— Во сколько?

— Можешь заехать за мной на студию? Я поздно освобожусь — может, в шесть или семь. Успеем наговориться.

* * *

В шесть часов Пол вновь очутился на Сто двадцать пятой улице. Обычно в это время студия закрывалась. Он пошел прямиком в просторный полутемный амфитеатр, где уже шла уборка. В углу двое вели деловой разговор. Один был режиссер «Медицинского журнала», Боб Джереми. Обходя протянутый по полу кабель и мусор, Пол пробрался в раздевалку. Гримуборная Шейлы находилась к конце коридора. Дверь была открыта; оттуда струился свет.

— Шейла?

— Заходи. Я более или менее одета.

Она сидела на стуле перед зеркалом, стирая грим. Полы халата немного разошлись.

— Через двадцать минут буду готова. Присаживайся, Пол, и расскажи, что с тобой произошло за то время, что мы не виделись.

— Не знаю, с чего начать.

Должно быть, от яркого света ее лицо, отраженное в зеркале, показалось Полу немного вульгарным. В глазах затаилась какая-то забота.

— Ну, Пол?

Он рассказал — предусмотрительно делая пропуски в щекотливых местах. Например, он ничего не сказал о Притчетте, своих статьях и предложении возглавить новую компанию. Зато не утаил предложение Макса Рэнда.

— Почему ты отказался? Недостаточно респектабельно?

Она повернулась к нему, и ее лицо без грима показалось Полу бесцветным, как будто из мела.

— Просто у меня другие планы. Да и куда мне столько денег?

Шейла снова отвернулась к зеркалу.

— Ну вот, я опять чувствую себя человеком. Как я выгляжу? Сильно похудела?

— Ты замечательно выглядишь.

На самом деле у Шейлы был усталый вид. Кожа стала прозрачной. Она походила на инвалида, собирающегося на свой последний парад.

— Я потеряла шесть фунтов. Это заговор. Они решили к концу «Синей Бороды» уморить меня по-настоящему.

Она наложила макияж, и произошло чудо: перед Полом снова возникла прекрасная экстравагантная женщина, которую он знал. Она встала и пошла одеваться, однако успела сбросить халат раньше, чем скрылась за ширмой. Он увидел ее нагую спину и почувствовал, что его страсть не умерла, что его с прежней неистовой силой влечет к Шейле Томкинс.

Выйдя из-за ширмы, она сделала перед ним пируэт. На ней было вызывающее алое платье в обтяжку, с глубоким вырезом.

— Нравится?

— Здорово, — севшим голосом ответил Пол.

Вечеринка проходила в пентхаусе Иззи Танена на Восточной Пятьдесят седьмой улице. Люди кучками переходили от бара к устроенному на веранде буфету. Иззи Танен был модным театральным агентом; среди гостей преобладали известные деятели шоу-бизнеса.

— Вот Рея Мэлоун, — сказала Шейла, указывая на знаменитую кинодиву. — Она начинала работать моделью одновременно со мной. Теперь — звезда.

— А ты — королева «Кассет», — с улыбкой ответил Пол. — Долго продлится вечеринка?

— Пока гости не попадают с ног. У Иззи всегда так.

Шейла почти ничего не ела, зато выпила несколько фужеров шампанского. Пол не мог оторвать глаз от ее влажных алых губ. Он представил себе, как они прижимаются к его губам, и тотчас прогнал соблазнительное видение.

Они потанцевали под магнитофон на небольшом квадратике покрытого лаком пола в гостиной. Во время медленного танца он прижал ее к себе.

— Почему ты не согласился на предложение Макса Рэнда?

— Не хочу стать коронованным принцем порнографии.

У Шейлы напряглась спина.

— Я бы назвала это чертовым снобизмом.

— Я не хотел тебя обидеть.

— Что ты хочешь доказать? Что ты лучше Ивена Хендершота или меня? Только потому, что у тебя другие принципы?

— Я не сравниваю.

— Знаю я этот тип людей. Им хотелось бы пройти по жизни в ореоле святости. Но, не ровен час, подвернется соблазн — и они обязательно найдут себе оправдание.

— Ты сегодня агрессивна.

— Терпеть не могу напыщенных идиотов.

— По-твоему, я идиот?

Она посмотрела на него взглядом, шедшим из самых глубин ее существа.

— Я назову так любого, кто не знает, что прыгать в самолет нужно до того, как он взлетел. Если ты не согласишься на предложение Макса, останешься на земле.

Пол решил не настаивать. Возмущение ее прямотой, даже грубостью, сглаживалось потребностью быть с Шейлой. Его с каждой минутой все больше к ней влекло.

Когда смолкла музыка, к ним подошел мужчина с солидным брюшком и длинными волосами, вьющимися на затылке.

— Кто твой приятель, Шейла?

