В полпятого, когда коренастый интервьюер оставил Фаллона в покое, он рискнул позвонить Ивену Хендершоту. Ему сказали — нет дома. Ложь. Ивен не хочет с ним разговаривать.

Жаль — потому что на этот раз Фаллону было что сказать. Он располагал информацией, которая могла бы в корне изменить мнение Ивена о Поле Джерсбахе.

Пол был не таким, как все. Кто только не проходил через парадный вход «Конфиденциальных кассет» — от эксцентричного коротышки Боба Джереми, который обожал по выходным посещать кладбища и собрал богатейшую коллекцию книг о малоизвестных ядах, до последних невымерших мамонтов типа Мердока и толстокожих субъектов вроде Эда Сиранни, по которому плакало его настоящее призвание — сутенер. Попадались трагикомические персонажи наподобие Макса Рэнда и неисправимые, как адвокат Рональд Ричардс, который был пять раз женат и выплачивал алименты четырем женам, однако до сих пор не мог устоять перед смазливой мордашкой.

Пол Джерсбах одурачил всех — возможно, именно потому, что его неординарность бросалась в глаза: всякому было ясно, что такой красивый порядочный парень не создан для этого бизнеса. Это вопиющее противоречие послужило ему отмычкой. Ни одна живая душа не догадалась, что он — вонючий маленький шпион и предатель. Только, в отличие от Каина, он носил свое клеймо спрятанным от людей.

Задним числом перебирая в памяти их разговоры, работу Пола в «Конфиденциальных кассетах» и его отношения с сотрудниками, Фаллон соглашался: Пол был обречен на успех. Конечно, он проявлял излишнее любопытство к практической стороне дела, но это можно было объяснить непомерным честолюбием. В общем он хорошо поработал и ни разу не выдал свои истинные намерения. На его гладком челе не появилось ни одной новой морщинки от напряжения, связанного с двойной жизнью.

Фаллон не насторожился даже тогда, когда Пол отказался от должности режиссера. Он решил, что заблуждался относительно его творческого потенциала, и выбросил Пола из головы. Зачем тратить время на тех, кто только подает надежды и отказывается от активных действий? Потом он догадался — и это причинило ему душевную муку, — что Ивен Хендершот неравнодушен к Полу. Более того, отставка Пола катастрофическим образом отдалила его, Фаллона, от единственного человека, которого он любил. Отчаяние и злость толкнули его на небольшое расследование.

У него не было подозрений — только желание раскопать что-нибудь, компрометирующее Пола: может, он плагиатор, или нелестно отзывался об Ивене Хендершоте, или в его прошлом есть что-то такое, что уменьшит восхищение Ивена. На большее Фаллон не рассчитывал. Он побеседовал с одним приятелем, сотрудником типографии, выпускавшей «Нью-Йорк ревью», и не только узнал о злополучной рецензии, из-за которой Полу пришлось уволиться, но и познакомился с человеком, который занял место Пола в этой газете. Тот проявил к Фаллону интерес и, только чтобы сблизиться, выложил все, что знал, в том числе — что Пол пытался сбыть «Ревью» идею разоблачения фирм, подвизающихся в области порнографических видеофильмов.

Далее Фаллон узнал, что редактор «Нью-Йорк ревью» порекомендовал Джерсбаху обратиться в синдикат Притчетта. Бывший коллега с телевидения, который затем возглавил отдел рекламы «Нью-Йорк игл», рассказал о полученном Джерсбахом задании. После этого Фаллону не составило труда понять природу внезапного интереса Притчетта и догадаться о давлении, оказанном им на Джерсбаха.

Посмотреть бы на выражение лица Ивена, когда он узнает о предательстве. Это станет действенным лекарством. Ивен исцелится от наваждения и вернет Тому Фаллону свою привязанность. В конце концов Фаллон решил больше не звонить, а поехать самому. Сколько можно не видеться?

На пороге появилась секретарша, мисс Уоткинс, с побледневшим лицом. Он почуял неладное.

— К вам два джентльмена. Только что пришли.

— Кто такие?

Она подала глянцевую визитную карточку: «Роджер Грин, паблисити».

— Называет себя пресс-агентом, но по виду не скажешь.

— Как они ухитрились пройти через приемную?

— Я звонила Хизер. Она не смогла их остановить. Мистер Фаллон, мне кажется, это… гангстеры.

Ох уж эти женщины!

— Ничего. Раз уж они здесь, придется их принять.

При виде непрошеных посетителей Фаллон понял тревогу секретарши. Странная пара.

— Фаллон? — спросил один, с продолговатым лицом и на удивление светлыми глазами.

