барышень снаряжать билеты отвозить «жене» Дмитрия Ивановича Жеребова! И органайзеры свои раскидывать по квартире. Уж если в командировку полетел — органайзер с собой бери! — Тася торжествовала.

«На, на, получи факты, коварный изменщик», — думала она, рассматривая поверженного Сельдерея.

Сельдерей озадаченно молчал, глядя в пол.

Ну надо же, как эти мужики устроены. Его уже приперли к стенке, можно сказать, неоспоримыми доказательствами, а он все равно спорит и от всего отказывается!

— Тась, где хоть она? — жалостно спросил Сельдерей.

— У моей матери, в Италии.

— Адрес дай.

Тася показала Сельдерею кукиш.

— Тась, мне с ней поговорить надо! Она трубку не берет. Чего мне делать-то?

— Ждать. Она придет в себя, приедет, вот тогда и будешь с ней разговаривать. А пока, извини, она просила меня держать ее адрес в секрете. Да и чего ты ей скажешь-то? Что ты ей, Дмитрий Иванович, сказать можешь? Это ж Верка наша! Она тебе вон даже стрелки на носках гладила.

Сельдерей встал, тяжело вздохнул, взял свою куртку и выкатился из Тасиного кабинета.

Тасе захотелось плакать, она подошла к окну и стала рассматривать заснеженные деревья. Ей было жаль Веру, но и Сельдерея тоже странным образом вдруг стало жаль. Как же ему плохо-то без Веры теперь будет. А с другой стороны, может, он с Верой всю жизнь мучился, а эта, которая не Мазурок, его настоящая любовь и судьба? Хотя что-то по нему не видно, чтобы он с Верой так уж сильно замучился. Вон, гадюка чуть из юбки не выскочила.

В кабинет заглянула Ада Львовна:

— Тасенька, а кофе как же? Мужчина-то ваш тю-тю, пошел. Странный какой-то, но очень солидный. Сразу видно, начальник.

— Ада Львовна, может, мы с вами кофейку этого махнем? Я понимаю, что не в урочный час, но не пропадать же добру!

— А давайте махнем. Тем более что кофеек гостевой, дорогущий.

Они расположились за круглым переговорным столиком. Кофе оказался очень вкусным.

— Тасенька, а вы не угостите меня сигареткой? — попросила Ада Львовна.

— Адочка Львовна, вы ж не курите! — удивилась Тася.

— Не курю, но иногда балуюсь. Особенно в хорошей компании.

Тася достала сигареты и протянула Аде Львовне. Та с чувством закурила.

— Ада Львовна, я тут в самолете странного дядьку встретила, которого после полнолуния шампанское не берет. И он мне очень интересную вещь про меня сказал. Я даже удивилась. Совершенно посторонний человек, а как будто бы меня насквозь увидел.

— Это вам, Тасенька, ангелы сообщение послали. Мы с вами для каждого человека можем оказаться чем-то вроде почтового ящика. Вот и дядька этот сообщил вам нужную информацию.

— А я сейчас, похоже, какую-то странную миссию выполняла. Типа топора судьбы.

— Да, мужчина пошел, как будто его молнией шарахнуло. Неужели это вы его так?

— Нет, молнией он сам себя шарахнул, гораздо раньше, просто не знал, к каким последствиям это приведет.

— Людям очень опасно сообщать о них неприятные вещи. Они могут обидеться на вас и запустить кармическое колесо судьбы. — Ада Львовна явно оседлала своего любимого «дуристического» конька.

— Кармическое колесо судьбы? Это еще что за зверь такой? — удивилась Тася.

— Это не зверь, а змей, — пояснила Ада Львовна.

— Опять змей! Зеленый или огненный?

— Не знаю. Нормальный такой змей, только он сам себя за хвост кусает.

— Голодный такой?

— Нет, бесконечный. Человек на вас обижается и подсознательно желает вам оказаться в его ситуации. А все желания рано или поздно сбываются, и вот глядь — а вы уже сама идете молнией шарахнутая. И тоже на кого-то обижаетесь и желаете ему того же. Так змей и гоняется за своим хвостом. То есть, обижая кого-то, мы сами себя как бы кусаем, только укус этот почувствуем не сразу, а через промежуток времени. Вроде того, что от хвоста до головы боль не сразу доходит. Поняли?

— Угу, но я теперь стараюсь никого не обижать. Хотя, признаюсь, сегодня был момент, когда я позлорадствовала. Правда, потом, Ада Львовна, мне мужчину этого стало до слез жалко. Надеюсь, что случившееся с ним изменит его жизнь, и обязательно — к лучшему.

— Если вам его искренне жалко, тогда другое дело. Вы тем самым змеиное кольцо разрываете. Ведь на тонком плане подсознательное пожелание человека пережить вам такую же беду утыкается в вашу любовь к этому человеку.

— Ну, я ж его не люблю, а просто жалею.

— Эх, Тася, а что такое любовь и что такое жалость? Две стороны одной и той же монеты.

Вечером, когда Тася уходила с работы, за ней увязался провожать ее до машины начальник охраны.