— Иззи, познакомься с Полом Джерсбахом.

— Привет, — уронил Иззи и снова повернулся к ней. — Открой секрет: сколько тебе платят за жен Синей Бороды?

— Меньше, чем хотелось бы.

— Никто еще не облапошил клиента Иззи Танена. Зайди как-нибудь, потолкуем. Я расскажу тебе, как зашибать бабки. А ты, Пол, чем занимаешься?

Шейла ответила за него:

— Полу только что предложили высшую должность в «Конфиденциальных кассетах». Вместо Тома Фаллона.

— Да ну?

— А он отказался.

Иззи выпучил глаза.

— Это еще почему?

— Просто не хочу.

— Ты допускаешь большую ошибку. Будущее принадлежит видео. Когда созреешь для подписания контракта, дай мне знать. Не было еще такого контракта, который Иззи Танен не смог бы улучшить.

И он переключился на коротышку с козлиной бородкой, о котором Шейла сказала, что это доктор Райнер, психоаналитик.

— К его помощи прибегают многие знаменитости шоу-бизнеса. Может, тебе следовало бы с ним поговорить.

— По-твоему, я нуждаюсь в помощи? — спросил Пол и улыбнулся, вспомнив аналогичные советы Салли Горовиц.

— С тобой что-то не так. Тебя словно кружит моральная карусель, и ты никак не можешь сойти там, где хочется. Для молодого мужчины ненормально бросаться такими предложениями. Принеси мне, пожалуйста, еще шампанского.

Возле бара Полу пришлось выстоять очередь. А вернувшись в гостиную с шампанским, он увидел, что Шейла присоединилась к группе, окружившей доктора Райнера.

Она громко спросила:

— Скажите правду, доктор, — Иисус был педерастом?

В комнате наступила тишина — как будто оркестр разом оборвал игру. Доктор Райнер сдвинул седые брови.

— Не могу поверить, что вы это серьезно.

— Почему? Сколько ему было, когда его распяли? Тридцать три? Любой нормальный мужчина уже имел бы нескольких женщин. Если сегодня вы встречаете тридцатитрехлетнего девственника, у вас не возникает сомнений, что он гомик, не правда ли?

— Перестань, Шейла, — попробовал остановить ее Иззи Танен. — Ты пьяна.

— Ну так как же, доктор, что говорит по этому поводу папа Фрейд?

— Мне бы не хотелось обсуждать этот предмет.

— Он ведь был мужчиной? Во всяком случае, принял мужской облик. Значит, он ел, спал и ходил в туалет. Почему же не трахался?

Пол отдал Шейле шампанское и мягко, но настойчиво отвел ее в сторону.

У него было такое чувство, словно он держит бомбу, которая может в любой момент взорваться.

— Тебе не следовало так говорить.

— У доктора Райнера комплексы. Беру назад свой совет, чтобы ты к нему обратился. Но тебе все-таки нужно понять кое-какие важные вещи.

— Например?

— Я уже говорила. Единственное, что делает жизнь более или менее сносной, это возможность получить то, что хочется.

В глубоком декольте колыхались ее соблазнительные молочно-белые груди.

— Интересно, согласится ли с этим доктор Райнер?

Она посмотрела на него затуманенными глазами.

— Бедный недомерок. Иногда я говорю странные вещи. У меня бывают безумные мысли. Ты в курсе, что я лежала в психушке?

— Что-то слышал.

— Они провели со мной полный курс. Электрошок и все такое прочее. Я перенесла клиническую смерть.

Непостижимый закон природы: тот, кто одарил человеческую плоть сказочными возможностями, в тот же миг с неумолимой расчетливостью бухгалтера уравновесил столь щедрый дар всевозможными ограничениями.

— Но ты уже выздоровела.

— Вроде бы. Знаешь, что я больше всего ненавижу? Вспоминать об этом. Отвези меня домой.

В такси Шейлу била нервная дрожь; Пол накинул ей на плечи свой пиджак. Она посмотрела на него с неописуемым выражением — вроде бы жалости.

— Не связывайся со мной, Пол. В моей жизни много темного.

— У всех нас много темного.

— Я — дорогая женщина. Тебе не по карману. Совсем не по карману.

Пол обрадовался: упомянутые Шейлой преграды оказались вполне преодолимыми. Она прекрасна; вожделение породило в нем ощущение скорой победы. Он обнял девушку, а поцелуй и подавно превратил все его существо в пылающий факел страсти.

Избегая встречаться с ним взглядом, Шейла дотронулась до пуговицы у него на рубашке.

— Нет, правда. Мужчины, которым я не по карману, для меня не существуют.

Пол улыбнулся.

— Это поправимо.

