— Ну… просто не хотел поднимать шум…

— Шум! — перебила его я. — Я ведь думала, ты ездил сюда оповестить их.

— Так оно и было.

— А когда дошло до дела, не решился?

— Могло возникнуть противодействие. Я этого не хотел.

— Ты хочешь сказать, меня бы сочли недостойной войти в такую семью? — Я знала, что глаза у меня сверкают, так я была рассержена. От разочарования я чувствовала себя несчастной — хорошо же начинается моя жизнь в этом доме! Мной владели обида и глубокое огорчение, так как я поняла: раз нашу свадьбу нужно было держать в секрете, пока она не стала свершившимся фактом, значит, у меня вряд ли установятся хорошие отношения с моими новыми родственниками.

— Боже мой, конечно нет! — решительно воскликнул Габриэль и обнял меня за плечи. Но я нетерпеливо высвободилась. — Они полюбят тебя… как только хорошенько с тобой познакомятся. Они просто боятся перемен. Сама знаешь, во всех семьях так.

— Нет, — возразила я. — Неправда! Они расстроены, это нопятно. Как тебе могло прийти в голову ввести меня в семью без всякого предупреждения? Представляю, что они должны чувствовать!

— Тебе не все ясно, Кэтрин, — умоляюще сказал Габриэль.

— Так объясни! Скажи все. К чему такая таинственность?

Вид у Габриэля стал совсем несчастный.

— Да нет никакой таинственности! Просто я им не сказал, вот и все. Побоялся шума и суматохи. Я хотел жениться на тебе как можно скорее, чтобы мы были вместе и могли насладиться тем временем, что мне отпущено.

Когда он так говорил, весь мой гнев мгновенно улетучивался. Я снова почувствовала прилив нежности, желание сделать его счастливым, избавить от непонятного мне страха, быть может, от страха смерти. Ведь именно повинуясь этому желанию, я и вышла за него замуж. Я смутно догадывалась: его что-то страшит в этом доме, и ему нужен союзник. Уже тогда я решила, что этим союзником стану я. А сейчас я утвердилась в своем намерении, так как, хоть и пробыла в «Усладах» не более получаса, тоже поддалась необъяснимому страху.

— Пятница так и сидит в корзине, — спохватилась я.

— Я выведу его погулять.

Габриэль открыл корзинку, и Пятница с лаем выскочил из нее, радуясь, что снова на свободе. Раздался стук. Я резко обернулась: стучали не в ту дверь, в которую мы вошли. И тут я заметила, что в комнате две двери.

Кто-то с явным йоркширским акцентом объявил:

— Горячая вода, хозяин!

Дверь захлопнулась прежде, чем я успела разглядеть говорившего.

— Это бывшая туалетная комната. Я пользуюсь ею как ванной, — пояснил Габриэль. — Увидишь, как это удобно. Только не раздевайся, пока не запрешь обе двери. Может войти кто-нибудь из слуг.

Габриэль надел па Пятницу поводок:

— Надеюсь, Пятница, ты не хочешь потеряться в первый же вечер.

Когда он вышел, я открыла дверь в туалетную комнату и увидела там сидячую ванну, кувшипы с горячей водой, мыло и полотенца. На стене висело большое зеркало в резной золоченой раме, а к раме были прикреплены два золоченых подсвечника, в которых горели свечи.

Я взглянула в зеркало. Мне показалось, что глаза у меня зеленее, чем обычно, но, не повинуясь мне, они отвлеклись от моего отражения и стали обшаривать темные углы у меня за спиной.

Старые дома в сумерках… Может ли быть, что здесь витают призраки тех, кого давно нет в живых? Какие, однако, нелепые мысли приходят в голову молодой здравомыслящей йоркширской даме! Я сняла костюм и принялась приводить себя в порядок после долгого путешествия. Завтра при дневном свете я посмеюсь над своими фантазиями.


В тот вечер мы обедали в красивой комнате на втором этаже.

Габриэль объяснил мне, что в торжественных случаях обед подают в холле в память о прежних днях, когда холл служил столовой.

— Стол в холле ровесник этого дома, — добавил он. — Но когда мы одни, мы обедаем в маленькой и более уютной столовой.

По меркам Глен-Хаус «маленькая столовая» была очень большой. Когда я вошла, шторы были задернуты и на столе горели свечи. Я начинала понимать, что здесь живут по строго заведенному порядку.

За столом нас было шестеро. Собралась вся семья. С Руфыо и Люком я уже познакомилась. А сейчас встретилась с отцом и теткой Габриэля — сэром Мэтью Рокуэллом и мисс Сарой Рокуэлл. По всей видимости, обоим было уже за восемьдесят.

