— Но он же спустился с третьего этажа.

— Вы имеете в виду Люка?

— Да… Я все время думаю о Люке, — призналась я, отпуская гобелен.

Саймон только хмыкнул. Вдруг за нами раздался шорох. Мы стояли спиной ко входу в галерею и разом повернулись, словно застигнутые врасплох маленькие шалуны.

— Вот кто здесь! — приветствовал нас Люк. — А я-то услышал голоса и решил, что духи менестрелей вернулись, чтобы покуражиться над нами.

Чего бы я не дала в эту минуту, чтобы видеть его лицо!

— Сюда слишком редко наведываются живые, — проговорил Саймон. — Здесь полное запустение.

— Ну, современных музыкантов наша галерея не устроит. В последний раз, когда мы давали бал, оркестрантов рассадили в холле на помосте.

— А насколько интереснее было бы, если бы они расположились в галерее! — Я сама удивилась тому, что говорю.

— Да-да, и чтобы играли на клавикордах, на псалтерионе или на лютне — словом, на инструментах далекого, призрачного прошлого. — В голосе Люка слышалась ирония, и я подумала: «Ничего себе, утром он застал меня в библиотеке, днем — здесь, в галерее!»

Мы вышли на лестницу, и Люк вместе с нами вернулся в зимнюю гостиную.

Там мы долго беседовали, сидя у камина, но между нами ощущалась какая-то неловкость, и каждый это чувствовал.

В тот день ужин подавали в холле, хотя у нас был траур — Рождество есть Рождество, и нарушать вековые традиции никто не стал. Длинный парадный стол был красиво сервирован. На нарядной кружевной скатерти разбросаны веточки остролиста, а пламя свечей в медных подсвечниках, искрясь, отражалось в хрустале и серебряных приборах. Сидя за таким парадным столом, все невольно настраивались на праздничный лад.

На стенах горели свечи в канделябрах и ярко освещали холл. Спускаясь по лестнице, я подумала: «Вот так, наверное, холл выглядел сто лет тому назад».

На мне было просторное серое бархатное платье с широкими, ниспадающими от локтей рукавами, украшенное у ворота светло-зелеными кружевами. Я заказала его в Хэрроугейте, и, по-моему, оно как нельзя лучше соответствовало моему положению и рождественскому празднику.

Руфь предупредила меня, что за ужином у них принято обмениваться рождественскими подарками. И действительно, я увидела на столе множество ярких и пестрых пакетов. Разложенные на скатерти карточки из пергамента с написанными на них именами указывали, кому где сидеть. Пока нас было семеро, так что за громадным столом нам предстояло сидеть на почтительном расстоянии друг от друга. Но сэр Мэтью предупредил, что после ужина надо ждать гостей: многие заглянут в «Услады» выпить вина. Среди них, как я понимала, будут и доктор Смит с Дамарис, и мистер Картрайт с женой и домочадцами.

У столика на колесах Руфь уже отдавала распоряжения Уильяму и двум горничным.

— А вот и вы! — повернулась она ко мне. — Ну что, вам лучше?

— Благодарю вас, мне совсем хорошо.

— Рада слышать. Уж сегодня-то вечером было бы обидно хандрить. И все же, если вы устанете, не стесняйтесь, пусть другие сидят, а вы тихонько уйдите, я за вас извинюсь.

— Спасибо, Руфь.

Она крепко сжала мне руку: впервые Руфь позволила себе выказать симпатию ко мне. Вот что значит Рождество, подумала я.

Затем на лестнице, ведущей в холл, показалась Хейгар. Пока она спускалась, ей приходилось опираться на трость, и тем не менее ее выход был поистине королевским. Хейгар была в бархатном платье цвета гелиотропа, что очень шло к ее седым волосам и вполне соответствовало стилю, бывшему в моде двадцать лет назад. Я не встречала никого, кто держался бы с таким достоинством, как Хейгар. Сразу чувствовалось — перед ней все должны немного робеть. Поэтом мне вдвойне было приятно, что мы с ней стали друзьями. Изумрудное колье и серьги дополняли ее туалет, а в кольце сверкал огромный квадратный изумруд. Приложившись холодной щекой к моей щеке, она проговорила:

— Как приятно видеть вас здесь, с нами, Кэтрин. А Саймон еще не спустился? — и с любовной укоризной покачала головой: — Верно, проклинает все на свете, одеваясь к столу.

— Да уж, Саймон всегда терпеть не мог «расфуфыриваться», как он это называет, — поддержала ее Руфь. — Помню, он как-то раз сказал, что никакие торжества не стоят такой траты сил.

— Да, на сей счет у него свои убеждения, — согласилась с ней Хейгар. — А вот и Мэтью! Ну, как ты себя чувствуешь, Мэтью?

Сэр Мэтью осторожно спускался с лестницы. За ним ковыляла тетя Сара в нарядном платье с несколько рискованным декольте. Она была явно взволнована. Голубой шелковый наряд, украшенный лептами и кружевами, придавал ей сходство с юной девочкой. А может, виной всему было ее возбужденное состояние — оно сразу бросалось в глаза. Устремив взор на стол, Сара радостно воскликнула:

— Подарки! Это всегда самое интересное, верно, Хейгар?

— Ты никогда не повзрослеешь, Сара, — упрекнула ее сестра.

Но Сара уже повернулась ко мне:

— А вы, Кэтрин, любите подарки? Наверное, любите. У нас с вами столько общего! Мы с ней это выяснили, — начала объяснять она сестре, — когда… когда…

К счастью, на лестнице появился Саймон. Мне впервые довелось видеть его одетым по-вечернему. Красавцем я его, пожалуй, не назвала бы, но по крайней мере он производил внушительное впечатление.

— Ага! — воскликнула Хейгар. — Значит, ты, внучок, уступил-таки традициям!

Саймон поднес ее руку к губам, и я заметила, какая довольная улыбка осветила ее лицо.

— Бывают случаи, — пояснил он, — когда нельзя не подчиниться обычаю.

И вдруг над залитым светом холлом, где мы все стояли, поплыли звуки скрипки — кто-то играл на галерее!

Все мгновенно замолчали и подняли глаза. На галерее было темно, но скрипка продолжала играть, и мотив, выводимый смычком, был мне хорошо знаком. Первой опомнилась Хейгар.

— Кто там? — осведомилась она. Ответом ей были только жалобы скрипки. Тогда встрепенулся Саймон:

— Сейчас выясню!

Но только он двинулся к лестнице, как на балконе появилась фигура. Длинные светлые волосы почти закрывали лицо. Это был Люк.

— Я решил, что в такой вечер вы заслуживаете серенады, — объявил он.

И, аккомпанируя себе на скрипке, запел. У него оказался мягкий, очень приятный тенор.


Как ветер с дерева листы

Безжалостной рукой срывает,

Друзей любимые черты

Жестоко время похищает.

На пире жизни я брожу

Один, как в опустевшем зале,

Знакомых лиц не нахожу,

Огонь погас… Цветы увяли…


Он поклонился, положил скрипку, сбежал с лестницы и присоединился к нам.

— Фурор, да и только! — сухо пробормотал Саймон.

— Ты весь в деда, Люк, — заявила Хейгар. — Любишь, чтобы тобой восторгались.

— Уймись, Хейгар, — засмеялся сэр Мэтью. — Вечно ты ко мне придираешься.

— Я давно говорила, — ласково заметила Руфь, — что Люку надо больше заниматься музыкой.

Мы сели за стол и, пока Уильям с горничными обносили нас блюдами, занялись подарками. Сара, как малый ребенок, взвизгивала от восторга, остальные благовоспитанно рассматривали подарки, обменивались учтивыми благодарностями.

Из пакетов, лежавших передо мной, один особенно заинтриговал меня. На обертке размашистым почерком Хейгар было написано: «С пожеланиями счастливого Рождества от Хейгар и Саймона Рокуэлл-Редверз». Я не совсем понимала, почему они решили сделать мне общий подарок, и с некоторым разочарованием подумала, что, вероятно, у Саймона не нашлось для меня ничего, и Хейгар присоединила его имя к своему, чтобы спасти положение. Но, открыв коробочку, я замерла от изумления: в ней лежало кольцо. Я сразу поняла, что оно старинное и очень дорогое. Вероятно, фамильная драгоценность — рубин, окруженный бриллиантами. Вынув кольцо из коробочки, я перевела взгляд с Хейгар на Саймона. Он внимательно наблюдал за мной, а Хейгар улыбнулась той улыбкой, которую она обычно приберегала для внука.

— Но оно же невероятно… невероятно… — заикаясь, пробормотала я.

Я видела, что глаза всех присутствующих обращены на меня и кольцо.

— Это кольцо всегда хранилось у нас в семье, — сказал Саймон. — В семье Редверз.

— Какое красивое!

— Что ж, и Редверзам есть чем похвалиться, — отозвался Саймон. — Не одним только Рокуэллам.

— Но я совсем не это хотела сказать…

— Мы знаем, дорогая, что вы хотели сказать, — вмешалась Хейгар. — Саймон вас просто дразнит. Ну-ка, наденьте кольцо, мне хочется посмотреть, впору ли оно.

Сначала я попробовала надеть кольцо на средний палец правой руки. Оно оказалось мало, но для безымянного подошло идеально.

— Оно вам идет, верно? — громогласно спросила Хейгар, обводя взглядом всех сидевших за столом, будто вызывала их поспорить с ней.

— Великолепное кольцо, — тихо согласилась Руфь.

— Ну, Кэтрин, это знак, что вас допустили ко двору Редверзов, — пошутил Люк.

— Как мне вас отблагодарить? — почти шепотом спросила я, не отводя глаз от Хейгар, так как была не в силах посмотреть на Саймона. Я чувствовала, что кольцо дарят мне неспроста и все это понимают, хотя у меня самой голова шла кругом.

Ясно было одно: кольцо очень дорогое и, вручая его, Хейгар и Саймон демонстрируют свое расположение ко мне. Может быть, они даже хотели намекнуть этим моему преследователю, что отныне он имеет дело не только со мной, но и с ними.

— Носите его. Это будет лучше всякой благодарности, — ответил на мой вопрос Саймон.

— Слушайте, Кэтрин, это же талисман! — вскричал Люк. — Пока кольцо у вас на пальце, оно защитит вас от любой опасности. Таково семейное предание. Над ним тяготеет проклятие. Да нет, что это я болтаю? Наоборот, оно несет с собой благословение! Дух кольца защитит вас от злых сил.

— Значит, оно мне дорого вдвойне, — шутливо отозвалась я, — ведь кроме защиты от злых сил оно еще и красиво! Как я благодарна вам, Хейгар, за этот чудесный подарок!

— Да, рядом с ним наши ничтожные дары просто меркнут, — вздохнул Люк. — Но не забывайте, Кэтрин, важен не подарок, а то, с каким чувством его преподносят.

— Да, это помнить всегда полезно, — решительно прогудела Хейгар.

Боясь выдать чувства, которые вызвал у меня этот подарок, я решила больше ничего не говорить при всех, а еще раз поблагодарить Хейгар и Саймона наедине. Поэтому я поскорее взялась за поданный Уильямом суп, и к тому времени, как торжественно внесли рождественскую фаршированную каштанами индейку, прониклась приятным ощущением тихого и радостного семейного праздника.

Наконец пришел черед и рождественского пудинга — украшенный гирляндой остролиста, с лихо воткнутой в середину веточкой омелы, он поражал великолепием. Уильям облил его бренди, а сэр Мэтью, сидевший во главе стола, поджег.

— В прошлое Рождество, — вздохнула Сара, — все было по-другому. Съехалось множество гостей, а там, где вы сейчас сидите, Кэтрин, сидел Габриэль.

— Не будем говорить о печальном, — прервал ее сэр Мэтью. — Ведь сегодня первый день Рождества!

— Вот в Рождество и надо вспоминать тех, кого нет с нами, — запротестовала Сара. — Самое время.

— Разве? — усомнилась Руфь.

— Конечно! — воскликнула Сара. — Помнишь, Хейгар, тот рождественский ужин, на котором нам в первый раз позволили присутствовать?

— Помню, — отозвалась Хейгар.

Сара оперлась на стол обоими локтями, взгляд ее был прикован к голубому пламени над пудингом.

— Прошлой ночью, — проговорила она глухим голосом, — я лежала и вспоминала все рождественские праздники, которые были в моей жизни. Первый я запомнила, потому что проснулась среди ночи от звуков музыки. Мне было тогда три года. Я испугалась, разревелась, а Хейгар задала мне трепку.

— И эта взбучка наверняка была не последней, правда, тетушка Хейгар? — заметил Люк.

— Должен же кто-то следить за порядком в семье, — спокойно ответила Хейгар. — И тебе, Люк, не повредило бы, если бы твоему поведению уделяли больше внимания.

— Я припомнила каждое Рождество, и последнее особенно, — мечтательно продолжала Сара. — Помните, какие мы тогда произносили тосты? Один был за Габриэля, после того как он так счастливо избежал опасности.

На секунду за столом наступила тишина, но я нарушила ее:

— Какой опасности?

— Ну как же! Габриэля чуть не убило, — ответила Сара и тут же приложила руку к губам. — Подумайте! Если бы это случилось, он и с Кэтрин не успел бы встретиться! Умри он, и вы не сидели бы сейчас с нами, Кэтрин, дорогая! Подумать только! И не ждали бы…

— Габриэль никогда не упоминал об этом происшествии, — удивилась я.

— Да о нем и говорить-то не стоило, — резко вмешалась Руфь. — Внезапно обрушилась одна из старых стен в руинах, а Габриэль как раз стоял рядом. Он отделался ушибами. Чепуха, всего лишь синяк на ноге!

— Как чепуха? — вскинулась Сара, и ее голубые глаза сердито блеснули. Видимо, ее обидело, что Руфь так легко смотрит на случай, показавшийся ей очень серьезным. — Да он же по чистой случайности заметил опасность. И успел отскочить. Если бы он ничего не заметил, от него осталось бы мокрое место.