Ирина Мясникова - Кикимора болотная

— Пройдемте тогда.

Они прошли в гостиную. Левшуков оглядел обстановку и задержал взгляд на телевизоре.

— Шутников любите?

— Иногда.

— Я тут вот чего подумал.

— Чего? — Тася отхлебнула вина из бокала. — Вина хотите?

— Давайте.

— Может, сядете?

— Я лучше постою.

Тася принесла с кухни еще один бокал и сунула его в руки Левшукову.

— Опять вы в меня бокалом тычете!

— Короче, Склифосовский, вы меня целовать будете или просто пришли тут постоять?

— Буду. Целовать буду обязательно. — Он шагнул к Тасе и отдал ей свой бокал.

Так она его и целовала, с двумя бокалами в руках. А в таком положении уже куда денешься? Ясное дело, что только поцелуями не обошлось.

Утром Тася все-таки решила у него спросить, откуда он узнал ее адрес.

— Здравствуйте! — удивился Левшуков. — И она еще собирается директором генеральным быть. Права и документы на машину моим ребятам сама отдавала. И откуда же это я адрес узнал? Действительно!

Про жену Тася решила его не спрашивать. В конце концов, они взрослые люди. Вот оно, кармическое колесо судьбы-то, змей этот с хвостом своим. Тут как тут! Не успела Сельдерея и девушку, которая совсем не Мазурок, осудить, как тут же сама в такую же ситуацию вляпалась. Правда, ситуация хоть и такая, да не совсем. Конечно, налицо безобразное прелюбодеяние, но, как ей показалось, она все-таки мужика не из крепкой и дружной семьи увела. Вон, он уже, почитай, второй день как с ней болтается, а им еще никакая жена не заинтересовалась. Да и сам он вроде бы на этот счет совершенно не волнуется.

Левшуков не только проболтался с Тасей два дня, он загрузил ее в свою машину и отвез назад в берлогу. Семеновна встретила Тасю как родную, а уж о бебеке по имени Тихон и говорить нечего. Он ходил за Тасей по пятам, как маленькая собачонка, и при первой же возможности норовил угнездиться у нее на коленях. Спал бебека под дверями спальни, стараясь засунуть нос в щель под дверью.

Надо сказать, что каникулы эти получились просто чудесные. Тася никогда не думала, что так интересно можно провести время, даже если просто лениво полеживать в гостиной на диване и переключать пультом программы телепередач. С одних шутников на других. Что так интересно смотреть старые фильмы. Наверное, все-таки главное не что смотреть, а с кем смотреть. С Левшуковым Тася готова была смотреть все подряд, даже какой-нибудь футбол с хоккеем или соревнования по плаванию.

Семеновна кормила всю команду просто на убой, однако Тася вдруг почувствовала непреодолимое желание приготовить что-нибудь вкусненькое для Левшукова, непременно лично, собственными ручками. Готовила Тася всегда очень быстро и, как говорили бывающие у нее гости, довольно-таки вкусно, но никакого удовольствия от этого процесса никогда не испытывала. А тут даже отправилась в Выборг на рынок за продуктами. Правда, сопровождавший ее водитель всю дорогу ворчал, что за продуктами надо в Финляндию ехать. Расстояние то же, а цены ниже и качество лучше. Тася тут же ему напомнила о праздничных очередях на границе, после чего водитель безропотно ходил за ней по рынку, где они выбирали самые лучшие продукты и нещадно торговались.

Тасин праздничный обед пришелся как раз на Рождество. Семеновна во всех приготовлениях была у Таси на подхвате и всячески выражала свое одобрение Тасиным действиям. Тася даже пожалела, что не захватила из дому старинную поваренную книгу, еще прабабушкину, где для приготовления самого простецкого блюда мудро советовали взять рябчика и замариновать его в белом вине.

Несмотря на то что Тася впервые готовила еду в таком большом количестве, получилось у нее очень неплохо. Все ели и нахваливали. Особенно хвалил Тасину стряпню Левшуков. Ну, это и неудивительно, ведь именно для него же она так старалась. Удивительным образом это Рождество в компании совершенно посторонних для нее людей показалось Тасе самым лучшим Рождеством в жизни. Конечно, если бы с ними была Дуська, непутевая мамаша с семейством и Вера со Штукиной, может быть, было бы еще лучше. Но и так Тася себя чувствовала совершенно счастливой! А о том, что праздники вот-вот закончатся, она старалась не думать. Скоро вернется с итальянских каникул Дуська, Тасе придется выходить на работу, где ее ждут серьезные изменения и связанные с ними проблемы, и понятно, что совместное проживание с женатым мужчиной, да еще у черта на рогах, станет практически невозможным. Но все это случится не так уж и скоро, еще только через три дня, а пока перед домом сверкает огнями большая нарядная елка, в ночном небе трещат фейерверки, в гостиной горят свечи, топится камин, бебека Тихон уютно сопит в кресле, а Леша Левшуков перебирает клавиши рояля.

