Женни нерешительно посмотрела на него. Звучало заманчиво, но как же родители… Она покачала головой.

– Я не смогу тебя проводить. Я хотел бы, но мне надо срочно в Меланьи. А вдруг ты опять сойдешь с поезда? А? – Зря он так пошутил. Это был неправильный аргумент.

– Я? Если мне и надо ехать в Меланьи, так это чтобы тебя довезти! – съехидничала Женни.

– Схожу-ка я поменяю валюту. – Барт увидел еще одно открывшееся окошко и достал оставшиеся после завтрака несколько банкнот.

Женни засмотрелась на женщину с разбегавшимися в разные стороны четырьмя сыновьями-погодками и не расслышала его. Женщина собрала всех в одну кучу, рук у нее явно было недостаточно. Она схватила по две пары вырывающихся ручонок. Ее живот был подозрительно круглым. «И о чем я только думаю», – улыбнулась Женни и прислушалась к хриплому радио. Радостно повернулась к Барту.

– О! Наш рейс… – и замолчала: Барта рядом не было.

В кармане у нее лежал паспорт с билетом внутри. Регистрацию объявили. А Барта нет! Куда же он подевался? О, Господи! Воображение рисовало ей картины, одну ужаснее другой. Дико озираясь, Женни вскочила на ноги, выбежала наружу и заметалась по улице, не зная, что делать.

На земле у здания сидела женщина с фартуком, полным деревянных фигурок. Она улыбнулась Женевьеве и показала на свой товар. Женни покачала головой, присела рядом и спросила, не видела ли та Барта, обрисовав, как он выглядит.

– Нет, такой не выходил, – уверенно ответила женщина.

У Женин отлегло от сердца. Значит, Барт в здании, ждет ее, наверное, возле вещей. Она побежала внутрь, расталкивая прилетевшую толпу. Вот они, их вещи, но Барта нет. Женни сунула руку в карман, нащупала билет. А что если она никогда-никогда больше не увидит Барта?

– Бартоломью, – прошептала Женни в отчаянии, а хотелось ей кричать.

Барт вернулся, довольный обменом. Женевьевы у вещей не было. Он удивленно оглянулся. Потоптался. Ему показалось, что по радио объявляют их рейс. Вот ее саквояж. Куда же она запропастилась? С ней что-то случилось? Вот и оставляй ее одну! Точно, их рейс! Барт отмахнулся от звуков радио, как от назойливой мухи, и побежал на улицу.

– Пика? Пика? – спросил он у чернокосой местной торговки, что разложила свой товар прямо на земле на фартуке недалеко от входа.

Как же в театре сказали, что Женни блондинка? Вспомнил!

– Рубио?

Женщина заулыбалась и показала ему на дверь аэровокзала. Барт поспешил внутрь и, к облегчению своему, увидел светлую головку Женевьевы на фоне темноволосой толпы.

– Женни! – заорал он.

– Барт! Как же ты меня напугал! – воскликнула она, бросаясь ему на шею.

– Кто кого еще испугал! – рассмеялся он, подхватил ее на руки и закружил в воздухе.

Он поставил ее на землю, но рук не разнял – вдруг она опять исчезнет.

По аэровокзалу шла та торговка, с улицы, и предлагала свой товар. Барт помахал ей рукой, она подскочила обрадованно. Барт сунул ей денег, не ожидая ничего взамен, но получил деревянную фигурку. Женщина что-то быстро говорила. Женни смутилась.

– Что она сказала? – поинтересовался Барт.

– Что это нам на счастье. – Щеки у Женевьевы запылали. – Пожелала нам семейного счастья.

– А что? – захохотал Барт. – Пойдешь за меня?

– Да, – прошептала Женни.

Они озадаченно посмотрели друг на друга.

– Жена? – потянулся было он к ней, прислушался. – Женни? Наш рейс?

– Ой! Посадка заканчивается!

Они подхватили вещи и поторопились к стойке. Там уже шла регистрация следующего рейса. На них поворчали, но пропустили. Женни протянула свой билет, Барт быстро поставил самый тяжелый чемодан. Потом протянул свой билет и взялся за саквояж и второй чемодан. Служащий улыбнулся Женевьеве, не обратил внимания на первый чемодан и повернулся к Бартоломью.

– Что здесь? – поинтересовался.

– Вещи, – показал Барт на саквояж, потом на чемодан. – Вещи и зарисовки.

Служащий попросил открыть этот второй чемодан, бегло заглянул и махнул им, мол, проходите.

– Как хорошо опаздывать! – заметил Барт в самолете.

– Почему? – удивилась Женни.

– Потому что не посадят в хвост!

– Это нечестно! – возмутилась она.

– Что? – У него глаза на лоб полезли, но она, оказывается, говорила о своем.

– Ты опустил всю романтическую часть! Ухаживания! Признания в любви! – сказала с обидой. – Сразу сделал предложение.

Барт смеялся до слез.

– Я что-нибудь придумаю, – заверил он ее. – После карнавала.

– А как же американка? – спросила злорадно Женин.

– Какая? А! – вспомнил он свои планы. – Что делать. Придется Рафаэлю очаровывать американку. Ты умеешь сидеть на лошади?

– Не знаю, а что? – удивилась Женин.

– А то! Скажи, что лучше: отдать тебе на карнавал Кинжала или лошадь Рафа.

– У Рафаэля есть лошадь?

– Конечно. Очень смирная. Если не усидишь на Кинжале, то это лучший вариант. Рафаэль тогда поедет на Кинжале, если захочет поучаствовать. Он пробовал на нем, у него получается. И я рядом буду. Подстрахую. А я себе раздобуду коня.

У Бартоломью загорелись глаза от предвкушения карнавала. Он развивал планы дальше.

– Ты не переживай по поводу костюма. Я все достану.

– Я и не переживаю.

Он ее не слышал.

– Со всеми тебя познакомлю! Женин, послушай, зачем тебе ехать в Порт-Пьер? Это будет пытка! Ты мне карнавал сорвешь. Поехали сразу в Меланьи! Всего несколько дней до карнавала осталось. Женин! Как же я без тебя? – взмолился он.

– Ах, как я теперь понимаю Амелию, – растаяла Женевьева от его горячности. – «Жена одного мужа».

– Кого? А! Из вашей легенды о кувшине молока. А я все недоумевал, кто ты. Всю дорогу. Чувствую, что часть моей Семьи, но не могу понять кто. А все очень просто. Моя жена.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись счастливо.

Как же все просто. Кроме одного. В самолете при посторонних совершенно неприлично поцеловаться. Оба вздохнули об одном и том же.

К концу перелета Бартоломью уговорил-таки Женевьеву ехать в Меланьи. Женин стало жалко расставаться с Бартом на эти несколько дней. Конечно, она только время потеряет на переезды. Лучше ей сразу отправиться к Маленьким.

У нее почти не дрожала рука, когда она давала телеграмму домой. Барт улыбнулся ей подбадривающе, и Женин отбросила последние сомнения.

Она все объяснит родителям. Позже.

Бледный Барт со вздутой губой и черными кругами под глазами всю дорогу от столицы к Меланьи с энтузиазмом рассказывал о карнавале. Поезд пошел под гору, вдалеке показался город. Барт замолчал, глядя в окно. Женин смотрела на Меланьи, который становился все ближе и ближе, а башня замка Медичесов на холме за городом все ниже и ниже. Подлых воров Медичесов!

– Мы дома! – объявил Бартоломью так, как будто весь город принадлежал ему, и торжественно подал Женин руку.

Она с нарочитой церемонностью приняла его помощь и сошла с подножки вагона. Не успели они сделать и пару шагов, как встретили его знакомых. Группка парней обступила Бартоломью.

– Вы куда? – спросил он вместо приветствия.

– Как это куда? Сам же вчера распорядился – за факелами едем. Что, отменяется? Тебе пожарные не разрешили в этом году?

– Нет-нет. Я просто уточняю. Поезжайте.

– Как твоя нога? Похоже, что лучше.

– Какая нога? Ах, нога… – протянул Барт, соображая, что за историю скормил им Рафаэль. – Лучше.

– Ну ты даешь! Карнавал, а ты вздумал ногу ломать и дома сидеть! – возмутился один.

– Он что, специально? – рассмеялся другой. – О! Наш поезд. Вечером вернемся с факелами. Барт, ты разрешение у пожарных подписал?

– Молодец, Рафаэль, – восхитился Барт.

Женин только головой покачала. «Интересно, был ли среди них молодой Медичес? Какая мне, впрочем, разница». Улыбнулась мечтательно своим мыслям.

– Ты что? – ревниво поинтересовался Барт.

– Глупости всякие вспомнила. У нас в семье есть одна давняя вражда. Когда я была маленькой, то воображала: вот вырасту большой и красивой, мальчик из той семьи влюбится в меня, и я разобью ему сердце. А теперь подумала, что хорошо бы не встретить его. Никогда.

– Точно, – с облегчением согласился Барт.

Бартоломью явно был известной в городе личностью. Только они поймали такси на привокзальной площади, как Барта опять окружили. Женин села в машину.

– Куда едем? – спросил водитель.

– Я – на Чайную горку, – весело сообщила Женин.

Какая же она счастливая. Счастливая!

– Как это «где доспехи»? – говорил кому-то Барт. – Ллойд! Они же у тебя в гараже хранятся.

– Откуда я знаю, что вы ко мне поставили? Я что, открывал ящики? Мог бы мне вчера сам позвонить.

– Я был занят последнее время… – Барт захохотал.

Ах, как жалко, что нельзя рассказать приятелям правду.

– Чем это? – Любопытный Ллойд заглянул в машину.

Он оказался светловолосым кареглазым симпатичным парнем.

– Фью, – присвистнул от удивления. – Я тебя понимаю. Давай, знакомь!

– Потом, на карнавале. Успеешь еще. – Барт рассмеялся. – Только ни на что не рассчитывай. Женин – моя невеста.

– Ллойд. Ллойд Оричес. – Все равно протянул руку через раскрытое окно кареглазый.

– Женевьева. – Женин руку пожала, но посмотрела с вызовом, уж больно насмешливые были у Ллойда глаза.

– Куда? – спросил водитель у Бартоломью, наконец севшего в такси.

– Замковый тупик, – сказал Барт радостно.

– Тогда сначала в тупичок, – водитель тронулся. – А потом отвезу девушку. Ей чуть подальше.

– Может быть, зайдешь? – упрашивал Барт Женевьеву.

– Нет, сразу к Маленьким, узнать как дела.

– Хорошо. Завтра с утра я к тебе заскочу, посмотрим, какие у нас планы. О! Я дома.

Такси объехало замок Медичесов и остановилось у одноэтажной пристройки.

– Ты что, живешь в замке Медичесов? – не поняла Женни.

– А где мне жить? – весело улыбнулся Барт. – Где еще может жить Бартоломью Медичес?

«Медичес?!»

Барт обернулся, на пороге появилась инвалидная коляска.

– Рафаэль!

Повернулся к Женни.

– Точно не хочешь зайти?

Онемевшая Женни только покачала головой.

– Какой твой адрес?

– Цветочная улица, – пролепетала Женни, кажется есть такая и в Меланьи. – Цветочная улица, дом 72.

«Медичес?! Нет! Только не Барт! Только не ЕЕ Бартоломью!» У Женевьевы ручьями потекли слезы.

– Адрес поточнее? – остановился на развилке таксист.

– Цветочная улица, – поколебавшись, ответила Женевьева Мединос.

– Как? Да что же ты сразу не сказала! Это же рядом с вокзалом, – таксист развернулся, ворча.

Барт с неохотой выбрался из ванной.

Ну так и знал! В его комнате нетерпеливый Рафаэль уже вовсю наслаждался своими новыми сокровищами. Рисунки были рассортированы в три аккуратные пачки. Раф рассматривал черепки.

– Как ты ухитрился их вывезти? – поднял он сияющие темно-синие глаза на брата. – Рассказывай все!

– Даже не знаю, с чего начать, – рассмеялся Барт. – Столько всего произошло! Особенно за последнюю неделю. Ты не поверишь!

– Опять влюбился, – констатировал факт Рафаэль.

– На этот раз серьезно! – заявил Бартоломью.

Рафаэль издал смешок.

– Считай, я помолвлен, – с идиотской, на взгляд Рафа, улыбкой сказал Барт.

– О, – протянул Рафаэль насмешливо, – она так здорово целуется, что ты готов жениться?

– Мы с ней ни разу не поцеловались, – несколько сконфуженно признался Бартоломью.

Раф открыл рот и выпучил глаза.

– Тогда это серьезно! Если ты провел неделю с девушкой, и вы не целовались, это должно быть очень серьезно!

– Я тебя убью! – сообщил ему Барт, наваливаясь на него.

Раф с удовольствием сжал Барта, оторвал от себя. Легкая домашняя коляска его опрокинулась на бок. Братья покатились по полу. То один, то другой брал верх.

– Бартоломью! – прибежала на шум мама. – Когда же это закончится? Только приехал, а уже дерешься с братом! А ну отпусти Рафаэля!

– Ты Рафу скажи, пусть меня отпустит, – прохрипел из-под Рафаэля Барт.

– Сколько вас можно разнимать, мальчики? – гневно сказала мама. – Сейчас приедет отец, я ему все расскажу!

– Не надо! – хором закричали «мальчики».

– Мы просто соскучились. – Раф сел на полу.

Барт поднял коляску и помог ему вернуться в нее.

– Я у Барта сегодня ночую! – крикнул вдогонку маме Рафаэль.

– Ну, рассказывай! – попросил он, убедившись, что мамины шаги стихли.

– Я обыграл шулера! – Барт начал хвастать с конца.

– Не будь Мединосом, не лги! – не поверил ему Рафаэль.

– Женевьева подтвердит! – пожал плечами довольный эффектом Барт.

– Так значит ЕЕ зовут Женевьева. А какая она?

Барт беспомощно развел руками.

– Нарисуй!

– Не могу. Пытался. Ее невозможно нарисовать. Получается блеклое подобие, – улыбнулся Барт.

– Она… – Барт задумался, вызывая в памяти образ. – Она день начинает со слов «Доброе утро, Бартоломью!» и умеет сказать это так, что чувствуешь себя особенным.

Барт заулыбался. Поспорить можно, что первое, что он завтра услышит от Женин, будет «Доброе утро, Бартоломью».