— Да.

— Я Роджер Грин. А это Джордж.

Он указал на толстяка в мятом костюме, со шрамом на лбу.

— Чем могу быть полезен?

— Дело довольно щекотливое, — ответил Грин. — Речь пойдет об одной пленке, которая, насколько я понимаю, находится у вас.

— Нельзя ли конкретнее?

— К сожалению, на этой пленке снят друг Джорджа. Они вместе занимаются бизнесом.

— Можете назвать имя?

— Феликс Денвер.

Феликс Денвер. Известная фигура в мире спорта. Тесно связан с мафией. Владеет рингом для борьбы и через подставных лиц опекает нескольких чемпионов по боксу. Компания Генри Персиваля.

— Предположим, что это соответствует действительности. Чего вы хотите?

— Если этот фильм увидят, мой друг Джордж очень расстроится. А с ним, мистер Фаллон, лучше не связываться. Уж поверьте.

— Если дело касается Феликса Денвера, почему он сам не пришел?

— Ему нездоровится. Если говорить начистоту, то он в Хьюстоне, лежит в больнице с сердечным приступом. Чертовски славный парень. Будь вы знакомы, вы полюбили бы его. У него много верных друзей, которые ни перед чем не остановятся, лишь бы ему помочь.

— И Джордж в их числе?

Рассевшийся немного позади Роджера здоровяк до сих пор не произнес ни слова. Полуприкрытые веки придавали ему сонный вид.

— Вот именно — Джордж в их числе.

— Если я правильно понял, вы хотите предотвратить демонстрацию фильма? Во всяком случае, кадров с Феликсом Денвером?

— Мистер Фаллон, вы умный человек. Я говорил Джорджу: все будет тихо-мирно, без проблем.

— Не следовало давать подобные обещания.

Водянистые глаза Роджера Грина уставились на хозяина кабинета.

— Мистер Фаллон, если вы не примете нас всерьез, вас ждут крупные неприятности. Джордж не любит, когда его водят за нос.

— Я не могу выполнить вашу просьбу.

— Он хочет сделать вам предложение. Он понимает, что отказ от демонстрации фильма обернется для вас убытками, и готов их частично компенсировать.

— То есть?

— Пять тысяч долларов — разумная цена.

Том ни на секунду всерьез не подумал о том, чтобы клюнуть на столь грубый подкуп. Они просто ищут способ сохранить лицо.

— Не пойдет. Пленка не продается ни за какие деньги.

Роджер Грин нервно и словно извиняясь поглядел на Джорджа. Тот тяжело поднялся со стула, подошел к письменному столу Фаллона и без предупреждения заехал ему по лицу. И размахнулся для следующего удара. Однако Фаллон успел перехватить его руку в воздухе и нанес ответный удар. Джордж полетел через всю комнату, чтобы приземлиться на ковер.

— Напрасно вы так, — хриплым голосом упрекнул Роджер Грин.

— Скажи своему приятелю, пусть выбирает, когда и с кем распускать руки.

Роджер Грин помог Джорджу подняться.

— Ты в порядке?

Джордж кивнул. Фаллон подошел сзади и по-свойски положил ему руку на плечо.

— Ничего. Останемся дру…

Джордж резко крутнулся на каблуках и нанес Фаллону страшный удар в пах. Тот сложился пополам и начал оседать на пол. Джордж подставил колено. Ударившись челюстью, Фаллон тяжело рухнул на спину и отключился.

Когда он пришел в себя, мисс Уоткинс безо всякой пользы тыкала ему в лицо бумажной салфеткой. Кровь, смешанная с водой, окрасила «клинекс» в оранжевый цвет.

— Слава Богу! Я думала, вас убили.

Бандиты исчезли. У Фаллона саднила челюсть. Он лежал на полу, подогнув под себя одну ногу. Осторожно выпрямил ее — больное колено не пострадало. Тогда он поднялся. И застонал от лютой боли в паху.

— Вызвать врача?

— Не надо.

Комната поплыла у него перед глазами. В ванной Фаллон посмотрелся в зеркало — ничего страшного. Немного землистый цвет лица, багровый синяк на челюсти да запекшаяся кровь в ноздрях — вот и все.

Когда он вернулся в кабинет, мисс Уоткинс нервно комкала пропитавшуюся кровью салфетку.

— Я сразу поняла, кто они такие. Вы позвоните в полицию?

Ну позвонит он — и что толку? Единственная свидетельница, мисс Уоткинс, не видела самой драки. Эти типы скажут, что защищались. У таких всегда проныры-адвокаты и высокие покровители.