Тася стояла у огромного окна, из которого днем был виден бесконечный заснеженный залив, и думала: «Ну, что еще нужно женщине для счастья?»

— Мне десятого нужно вылетать в Китай, — оторвавшись от своих музыкальных импровизаций, сообщил Тасе Левшуков.

— А у меня Дуська десятого прилетит, да и к работе надо подготовиться. Одиннадцатого меня ждет бой быков.

— Неизвестно, когда я смогу опять прилететь в Питер. После Китая лечу в Белоруссию, а потом в Лондон.

— Это ты к тому, чтобы я тебя не теребила постоянно своими звонками с дурацким вопросом: «Леш, Леш, ну когда ты вернешься?»

Левшуков рассмеялся:

— Нет, что ты, тереби, пожалуйста. Это я к тому, что ты должна знать, какая у меня жизнь. Я постоянно в разъездах. И, несмотря на свою важность, в общем-то человек подневольный.

— Я знаю. Читала статью твоей жены, как трудно ужиться с бизнесменом. — Тася решила, что после того, что между ними было, наверное, уже не должно оставаться места разным недоговоренностям. Особенно в такое чудесное Рождество.

Левшуков ухмыльнулся.

— Моя жена всегда все знает, удивительная женщина, — с сарказмом в голосе сказал Левшуков.

— У меня муж был. — Тася вспомнила Зайцева. — Так он тоже всегда все знал. Как правильно питаться, как детей воспитывать, как деньги тратить, тоже знал, и даже как их зарабатывать. Вот только делать ничего не умел. Даже деньги толком потратить!

Левшуков встал, подошел к Тасе и поцеловал ее в макушку:

— Все будет хорошо!

— Я знаю.

— Я про нас с тобой, у нас все будет хорошо.

— Я знаю, иначе и быть не может. — Тася посмотрела в окно и подмигнула большой круглой луне, сияющей в темноте.

Уже под утро ей опять приснился сон про загадочный мир с сиреневыми бегемотами. Каменистая дорога, по которой еще совсем недавно Анастасия летела сквозь ночь на серебристом звере, заканчивалась круглой площадкой на берегу хрустального моря. Огромная луна над морем занимала полнеба и отражалась от хрустальной воды тысячами серебристых искр. Зверь сидел на краю площадки и внимательно смотрел на луну.

— Надо понимать, что ты все-таки ее доставил? — спросила луна.

— Гук! — ответил зверь.

— Гук, — ухнуло за его спиной сиреневое болото.

Луна засмеялась и пощекотала зверя серебристым лучом. Зверь завалился на спину и стал ловить луч своими толстыми когтистыми лапами.

Тася почему-то сразу поняла, что речь идет о ней, и подумала: «Интересно, куда же это он меня доставил?»

В этот момент она проснулась, услышала, как рядом с ней похрапывает Левшуков, и сразу поняла, что зверь доставил Анастасию к лешему. Она тихонечко засмеялась, а Левшуков придвинул ее к себе и пробормотал:

— Ну что за женщина, даже ночью хихикает!

После этого Тася уже безо всяких сновидений крепко заснула у него в руках.

Девятого водитель отвез Тасю домой. На прощание она поцеловала бебеку Тихона и Семеновну. Когда они выезжали из ворот, Тася обернулась и увидела, как Левшуков с бебекой на руках и Семеновна смотрят ей вслед. Семеновна перекрестила удаляющийся автомобиль и ушла в дом, а Левшуков стоял, пока автомобиль не скрылся из вида.

Дуська прилетела совершенно счастливая и всю дорогу из аэропорта тараторила без остановки. И про Веру, и про непутевую бабушку, и, конечно, про Тони, который намного красивей Петрушки Сельдереевича. Даже не заметила помятый бок у япончика. Тася за всеми своими праздничными приключениями так и не доехала до страховой компании и не сдала япончика в ремонт. Однако вечером, когда они уже приготовили свои наряды для грядущей рабочей недели и сели на кухне пить чай, Дуська вдруг сказала:

— Давай-ка, мамочка, рассказывай, что ты тут такое делала? Ты чего-то сама на себя не похожа.

— И чего это я на себя не похожа? — Тася удивилась наблюдательности дочери.