— Анастасия Михайловна, тут это… Финансистка наша и директор, ну, Кислицкий, того этого. — Начальник охраны поглядел на небо и неопределенно помахал рукой.

— Этого самого? — Тася проследила за его взглядом и повторила его жест.

— Угу.

— Откуда знаете? — строго, нахмурив брови, спросила Тася. Она с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

— Знаю. — Начальник охраны потупил взор.

— Водителя Кислицкого пытали? — предположила Тася.

— Слегка.

— Надеюсь, он остался после этого жив. — Тася сразу представила, как начальник охраны и водитель Кислицкого мучают друг друга бутылкой водки. — А своим московским боссам доложили?

— Пока нет. С вами хотел посоветоваться.

— А чего советоваться? Раз у вас принято о таких вещах по инстанции докладывать, то докладывайте. Вы ж не мне подчиняетесь.

— Я вам, Анастасия Михайловна, не подчиняюсь, а испытываю к вам дружеские чувства. Ну хорошо. — Начальник охраны явно не спешил уходить. — Так и быть!

— Чего еще? — Тася поняла, что сейчас он и сообщит ей то, ради чего потащился за ней на стоянку. Про Кислицкого — это он наверняка для завязки беседы изобразил.

— Только между нами. Иначе я с работы вылечу.

— Я вас когда-нибудь подводила?

С начальником охраны Тася работала в одной упряжке с самого первого дня организации тогда еще филиала небольшой московской компании «Монтажспецстрой». Можно сказать, пуд соли вместе съели. Конечно, начальник охраны попытался в свое время поухаживать за хорошенькой и тогда еще молоденькой Тасей, но Тася была своему Зайцеву верной женой и на все ухаживания начальника охраны ответила честной дружбой. С тех пор он иногда делал вид, что ухаживает за ней, а она делала вид, что кокетничает с ним. Тасе стало очень любопытно, чего там такое могло произойти, что заставило бы начальника охраны так нервничать. А он явно нервничал.

— Из Москвы просьба поступила насчет вас. Неофициальная.

— В смысле? — удивилась Тася.

— В смысле вашей личной жизни.

Тася разозлилась. Ну полковник Егоров, ну что за паразит! Вот они, красавчики. Все, как один, поганцы!

— Передайте Егорову, что на работе я шашни не завожу. Ни при каких обстоятельствах. Служебные романы — не мое амплуа.

— Ну, это я, Анастасия Михайловна, знаю доподлинно. — Начальник охраны рассмеялся.

— А вы Егорова хорошо знаете?

— Нет, что вы! Он где и где я. — Начальник охраны тяжело вздохнул.

По дороге домой Тася размышляла о том, что бы такое означал этот интерес Егорова к ее личной жизни. Решил проверить, не крутит ли она сама шашни с Кислицким? Мол, рассчитала такую тонкую многоходовую комбинацию. Сама в паре со Светиным деньги крадет, приревновала Кислицкого к новой финансовой директрисе и решила коварно любовников подставить. Как выразился Егоров, одной пулей уложить обоих. Или он просто ее моральным обликом интересуется? Может, она со всеми подряд кокетничает и во все тяжкие использует служебное положение в личных целях? Известная на весь Питер прошмондовка. Ну как с такой мерзкой бабой вице-президенту по безопасности отношения заводить? Его ж вся фирма на смех поднимет. Да уж! Тут пока все не разузнаешь, девушку на свидание не пригласишь, особенно в Москву. А может быть, она ему и не понравилась вовсе. Может, он со всеми такой обаятельный и ласковый. Не разбери-поймешь этих Штирлицев. Что у них, у гадов, на уме? Во всяком случае, после этого мечтать о Егорове можно уже и пореже.

В предновогодней кутерьме Тасе удалось только два раза повидаться с Павлом. Он явно на нее обижался. А когда Тася, наконец, сообщила ему о своих планах на рождественские каникулы, выяснилось, что Павел на все праздники улетает с большой компанией друзей в Арабские Эмираты. Тася сначала даже расстроилась, а потом решила, что замечательно проведет время и одна. Наконец, хоть генеральную уборку сделает, пока Дуська под ногами не вертится. Ну не менять же с таким трудом добытые билеты! А кроме того, Штукину же надо на службу доставить.

Красавец Егоров не объявлялся. Ни разу не позвонил, даже по делу. Уж мог бы, в конце концов, хотя бы поинтересоваться, как у нее обстоят дела с их общим дознанием. А с дознанием, как назло, дело у Таси не продвинулось ни на йоту. Кислицкий ходил добрым и ласковым зайчиком, вернее, Дедушкой Морозом. Даже финансовая гадюка ни разу больше не покусилась на Тасино стояночное место. Правда, и покушаться-то нечем было, ведь ее миленькая красненькая машинка все еще была в ремонте. Так что фигуранты их с Егоровым расследования вольно или невольно затаились. А может быть, просто временно приостановили свою преступную деятельность и начали готовиться к праздникам. Одна только корпоративная вечеринка вон сколько усилий требует, тем более что приходится на последний рабочий день.