Стоило мне взглянуть на сэра Мэтью, и у меня сразу отлегло от сердца — он явно обрадовался мне. Он был очень высокий, правда, слегка сутулился. Совершенно седая шевелюра поражала пышностью, не совсем здоровый румянец вызывал подозрения в чрезмерной приверженности к портвейну, но голубые глаза, глубоко прятавшиеся в складках век, смотрели весело и, можно даже сказать, с озорством.

— Габриэль счастливчик: такая красавица! — воскликнул он.

Конечно, он мне льстил, я вовсе не была красивой и едва ли могла показаться красавицей даже восьмидесятилетнему старцу. Он поднес мою руку к губам и запечатлел на ней долгий поцелуй. Я увидела, что возраст не мешает ему быть галантным. Он производил впечатление человека, привыкшего наслаждаться жизнью, и, по-видимому, надеялся, что молодые члены семьи будут следовать его примеру.

— Вы должны сесть рядом со мной, — заявил он. — Я хочу смотреть на вас, а вы расскажете, что думаете о своей новой семье.

Так что за столом я сидела с ним рядом, и время от времени он склонялся ко мне и похлопывал меня по руке.

Тетя Сара была совсем другая, хотя и ее отличали характерные для всех Рокуэллов черты лица, светлые волосы и брови. Ее голубые глаза блуждали. Она казалась озабоченной, словно всячески старалась попять, что происходит вокруг, но смысл происходящего от нее ускользал. Я подумала: пожалуй, она даже старше своего брата.

— Сара! — прокричал сэр Мэтью. — Это моя новая дочка!

Сара кивнула ему и улыбнулась прелестной в своей наивности улыбкой. Я пожалела, что не встретила этих стариков первыми. Тогда бы я непременно почувствовала тепло при вхождении в дом.

— Как вас зовут? — спросила Сара.

— Кэтрин.

Она кивнула, и во время обеда, когда бы я ни подняла глаза, я ловила на себе ее взгляд. Сэр Мэтью захотел узнать, как мы с Габриэлем познакомились и почему так быстро решили пожениться. Я рассказала ему про Пятницу.

— Уж эти цыгане, — покачал он головой. — Они жестоко обращаются с животными. Я их к себе не пускаю. Однако должен признать, что день, когда Габриэлю вздумалось поскакать по той дороге, оказался для него поистине счастливым.

— Он вечно куда-нибудь исчезает… — вставил свое слово Люк. — Ускачет на своей лошади, и мы не имеем представления, где он и когда вернется.

— Ну и что? — возразил Габриэль. — Только так и можно устроить себе праздник. Ненавижу всякие планы. А то размечтаешься о каких-то удовольствиях, а потом разочаруешься. Нет! «Спеши туда, куда тебя влечет душа!» — вот мой девиз.

— На этот раз он тебя не подвел, — улыбнулся мне сэр Мэтью.

— Я покажу Клэр свои вышивки, — пробормотала, глядя на меня, тетя Сара. — Они должны ей понравиться.

Наступило короткое молчание. Потом Руфь спокойно сказала:

— Это не Клэр, тетя Сара. Это — Кэтрин.

— Да-да, конечно… — согласилась Сара. — Вы любите вышивать, дорогая?

— Люблю, но я плохая рукодельница. Не очень-то лажу с иглой.

— И не надо, — отозвался сэр Мэтью. — Зачем напрягать такие прелестные глазки? — Он наклонился ко мне и прикрыл мою руку своей морщинистой рукой. — Моя сестра немного забывчива. Временами она уходит мыслями в прошлое. — На его лицо набежала тень. — Увы, мы с ней немолоды…

Разговор перешел на их дом. Мне рассказали о здешних окрестностях, о конюшне — я рада была услышать, что у них нет недостатка в лошадях, — о соседях, друзьях, больших охотах и вообще о жизни в Киркленд-Мурсайд; я чувствовала, что они всячески стараются показать, что рады мне. Быть может, странное поведение Габриэля заставило меня с самого начала в этом усомниться.

Руфь сказала, что собирается в конце педели устроить торжественный обед в честь нашей свадьбы, а будь у нее время, она устроила бы его сегодня.

— Вам необходимо кое с кем познакомиться, — добавила она. — Есть люди, жаждущие с вами встретиться.

— Кого ты собираешься пригласить? — быстро спросил Габриэль.

— Ну… я думаю, Саймона. В конце концов, он тоже член семьи. Вероятно, надо пригласить и Хейгар, хотя вряд ли она придет. И наверное, викария с женой, и, конечно, Смитов.

Сэр Мэтью кивнул и повернулся ко мне:

— Мы хотим, дорогая, чтобы вы сразу почувствовали себя дома.

Я поблагодарила его, и, когда обед закончился, Руфь, Сара и я удалились в соседнюю гостиную, оставив мужчин наслаждаться портвейном. Я была рада, что уединение их длилось недолго, потому что с теткой и сестрой Габриэля чувствовала себя неловко.

Габриэль сразу подошел ко мне и сказал, что у меня утомленный вид.

— Неудивительно. День выдался нелегкий, — проговорила Руфь. — Что ж, все вас поймут, если вы пораньше уйдете к себе.

Я попрощалась со своими новыми родственниками, и мы с Габриэлем поднялись наверх.

Едва мы вошли в нашу комнату, Пятница вылез из корзинки и кинулся к нам. Было ясно, что и ему трудно привыкнуть к новой обстановке.

— Ну ладно, — проговорил Габриэль, — самое худшее позади. Ты познакомилась с нашим семейством.

— Кажется, еще не со всеми.

— Ну, остальные появляются здесь лишь время от времени. А с этими тебе придется жить. Пойдем, я хочу перед сном показать тебе вид с балкона.

— Ах да… твой любимый балкон! А где он?

— Здесь рядом. Пойдем.

Он обнял меня одной рукой, и, выйдя из комнаты, мы направились к двери в конце коридора. Габриэль открыл ее, и мы оказались на балконе. Луна поднялась уже высоко в небе, освещая все вокруг. И я увидела развалины. Передо мной, словно призрак бывшего величественного аббатства, поднимались руины. Темнела река, вьющаяся по заросшим травой лугам, над рекой горбом изгибался черный мост, а дальше простиралась едва различимая пустошь.

— Как красиво! — вырвалось у меня.

— Когда я уезжаю, я вижу это во сне.

— Неудивительно!

— Я прихожу сюда каждый вечер и не могу насмотреться. С самого детства. Меня сюда словно что-то притягивает. — Вдруг он посмотрел вниз. — Двое из нашего рода покончили жизнь самоубийством, бросившись с балкона. Не с этого, правда. В доме их еще три.

У меня мурашки пробежали по телу, и я вгляделась в темноту внизу.

— Мы на верхнем этаже. Упасть отсюда — верная смерть, под нами каменные плиты. В нашем роду всего двое покончили с собой, и оба выбрали один и тот же способ.

— Пойдем, — сказала я. — Я устала.

Но когда мы вернулись в пашу комнату, мои страхи ожили. И все из-за нескольких минут, проведенных на балконе, из-за случайного замечания Габриэля. Нервы у меня расшалились, что совсем не было мне свойственно. Ничего, пообещала я себе, завтра все будет иначе.

Следующие два дня я изучала дом и окрестности и была захвачена этим действом. Кое-что приводило меня в восторг, кое-что отталкивало. Днем дом меня очаровывал, хотя я то и дело терялась в лабиринтах комнат и коридоров и не могла найти дорогу. Но в сумерки, стоило мне остаться одной, я — стыдно в этом признаться — невольно начинала поминутно озираться и оглядываться.

Прежде мне не случалось бывать в таком огромном старинном доме. Когда я бродила по нему одна, настоящее, казалось, сливалось с прошлым. Мебель здесь не менялась веками, и трудно было отделаться от мысли, что и сотни лет назад, когда в доме звучали другие голоса и шаги и длинные тени других людей падали па эти стены, все тут выглядело точно так же.

Нелепо было поддаваться таким мыслям, ведь в доме жили совершенно обычные люди. Мысленно я их всех разложила, что называется, по полочкам в первый же день приезда. Вот что получилось. Сэр Мэтью — веселый старый эсквайр, любитель хорошо поесть, знаток вина и женщин, землевладелец, типичный и для прошлых веков, и для нашего времени. Тетя Сара — старая дева, всю жизнь проведшая в этом доме. Немного наивная, помнящая все дни рождения, победы и поражения каждого из членов семьи. Только сейчас, постарев, она стала забывать, какое событие к кому относится, и решила, что женой Габриэля является ее невестка Клэр — давно скончавшаяся жена сэра Мэтью. Руфь для меня была хозяйкой дома. Она заняла это место после смерти матери и, естественно, не испытывала большого восторга от нежданного появления нового члена семьи. Люк… Люк был просто молодой человек, занятый собственными делами, как большинство молодых людей. Одним словом, обычная семья, ничем не отличающаяся от множества других таких же, проживающих по всей стране.

Я старалась со всеми держаться приветливо и уверена, что мне это удавалось. Труднее всего, конечно, было расположить к себе Руфь. Мне хотелось, чтобы она поняла: я совсем не стремлюсь занять ее место. У меня и в мыслях этого нет. Видит бог, дом достаточно большой, чтобы мы могли жить каждый сам по себе. Хозяином дома был сэр Мэтью, а она — его дочь — выполняла обязанности хозяйки с тех пор, как повзрослела. Она жила здесь всю жизнь и когда вышла замуж, и после смерти мужа. Я старалась, чтобы она поверила: я не посягаю на ее права распоряжаться в «Усладах».