Очутившись у себя дома, Шейла приняла снотворное, запив его горячим молоком. Она жила в роскошном старом доме на Парк-авеню — в квартире с высокими потолками и просторными комнатами. Пока они, сидя в гостиной, вели необязательный разговор, Пол представлял себе, как он берет Шейлу на ковре, на выложенном изразцами полу в прихожей или в ее кресле. Он пытался угадать, какая дверь ведет в спальню. А она вспоминала о гостях Иззи Танена: все они — выскочки. Фальшивки!.. В длинном узком зеркале Пол видел, как его отражение торжественно кивает в знак согласия.

Шейла подавила зевок.

— Тебе пора, Пол. Уже поздно.

Интересно, как она отреагирует, если он попросит разрешения остаться?

— Можно, я останусь?

Она рассмеялась.

— Уверяю тебя — ничего не будет.

— Я все-таки рискну, — бодро ответил Пол, хотя на него вдруг накатила неимоверная усталость.

Шейла передернула плечами и вошла в дверь — должно быть, спальни. В ожидании он горел на медленном огне. Наконец она вернулась — в халатике с оборками поверх ночной рубашки.

Она не сопротивлялась его поцелуям, но потом вдруг сделала непередаваемый жест рукой и отстранилась.

— Пол, я дико хочу спать.

Он заколебался, однако потом снова заключил Шейлу в объятия, наслаждаясь ее податливостью. Она наморщила лоб и стала клевать носом. Чертово снотворное, подумал Пол. Но я не отступлюсь. Во всяком случае сегодня.

Шейла обмякла и положила голову ему на плечо. И уже почти полностью отключилась, когда он открыл дверь спальни. Это была элегантная комната, обставленная антикварной французской мебелью. Он сел на широкую кровать под балдахином. Шейла опрокинулась навзничь, бормоча что-то нечленораздельное. Он стянул покрывало и уложил девушку так, что голова оказалась повернутой в сторону, а темные волосы рассыпались по подушке. Под тонкими кружевными бретельками ее ночной рубашки изящно выделялись ключицы. Сквозь ткань просвечивали идеальной формы холмики грудей; они мерно вздымались и опадали в такт дыханию. Шелк на шелке, восхитился Пол. Его одолели грешные мысли. Он наклонился и прильнул к приоткрывшимся в ответ губам Шейлы.

Он ласково позвал: «Просыпайся, соня!» Никакой реакции. Крошечная таблетка, растворившись в крови, увела Шейлу за грань сознания. В голове у Пола царила сумятица. Он не мог погасить огонь в крови, но понимал дикую несообразность того, что собирался сделать. Происходящее казалось фантастическим эпизодом одного из тех фильмов, в создании которых он принимал участие.

Ему вдруг стало все равно. Весь вечер из темных, потаенных колодцев его существа поднимались мутные воды похоти, и теперь он был готов нырнуть в них и захлебнуться. Их лица были так близко, что он ощущал у себя на щеке легкое, как перышко, дуновение. Он разделся и лег рядом.

Сквозь тончайший шелк сорочки проступил крошечный розовый бугорок. Пол поцеловал его, потерся щекой о нежную грудь. Девушка не шелохнулась. Спящая, она была невообразимо прекрасна. Пассивность сделала ее образцом совершенства. Пол скользнул рукой вниз по ее телу, поднял подол рубашки. На ней не было белья. Сердце Пола стучало как барабан. Он прижался лицом к ее лону и погрузил язык — сначала чуть-чуть, а затем глубже — в нежные складки. Если бы Шейла бодрствовала, его ласки не были бы такими бережными. Страсть моментально вспыхнула бы и погасла. А так было похоже на чистоту и нежность истинной любви. Он долго ласкал Шейлу и вдруг с удивлением убедился, что она готова. Обеими руками он раздвинул ей ноги и занял нужную позицию. Бархат ее кожи сводил его с ума.

Его половой орган скользнул вниз по нежному холмику. Ощущение было сродни электрическому разряду. Пол схоронил лицо между ее обнаженными грудями и лег на девушку. Когда он вошел к нее, все его тело вспыхнуло огнем. Но, несмотря на силу страсти, акт был исполнен нежности и восторга. Он почти вышел и снова вошел. Ее пассивность возбуждала, давала возможность удовлетворять свои прихоти и при этом сохранять полный контроль. Никакой спешки. Однако вскоре крепнущие валы страсти вознесли его на самый гребень. Он ахнул и взмыл на новое плато мучительного наслаждения. Перед ним открылись горизонты неизведанных ощущений. Он не мог отделить их одно от другого. В ноздри ударил запах мускуса. Мозг превратился в жидкую кипящую лаву. Он длил наслаждение. И наконец, когда было уже невтерпеж, ускорил движения. Скорей, скорей! Когда наступила разрядка, вся его страсть перелилась в Шейлу, и он без сил рухнул на ее обнаженное, инертное тело, шепча: