– Мама! – вскрикнула она, и лицо ее преобразилось, словно с него упала маска. Она стала совсем юной, милой, живой девочкой. Я поняла, что Дамарис очень любит свою больную мать. Потом ее взгляд упал на меня, она смутилась. – О, миссис Роквелл! Что... почему...

– Я зашла к доктору, – объяснила я, – но мне сказали, что придется подождать, вот я и решила навестить вашу матушку.

– Да, но.

– Я допустила какую-то оплошность? Простите. Вам нельзя принимать посетителей?

– Мама слишком слаба, – сказала Дамарис. – Отец очень беспокоится о ее здоровье.

– Он боится, что гости могут ее утомить?

– Да-да, именно. Ей нужен покой. – Девушка подошла к матери и положила руку ей на лоб.

– Со мной все в порядке, дорогая, – заверила миссис Смит.

– У тебя горячий лоб, мама.

– Наверное, мне лучше уйти? – спросила я.

– Прошу вас, останьтесь, – торопливо проговорила миссис Смит, не обращая внимания на неудовольствие дочери. – Сядь, Дамарис, – сказала она и продолжила, обращаясь ко мне: – Дамарис так заботлива!

– Думаю, что и доктор тоже.

– О да, да! – вставила девушка.

– Не сомневаюсь в этом, ведь он так внимателен ко всем своим пациентам. Они в нем души не чают.

Миссис Смит снова прикрыла глаза, а Дамарис сказала:

– Да, в округе его очень любят.

– Надеюсь, он скоро вернется, – промолвила я.

– Знай он, что вы его ждете, он бы поторопился.

Дамарис села рядом с матерью и принялась болтать. Никогда еще я не видела ее такой разговорчивой. Мы обсудили нашу поездку в Нэсборо, приближающееся Рождество, благотворительный базар и еще множество вещей и событий.

За беседой и застал нас доктор.

Сперва на лестнице раздались шаги, затем открылась дверь, и он вошел. Он улыбался, но не той улыбкой, какую я привыкла видеть на его лице, – как мне показалось, он был сильно встревожен.

– Миссис Роквелл! – воскликнул он. – Какой сюрприз!

– Я решила, ожидая вас, познакомиться с миссис Смит. Доктор взял мою руку, крепко сжал и на несколько секунд задержал в своей. Он явно пытался овладеть собой. Потом он подошел к жене и потрогал ее лоб.

– Ты слишком разволновалась, дорогая, – заметил он. – Она нервничала?

С этими словами он посмотрел на Дамарис, и я не видела выражения его лица.

– Нет, отец, – ответила она тихо, словно оробевший ребенок Доктор повернулся ко мне.

– Извините меня, миссис Роквелл, я беспокоюсь и за вас, и за жену. Но вы сказали, что пришли ко мне?

– Да, мне нужно поговорить с вами по очень важному делу.

– Хорошо, давайте пройдем в мой кабинет. – Да, да.

Я встала, приблизилась к миссис Смит и попрощалась с ней, еще раз сжав ее холодную влажную руку. С появлением мужа в ней произошла очевидная перемена, лицо стало непроницаемым, замкнутым и одновременно испуганным, как у провинившегося ребенка, – видимо, она знала, что он будет бранить ее за нарушение режима.

Судя по всему, подумала я, доктор очень озабочен благополучием своей жены, что вполне естественно, ведь он так добр.

Попрощавшись также и с Дамарис, я спустилась вслед за доктором в его кабинет.

Войдя, он закрыл дверь, усадил меня на стул возле письменного стола с откидной крышкой и сел сам. Я немного приободрилась: доктор держался так приветливо и добродушно, что невозможно было заподозрить его в недобрых намерениях. Конечно же, он мне поможет.

– Ну-с, – проговорил он, – что стряслось?

– Со мной происходят непонятные вещи, – выпалила я. – Впрочем, об этом вы знаете.

– Знаю, – подтвердил он. – Кое-что от вас, кое-что – от других.

– Значит, вам известно, что я видела в своей спальне монаха?

– Мне известно, что вы так полагаете.

– Так вы мне не верите?

Он предостерегающе поднял руку.

– Давайте пока считать, что вы его действительно видели, – если это вас успокоит.

– Меня не надо успокаивать, доктор Смит. Я всего лишь хочу, чтобы мне верили, когда я говорю правду.

– Это не всегда легко, но я попытаюсь помочь вам.

– Кроме этого, были еще происшествия с грелкой, с пологом моей кровати и с плащом, который кто-то повесил на парапет.

– Это был тот самый плащ, который сейчас на вас.

– Стало быть, вам известно даже это.

– Естественно, мне все рассказали, – ведь я отвечаю за состояние вашего здоровья.

– И вы полагаете, что все эти события случились лишь в моем воображении?

Он не ответил сразу, и я настойчиво спросила:

– Это так? Так?

– Давайте разберемся во всем спокойно. Спокойствие – вот что нам нужно, миссис Роквелл, причем вам – особенно.

– Я спокойна. Все, что мне нужно, – это человек, который бы мне верил.

– Миссис Роквелл, я врач, и в моей практике встречались самые странные случаи. Я знаю, что могу говорить с вами начистоту.

– По-вашему, я сумасшедшая?

– Ну, это чересчур сильное слово...

– Я не боюсь сильных слов. Я боюсь людей, которые одеваются монахами и разыгрывают меня.

Доктор помолчал несколько секунд, потом сказал:

– Вы сейчас переживаете трудное время. Ваше тело меняется, и эти перемены влекут за собой изменения в психике. Это часто случается с беременными женщинами, у них появляются странные фантазии, им начинает хотеться того, к чему раньше они были равнодушны…

– Но это не фантазия! – вскричала я. – Что ж, придется вам сказать: я пришла сюда, так как мне известно о вашем разговоре с миссис Грантли и о том, что вы определили мое состояние как душевное расстройство.

– Так вы слышали!.. – Он явно не ожидал этого и был захвачен врасплох.

Не желая выдавать тетю Сару, я сказала:

– Мне известно, что вы это обсуждали. Будете отрицать?

– Нет, – медленно проговорил он, – это было бы глупо.

– Так значит, вы решили, что я сошла с ума.

– Ничего подобного. Миссис Роквелл, у вас просто расшатались нервы. Согласитесь, до беременности вы не так легко выходили из себя. Это один из признаков вашего состояния.

– Что вы намерены со мной сделать? Отправить меня в Ворствистл?

Как он ни старался, ему не удалось скрыть, что такое намерение у него было.

Меня охватил гнев, потом – панический страх Я встала, но доктор тут же подскочил ко мне, взял меня за плечи и ласково усадил обратно.

– Вы неправильно меня поняли, – мягко сказал он, также вернувшись на свое место. – Для меня это очень болезненный вопрос. Я глубоко привязан к семейству Роквеллов и искренне переживаю все их неприятности. Умоляю, поверьте: вопрос о вашем помещении в Ворствистл не стоит… пока.

– Что значит «пока»?

– Не нервничайте так, миссис Роквелл. В этом... учреждении людям оказывают весьма квалифицированную помощь. Вы знаете, я регулярно там бываю. Последнее время ваши нервы явно на пределе, и от меня это не укрылось.

– Мои нервы на пределе, потому что кто-то пытается выставить меня сумасшедшей! Да как вы смеете говорить со мной об этом заведении! Должно быть, вы сами сошли с ума!

– Я только хочу помочь вам.

– В таком случае выясните, кто все это проделывает. Узнайте имена тех, кто играл монахов в живых картинах пять лет назад и у кого сохранились рясы.

– Вы все еще не можете забыть этот злосчастный инцидент.

– Конечно, не могу! С него все началось.

– Миссис Роквелл... Кэтрин... Я хочу быть вашим другом. В этом, надеюсь, вы не сомневаетесь?

Я заглянула в его темно-карие глаза, такие мягкие и нежные.

– Вы небезразличны мне с той минуты, как Габриель привез вас в Забавы. А когда ваш отец приезжал на похороны, я понял все о ваших отношениях, и это глубоко меня тронуло. Вы показались мне такой... беззащитной. Но я слишком откровенен...

– Говорите все до конца, не скрывайте от меня ничего.

– Кэтрин, я хочу, чтобы вы мне верили. Мое самое горячее желание – поддержать вас в это трудное время. Дамарис немногим младше вас, и не раз, видя вас вместе, я жалел, что вы не моя дочь. Я всегда мечтал иметь большую семью. Впрочем, вам это неинтересно. Говоря коротко, я всегда испытывал к вам такие чувства, какие отец может питать к дочери, и надеялся, что вы доверитесь мне и позволите вам помочь.

– Лучшее средство помочь мне – это узнать, кто нарядился монахом и пришел ко мне в спальню. Найдите этого человека – и никакая помощь мне не понадобится.

Он печально взглянул на меня и покачал головой.

– Что вы хотите этим сказать? – осведомилась я.

– Как бы я хотел, чтобы вы доверили мне свои тревоги, как доверили бы их отцу. – Он заколебался, потом пожал плечами и добавил: – Отцу, который был бы вам ближе, чем ваш собственный. Я бы постарался защитить вас.

– Значит, мне кто-то угрожает?

– Скорее – что-то. Возможно, это наследственность. Возможно...

– Я вас не понимаю.

– Боюсь, я сказал лишнее.

– Напротив, вы недоговариваете. Если бы окружающие были со мной откровенны, я могла бы всем вам доказать, что вы напрасно считаете меня... душевнобольной.

– Но вы верите, что я хочу вам помочь? Вы согласны видеть во мне не только врача, но и друга?

Волнение доктора тронуло меня. Значит, от него не укрылось, что отец равнодушен ко мне и что меня это глубоко задевает. Он назвал меня беззащитной. Мне это никогда не приходило в голову, однако последнее время я начала думать, что это, к сожалению, правда. Мне так не хватало любви и тепла, – дядя Дик любил меня, но его не оказалось рядом в дни тяжелых испытаний, выпавших на мою долю. Доктор же предлагал мне свою дружбу, а с ней – ту самую отцовскую заботу, которой я была лишена.

– Вы очень добры, – сказала я.

На его лице отразилась радость. Он наклонился и с улыбкой похлопал меня по руке, потом промолвил с прежней серьезностью:

– Кэтрин... – Мне показалось, что он тщательно подбирает слова. – Вы только что потребовали от меня полной откровенности. Надеюсь, мне удалось убедить вас, что мною движет только забота о вашем благополучии. К тому же я многим обязан Роквеллам. Я хочу открыть вам одно обстоятельство, мало кому известное, но объясняющее мое отношение к этой семье. Помните, я рассказывал вам, что вступил в жизнь сиротой, лишенным средств к существованию, и что только участие некоего богатого покровителя дало мне возможность получить профессию? Так вот, этим покровителем был сэр Мэтью Роквелл. Теперь вы понимаете, что моя любовь и благодарность к его семье безграничны.

– Понимаю, – пробормотала я.

– Он хочет, чтобы его внук родился крепким и здоровым, и я приложу к этому все силы. Дорогая моя Кэтрин, вы должны довериться мне и позволить позаботиться о вас. Есть и еще одна вещь, о которой вы не знаете. Впрочем, я не уверен, надо ли сообщать вам об этом…

– Непременно!

– О Кэтрин, как бы вам не пожалеть о своей настойчивости! Много раз я хотел сказать вам, но не решался, вот и сейчас...

– Говорите же! Я не желаю оставаться в неведении.

– Достанет ли у вас сил, чтобы выслушать это, Кэтрин?

– Достанет, не беспокойтесь. Я в силах перенести все, кроме недомолвок и лжи. И я не успокоюсь, пока не выясню, кто пытается мне навредить.

– Я помогу вам, Кэтрин.

– Прекрасно! Так что же вы собирались мне сказать? Он все еще колебался.

– Вы должны понять: я говорю об этом только для того, чтобы убедить вас в необходимости прислушаться к моим советам.

– Обещаю прислушаться ко всем вашим советам, только скажите.

Доктор снова умолк, собираясь с духом, и наконец решительно произнес:

– Кэтрин, вам известно, что на протяжении многих лет я консультирую пациентов в Ворствистле.

– Да, да!

– Вы знаете, какого рода это заведение.

– Конечно, знаю.

– Как врач, я имею доступ к историям болезни…

– Естественно.

– Так вот, в Ворствистле находится близкий вам человек. Думаю – нет, просто уверен, – что для вас это новость. Вот уже семнадцать лет ваша мать является пациенткой Ворствистла.

Я уставилась на него, чувствуя, что пол уходит из-под моих ног, стены надвигаются на меня. Светлый кабинет и сидящий напротив меня человек с ласковыми глазами словно подернулись дымкой, заслоненные видением другого дома – темного и мрачного, с вечно опущенными жалюзи и ощущением нависшей трагедии. Я вспомнила голос, зовущий в ночи: «Кэти... Вернись ко мне, Кэти!», и своего несчастного отца, и его ежемесячные отлучки, из которых он возвращался опустошенный, печальный, измученный...

– Да-да, – продолжал доктор, – к сожалению, это правда. Говорят, что ваш отец очень привязан к жене и регулярно навещает ее. Иногда, Кэтрин, она узнает его, иногда – нет. Она нянчится с куклой, иногда понимая, что это кукла, но чаще принимая ее за свою дочь – за вас, Кэтрин. В Ворствистле для нее делается все возможное, но она никогда не покинет его. Вы понимаете, к чему я клоню, Кэтрин? Болезнь может передаваться детям. Но не пугайтесь так вы в надежных руках, мы вам поможем. Обещаю. Доверьтесь мне, Кэтрин.