— Не стоит. Все уже прошло. Большое спасибо. — И, прежде чем отпустить девушку, добавил: — Буду признателен, если вы никому не скажете.

Не успела за секретаршей закрыться дверь, как начался острый приступ тошноты. Наконец его вырвало — и немного полегчало.

Он поспешил в кабинет: загудел интерком. Мисс Уоткинс прерывисто дышала от возмущения.

— С вами хотят поговорить. По-моему, тот же человек.

— Роджер Грин?

— Да. Что ему ответить?

— Я сам отвечу.

Он снял трубку и нажал на специальную кнопку, чтобы избежать подслушивания.

— Алло?

— Мистер Фаллон, я хочу извиниться. Не люблю хамить, но иногда приходится.

Фаллон вскипел.

— Хотел бы я еще раз встретиться с вашим другом Джорджем.

Роджер Грин сделал небольшую паузу, прежде чем ответить:

— Надеюсь, мистер Фаллон, вы не подумали, что он блефует? Это было бы серьезной ошибкой с вашей стороны. Десять тысяч долларов — и никаких неприятностей. Нам нужен негатив. Чтобы все было чисто.

— Идите к черту.

В трубке пошли короткие гудки.

* * *

Финальная сцена из «Синей Бороды» происходила в спальне этого маньяка и убийцы. Спрятавшись за портьерой, Шейла в роли его жены наблюдала за тем, как он доводит до логического конца обольщение новой жертвы, баронессы. Режиссер остановил съемку, чтобы попросить баронессу выразительнее корчиться. Пришлось подробно объяснить актрисе сложный комплекс чувств ее героини — смесь экстаза и боли.

Баронесса негодующе уставилась на него.

— Что вам нужно — брачные пляски змей? Если я буду дергаться, как же он вставит пробку в бутылку?

— Делайте, как я говорю, — буркнул режиссер, давая сигнал к возобновлению съемки. Звон колокольчика означал полную тишину на съемочной площадке и что никто не должен ни входить, ни выходить из павильона. Включили камеру и магнитофон. Ассистентка начала разметку эпизодов.

Шейла не могла дождаться своего выхода. В этом сериале ей предстояло встретить смерть — самыми разными способами. Ее будут душить, топить в переполненной ванне, повесят на железном крюке и похоронят заживо. Глядя на белое, распластавшееся на черном меховом покрывале тело баронессы, она изнывала от нетерпения. Скорей бы сегодняшний эпизод остался позади! Она чувствовала себя выжатой как лимон. Вдобавок ко всему в последнее время у нее были проблемы с заучиванием роли наизусть. Это нервы. Хуже всего то, что она вдруг перестала отличать вымысел от действительности.

Синяя Борода уткнулся лицом в ложбинку промеж пышных грудей баронессы. Та слабо вскрикивала: «Перестаньте! О пожалуйста, прекратите эту пытку!» Его лапища поползла вниз по ее телу. И ею вдруг овладело лихорадочное возбуждение. Она начала корчиться в судорогах боли и страсти. «Негодяй! — взвизгнула она, царапая его спину через рубашку. — Я тебя исполосую!»

Хорошо, отметила Шейла, всем сердцем желая, чтобы баронесса поднялась до требований режиссера. Под ногтями актрисы лопнули подшитые к рубашке мешочки со специальной жидкостью, и спина Синей Бороды окрасилась «кровью». Это не помешало мерзавцу довести дело до конца.

Баронесса издала душераздирающий вопль. Синяя Борода смерил ее свирепым взглядом и всадил в ее пышную плоть невесть откуда взявшийся нож. Баронессе все-таки удалось соскочить с кровати и подбежать к окну. Одной рукой она вцепилась в портьеру. Синяя Борода еще раз с дьявольским хохотом пырнул ее ножом. В последней судороге баронесса сорвала портьеру, за которой пряталась Шейла.

— Жена! — вырвалось у злодея. — Моя обожаемая супруга!

Он приблизился — с тем же маниакальным блеском в глазах и окровавленным ножом в руке. Ударил. Шейла наблюдала за происходящим с чувством странной отрешенности. Все это понарошку. Никто не убит. Тем не менее, в недрах ее существа зародился и ширился жуткий, нечеловеческий вопль. Объектив камеры с беспощадной объективностью фиксировал каждую подробность. Шейла почувствовала, как в ней открылись многочисленные раны — словно маленькие дверцы, через которые уходила жизнь. Она показалась себе дикарем, вприпрыжку убегающим от зверя через дремучие заросли. В легких полыхал огонь. Она начала клониться к земле; весь мир закружился перед ее затуманенным взором; в висках били барабаны. Ниже, ниже, ниже…