— Замолчите, несчастный! — в ужасе вскричала мадам д'Антраг. — Вы хотите, чтобы она разнесла наш замок по камню собственными руками? Когда она в таком состоянии, она не способна внимать голосу рассудка. И я думаю, что в ваших интересах немедленно вернуться в Париж.

— Неужели вы так полагаете? Но я всегда желал ей только счастья и благополучия, и мне показалось, что она должна знать...

— Она и без вас все знает, но вы можете повторить ей все еще раз, но позже. До скорого свидания. Не вздумайте рассказать королю, что тут у нас творится.

Жуанвиль с изумлением распахнул невинные голубые глаза.

— А почему нет? Я уверен, что в глубине души он продолжает любить Генриетту, которую невозможно не любить, и будет очень огорчен, я тоже в этом уверен, узнав, как она переживает. Он ведь такой добрый.

Тут пришел черед старой дамы. Она разгневалась не на шутку.

— Такой добрый, что мой сын, герцог Ангулемский, гниет в Бастилии и не выйдет из нее до тех пор, пока жив ваш «добрый» король! Поговорите о его доброте с Бассомпьером, у которого он отобрал возлюбленную. И с беднягой Конде, принцем крови, пусть и обнищавшим, сделав его посмешищем двора! Он вот-вот наставит ему рога такой величины, какой я еще не видала!

Лоренца не стала слушать дальше. Она поняла, что о ней позабыли, что подобные речи не предназначены для ее ушей и что ей лучше как можно скорее покинуть гостиную. Она потихоньку проскользнула за ширму, осторожно открыла дверь в соседнюю комнату и спустилась по лестнице на первый этаж. Через анфиладу она вышла в парк, который окружал замок Верней. Сама не зная, почему, она настоятельно нуждалась в глотке свежего воздуха, и воздух, который она вдохнула, был восхитителен.

Завернувшись в плащ, который она прихватила по дороге из шкафа в прихожей, Лоренца сделала несколько шагов по дорожке между партерами, что большими зелеными ступенями спускались к реке. Она собиралась немного посидеть на любимой скамейке возле пышной ольхи, но увидела, что там работает целая армия садовников, они наводили порядок в парке после бури, на днях на него обрушившейся. Тогда Лоренца решила прогуляться по берегу Уазы в сторону Парижа. Очень скоро она оказалась в небольшом лесочке, уселась на пень и стала наблюдать за течением реки. Здесь она слышала только щебет птиц и журчанье воды, огибавшей упавшее в реку дерево, и эти мирные звуки ее успокаивали. Если говорить честно, она растерялась, открыв для себя новое лицо мадам д'Антраг, которая казалась ей воплощением доброты. Внезапный приступ гнева, столь похожий на приступы гнева Генриетты, погрузил Лоренцу в растерянность. Она понимала, что он свидетельствовал о накопленной горечи, если не сказать, ненависти к королю, который на протяжении стольких лет отводил первое место в своем сердце ее старшей дочери. Да, он обрек на вечное заточение в замке Мальзерб ее супруга, а ее старшего сына собирался держать в Бастилии до скончания дней, однако должна же она была понимать, что после двух заговоров, посягающих на жизнь государя, заточение — не самое жестокое наказание... Но если незаконнорожденный сын короля Карла в глазах всех был необузданным и опасным диким зверем, для Мари он был сыном... И только сыном!

Лоренца сидела на пеньке, смотрела на бегущую воду и старалась привести в порядок свои мысли. Но как это было трудно! Интуиция подсказывала, что жить в доме маркизы де Верней с каждым днем ей будет все сложнее и сложнее. Ведь кто как не король поместил ее к ним в дом...

Ее задумчивость нарушил шум голосов. Разговаривали, а точнее, спорили мужчина и женщина, в том же лесочке, позади Лоренцы. Даже голоса их не звучали согласно: женский голос говорил тихо, зато недовольный мужской не желал умерить басовитый и хриплой силы.

— Почему вы не хотите, чтобы я повидал мадам маркизу? Вы же знаете, что я приехал издалека и что послал меня герцог д'Эпернон!

Лоренца не расслышала, что ответила женщина. Она тихонько поднялась со своего места, прошла несколько шагов и спряталась за стволом большого дуба. Теперь она находилась достаточно близко от говорящих и могла не только лучше слышать их разговор, но и как следует их разглядеть. Женщину она узнала сразу, несмотря на широкий плащ и капюшон, это была Жаклин д'Эскоман, а вот мужчину видела в первый раз. Рядом с Жаклин стоял здоровенный детина в зеленом потертом плаще из грубого шерстяного сукна и в такой же шапке на рыжих всклокоченных волосах. Его борода, будто пакля, торчала в разные стороны. Шоссы и огромные башмаки были покрыты пылью, в руках — большая узловатая палка: нет сомнения, он проделал долгий путь пешком и теперь был страшно недоволен.

— В прошлом году вы заботились обо мне, а теперь гоните?

— Гоню, потому что вы не должны были сюда возвращаться. Вы обещали мне, что забудете о своих безумных намерениях.

— Правда... обещал... Но ко мне опять вернулись голоса. Они открыли мне, что близится час, когда я должен буду исполнить волю Господа!

— Голоса вас обманывают.

— Мой духовник и добрые братья монахи думают иначе. Когда Бог велит, его нужно слушаться. Я хотел бы, чтобы госпожа маркиза — вспомните, она была так добра ко мне и даже послала со мной слугу своего отца, чтобы проводил меня до Мальзерба — так вот я хотел бы пожить у нее, пока не настанет день и час, когда мне будет велено покончить с антихристом...

— Я же сказала вам, это невозможно! Уходите отсюда немедленно! Возвращайтесь в Ангулем и больше здесь не появляйтесь!

— Но герцог д'Эпернон утверждает...

— Я знать не хочу, что он утверждает. И не понимаю, зачем он вас сюда прислал! Вы должны жить у него, вот и все.

— У него там слишком много народу, и он не хочет, чтобы я там находился. Он говорит, что, если меня увидят, дело может быть испорчено. Вот он меня и отправил к мадам маркизе. Места здесь тихие, замок большой. У вас тут нетрудно меня спрятать.

— И как долго придется вас прятать?

— Он еще не знает. Ой, нет! Я забыл...

Детина поднял руку и глаза к небу:

— До коронации королевы! Это и послужит знаком... Тогда мы избежим больших бед!

— Ах, вот оно что! — со вздохом облегчения воскликнула наперсница маркизы. — Значит, речь идет не о завтрашнем дне! Ну, если коронация и состоится, то потребует немалых приготовлений. Так что послушайтесь меня, Равальяк[14]! Возвращайтесь к себе и молитесь, чтобы Господь Бог и дальше руководил вами.

— Но...

— Никаких «но». Слушайтесь меня! У вас будет достаточно времени, чтобы снова прийти сюда, когда станет известно о коронации. Пойдемте со мной, проводите меня до замка. Там вам дадут поесть и немного денег на обратную дорогу. И никому ни слова о том, что вы только что рассказали мне.

— А если я увижу мадам маркизу?

— Вы ее не увидите! В нашем замке и у стен есть уши, и вы можете погубить не только себя, но и ее!

— Что это вы говорите?

— Идемте!

Они вышли из леска и направились к воротам парка Верней.

Лоренца тоже покинула свое убежище и вернулась на берег реки, крайне озабоченная услышанным. Ей не надо было объяснять, о чем шла речь: детина собирался убить короля. Он был послан к мадам де Верней, что означало только одно: она была в сговоре с герцогом д'Эперноном. Не было сомнений, что д'Эскоман пыталась отвратить от короля опасность, и Лоренца задавалась вопросом: почему? Маркиза, совершенно очевидно, не желала добра своему бывшему любовнику. И, может быть, уже с тех самых пор, когда поняла, что ей никогда не быть королевой, хотя при этом продолжала делать вид, будто верит в такую возможность? Впрочем, и в пору их самой безумной любви разве не участвовала она в двух заговорах против жизни короля, затеянных ее отцом и сводным братом? Только страстная любовь к ней Его Величества спасла их головы...

Лоренца вернулась в замок с большой тревогой на сердце и хотела было осторожно кое о чем расспросить Жуанвиля, но он уже уехал, что тоже ее удивило. Когда Жуанвиль уезжал из Парижа, он обычно ночевал в замке...

В ближайшие три дня Лоренца распростилась с последними иллюзиями. Если только они у нее еще оставались... Не было тайной, что в Вернее ее уже с трудом терпели. Генриетта с ней даже не заговаривала, зато в ее речах все чаще и чаще стало звучать слово «королева». Мадам д'Антраг, правда, относилась к Лоренце по-прежнему, по крайней мере, старалась, и обычно тогда, когда дочери не было рядом. Все остальное время она хранила молчание, и это было странно и неприятно.

Лоренца стала чувствовать себя лишней, и нужно было что-то предпринимать, чтобы избавить хозяев от своего присутствия... Не за горами был тот день, когда ее просто-напросто выставят за дверь и ей придется искать себе другое пристанище. Дожидаться этого дня она не собиралась. У нее в запасе оставалась еще одна возможность...

И вот настало утро, когда обещала приехать мадам де Роянкур и повезти ее знакомиться с замком де Курси...

Глава 13

Неужели тихая гавань?

Замок Курси белел посреди сверкающего озера, как водяная лилия. Как только Лоренца увидела его из-за поворота лесной дороги, то сразу же была им очарована. Верней был тоже хорош, но этот походил на настоящий сказочный замок своими белоснежными башнями, голубой черепицей, золотыми флюгерами и высокими окнами, сверкающими на солнце. Вокруг него, до синеющего на горизонте леса, расстилались удивительной красоты цветники и ровные аллеи парка, и даже конюшня и оранжерея располагались в изящных флигельках.

— Боже мой! Как красиво! — восторженно воскликнула Лоренца, не в силах сдержать восхищенное изумление.

— Вам нравится? — переспросила ее спутница и радостно улыбнулась.

— «Нравится» — слишком незначительное слово для такого великолепия. Я... я... Даже не знаю, как сказать... Но теперь я понимаю, почему вы никогда не приезжаете в Париж! По крайней мере, мне сказали, что никогда.

— Почему же? Иногда приезжаем, когда хотим повидаться с друзьями, например, с нашей бывшей королевой Маргаритой. А вот в Лувре мы не бываем. Вся беда в воздухе. Признаюсь, что в Париже мне плохо дышится, а уж брат и вовсе дышать не может. Он утверждает, что там даже солнце другого цвета.

— Я с ним совершенно согласна.

Но сегодняшнее утро сияло всеми красками, и Лоренца наслаждалась им сполна, как только они выехали из Вернея. В Вернее Лоренца не могла отделаться от смутного беспокойства. Как только приехала мадам де Роянкур, она стала опасаться, что маркиза встретит ее в привычном дурном расположении духа и любой мелочи будет достаточно, чтобы вспыхнул постоянно тлеющий в ней гнев. Но ничего подобного не случилось. Генриетта была сама любезность и распространила свое благоволение до того, что удостоила гостью приватной беседой. Что вовсе не успокоило Лоренцу. Она вздохнула с облегчением только тогда, когда увидела, что дамы прощаются, улыбаясь друг другу.

И вот они за воротами. Лоренцу посетило давно забытое ощущение — ей показалось, что ее отпустили на каникулы.

По дороге, которая составляла примерно полтора лье, мадам де Роянкур рассказывала своей гостье о здешних краях, которые она знала как никто. В самом деле, долина Уазы оказалась удивительным местом, потому что мадам де Роянкур была еще и талантливой рассказчицей...

Но вот уже карета катит по мосту, перекинутому к замку, вот она въехала в обширный внутренний двор, вот остановилась перед крыльцом, где ее ждут два лакея в темно-зеленых ливреях с красными позументами. Один лакей открыл дверцу, другой спустил лесенку и предложил графине руку в белой перчатке, помогая выйти. Потом он точно так же помог Лоренце.

В эту минуту человек в соломенной шляпе и переднике, какие носят садовники, взбежал по ступенькам крыльца и, пригнув голову, исчез за дверью передней. На бегу он сунул корзину третьему лакею, но так, что лица его разглядеть не удалось. Графиня весело рассмеялась.

— Это мой брат, он, должно быть, забыл, когда мы должны приехать, но встретить вас в таком виде ему не хочется.

Войдя в просторную прихожую, выложенную плитками из белого, черного и красного мрамора, Лоренца вспомнила слова короля: «Де Курси — старинный и знатный род. Их баронский титул стоит герцогской короны». Внутри замка «пламенеющая готика» плавно сменялась роскошным великолепием эпохи Возрождения. Взгляд радовали красивые столики, гобелены, драгоценные безделушки, парадные портреты далеких предков. Здесь отсутствовала чрезмерная роскошь, как в Лувре, где повсюду сияло золото. Здесь же царила гармония.

— Мы с вами потом все осмотрим, — пообещала графиня, беря Лоренцу за руку. — А сейчас поднимемся ко мне, приведем себя в порядок и немного освежимся перед тем, как спустимся в столовую.