— Не знаю, ты какая-то очень спокойная, добренькая и плавная вся. Прямо лапушка. — Дуська подпрыгнула со своей табуретки и крепко-крепко обняла мать.

— Я, Дуся, влюбилась! — гордо призналась Тася.

— Ой, как здорово, и в кого? В того, который с глазами, или в того, который урчит, как сытый тигр?

— Подслушивала?

— Ничего я не подслушивала. Тетя Лена Штукина даже если и не говорит ничего, так думает очень выразительно. Ну, скажи?

— Я влюбилась в лешего, как ты мне и советовала. У кикиморы же обязательно должен быть свой собственный леший. И он не урчит, как сытый тигр, а смотрит серебристыми такими, хрустально-серыми глазами. Урчит у него специальный бебека по имени Тихон.

— Бебека? — Дуська подозрительно посмотрела на Тасю. — Про бебеку мы не проходили. Это что за зверь такой?

— Серый, плюшевый, как медвежонок. Глаза у него оранжевые, уши торчком, а еще есть толстый хвост и усы.

— Знаю, это кот британской породы. У моей Таньки такой, я ж тебе говорила и просила, чтоб нам такого же купить. Помнишь?

— Не помню.

— А почему он бебека?

— Потому что размером с барашка и бекает все время, а не мяукает. Котов таких точно не бывает. У него, между прочим, на пузе застежка-молния. Когда кверху брюхом лежит, то видно. Это он котом прикидывается, для чего и надел специальный плюшевый серый комбинезон.

— Да ну тебя, мама! А леший чего?

— Ничего. Он своим хрустальным взглядом человека может и прибить, поэтому носит черные очки.

— Ага, мы «Люди Икс» вместе смотрели. Ну, и где этот волшебный леший в очках и с бебекой живет?

— Живет он далеко-далеко в лесу, в своей берлоге на берегу Финского залива. Вот там-то я и была все эти дни, пока ты навещала свою замечательную непутевую бабушку.

— Ну ладно, считай, что я тебе поверила, но не окончательно. Мне теперь просто необходимо увидеть и лешего, и берлогу, и обязательно бебеку.

— Хорошо, как только леший покажется, я у него спрошу. Ты же знаешь, леший не всем показывается. Даже мне не всегда, а только когда захочет.

Ближе к ночи, уже наконец запихнув Дуську в кровать, Тася собралась с духом и позвонила Павлу. Павел уже вернулся из своей поездки в Эмираты, но Тасиному звонку, похоже, не обрадовался. Говорил каким-то странным напряженным голосом, и Тася решила не тянуть.

— Паш, я тут кое-кого встретила и влюбилась. Ты уж прости меня, — сказала она и замерла.

— Фу, слава богу! — Павел облегченно выдохнул.

— Ты радуешься, что ли? — удивилась Тася.

— Ага. — От напряженности в голосе Павла не осталось и следа. — Я тут тоже малость налево сходил, не знал, как тебе сказать.

— Вот здорово, значит, остаемся друзьями, — обрадовалась Тася. — Звони, если что.

— Угу, с Новым годом тебя и Рождеством.

— И тебя, целую. — Тася нажала отбой. Спрашивается, не дура ли? Могла бы и раньше догадаться, когда он ни с Новым годом, ни с Рождеством ее не поздравил. Действительно, Левшуков тысячу раз прав, какой из нее генеральный директор?

Она набрала номер Левшукова и услышала, что абонент находится вне зоны действия сети.

«Летит, наверное, в свой Китай, а я тут одна вся такая плавная, вся такая пушистая, одним словом, лапушка», — подумала Тася и отправилась спать.

На следующий день она вышла на работу, и от ее плавности и пушистости не осталось и следа. Тася потом целый месяц просыпалась в холодном поту, когда вспоминала полный ненависти прощальный взгляд Кислицкого.

Викентий Павлович пожаловал в компанию в полдень, никого не предупредив о своем визите. Он быстро, не раздеваясь, махнув рукой Аде Львовне, когда она дернулась к телефону, решительно прошел в кабинет Кислицкого. Тут же по селектору Кислицкий вызвал к себе Тасю. По его недоумевающему голосу Тася поняла, что тот еще ничего не знает. Тася проследовала мимо удивленной Ады Львовны, успокоительно поморгала ей глазами и зашла в кабинет. На Кислицком буквально не было лица. Вернее, было, но совсем не такое красивое, как обычно, а какое-то все потерянное и покрытое красными пятнами. Тася вошла, когда Викентий Павлович уже заканчивал: