Джеримайя оторвался от только что полученных сведений по европейской торговле, присланных зятем и деловым партнером в Лондоне, сэром Аланом Бойнтоном.

— Уже пора идти?

Отец и сын почти всегда с работы и на работу ходили вместе.

— Нет, сегодня я ухожу немного раньше. Но мне хотелось бы обсудить с тобой один вопрос, папа.

Пожилой человек жестом пригласил сына сесть.

— Меня волнует судьба Джулиана, пока я буду в отъезде.

Джеримайя усмехнулся.

— Домашние и я, надеюсь, управимся, — ответил он.

— Не сомневаюсь, но это было бы несправедливо по отношению к тебе. Или к Джулиану, который в свои два с половиной года требует большого внимания.

Джеримайя хорошо знал своего сына и понимал, что у него уже есть план.

— Как тебе хорошо известно, папа, Чарльз Бойнтон оставил своего маленького Дэвида с Руфью Баркер.

Кузен Джонатана, ближайший друг и теперь младший компаньон компании, имел сына от китайской девушки; Элис Вонг пожертвовала ради него своей жизнью, и Бойнтон после гибели Элис привез Дэвида в Нью-Лондон, оставив его здесь на попечении молодой вдовы, набираясь тем временем храбрости сообщить своим родителям в Англии, что он отец ребенка, в жилах которого течет и китайская кровь.

— Уж не собираешься ли ты оставить Джулиана с Руфью, Джонни?

— Не совсем. Если она захочет, мне хотелось бы, чтобы она переехала с Дэвидом и его няней Ву-лин к нам в дом. Я бы ей платил, естественно, и, уверен, она сумеет правильно воспользоваться деньгами. Она могла бы экономить на питании. У нас в доме достаточно места, и они не будут мешать или беспокоить тебя. Более того, Руфь избавит тебя и домашних от ежедневной заботы о Джулиане.

— Весьма благоразумно с твоей стороны.

Джеримайя взвешивал предложение.

— Есть еще один аспект, который мне нравится, — добавил Джонатан. — Джулиану и Дэвиду пойдет на пользу, если часть своего детства они проведут вместе. К тому же Ву-лин только начинает учить английский, поэтому с Дэвидом она говорит по-китайски. Вместе с ним начнет понимать китайский язык и Джулиан.

Чарльз взял Ву-лин присматривать за своим сыном, потому что она младшая сестра умершей Элис Вонг.

Джеримайя откинулся на спинку кресла, внимательно посмотрел на сына и затем совершенно буднично спросил:

— Зачем Джулиану следует знать китайский? Как я понимаю, благодаря твоим усилиям торговля с Дальним Востоком быстро развивается, но к тому времени, когда Джулиан возьмет на себя управление компанией, он сможет нанять множество помощников, которые будут говорить и по-китайски, и по-английски.

Джонатан подумал, что отец догадывается об истинной причине, влекущей в Китай его самого, и решил, что лучше открыть правду сейчас, всю до конца, чем ждать кануна отплытия, как он первоначально собирался сделать.

— Тебе известно из моих отчетов, что одной из главных причин моего финансового успеха в Китае стало то, что я провел год на службе у Сун Чжао. Его дочь Лайцзе-лу и я полюбили друг друга.

— И ее именем ты назвал свой новый клипер?

— Да. Когда я вернулся домой и узнал, что Луиза родила Джулиана, я вынужден был жениться на ней. Но клипер предназначался Лайцзе-лу. Я собирался подарить ей этот корабль, поскольку, как тебе хорошо известно, я выстроил его на свои средства. Теперь, если Лайцзе-лу все еще ждет меня, я хочу подарить ей клипер в качестве свадебного подарка.

— Думаешь все это время она ждала тебя?

— Мне осталось одно — ждать и молиться.

— Ее отец согласен выдать дочь за человека с Запада?

Джонатану пришлось быть честным до конца.

— Сначала он не хотел, но затем понял, что мы искренни и очень любим друг друга, и в конце концов дал согласие. Надеюсь, ты поступишь также.

— А если нет?

— В таком случае, — твердо ответил Джонатан, — свою долю в компании «Рейкхелл и Бойнтон» я передам по доверенности Джулиану, а сам создам свою собственную компанию.

— Если бы ты пошел на меньшее, я бы расстроился, — ответил Джеримайя, широко улыбаясь. — Я научился полагаться на твой здравый смысл. Уверен, и ты, и молодая леди понимаете, что у вас обоих возникнут проблемы, когда ты привезешь жену-китаянку в такой провинциальный город, как этот.

— Я уже много думал об этом, папа. Благодаря усилиям гувернантки-англичанки, Лайцзе-лу говорит на отличном английском языке, и она очарует всех в Нью-Лондоне.

Он понимал, что родители умершей жены вряд ли его одобрят, но их отношение его мало волновало.

— Между прочим, — продолжал Джонатан, — мне кажется ты был знаком с ее гувернанткой Сарой Эплгейт. Когда я был в Кантоне, она говорила, что знала нашу семью.

— Сара Эплгейт! — Джеримайя глубоко задумался. — Да, я ее знаю. Так вот значит что стало с Сарой Эплгейт — гувернантка в Китае.

— Да, и в таком случае тебе, вероятно, следует знать, что она замечательная женщина. Она предана Лайцзе-лу как мать. Ей придется несладко, когда Лайцзе-лу отправится вместе со мной.

— Уверен, ты поступишь так, как лучше для девушки и для Джулиана, — сказал Джеримайя.

— Я никогда еще никого не любил, и она тоже. И я знаю, что это так.

— Я буду рад приветствовать ее здесь, да будет тебе это известно, — Джеримайя встал и пожал сыну руку. — Тем временем договорись с Руфью, если она согласна. Позови ее и Дэвида сегодня к ужину. Ву-лин тоже. Джулиан не единственный в семье, кому не мешает знать китайский язык.

Покидая двор вразвалку походкой моряка, и потом, шагая по дороге к дому Руфи, Джонатан размышлял над тем, как ему повезло, что у него такой отец как Джеримайя Рейкхелл. Джеримайя не стыдил и не критиковал Джонатана за неблагоразумный поступок в отношении Луизы до поездки на Восток, не осуждал за то, что он влюбился там в Лайцзе-лу, и выразил готовность принять китаянку в качестве невестки. Отец действительно был добрым и щедрым человеком.

Несмотря на холодный день, Дэвид и Ву-лин гуляли во дворе скромного дома Баркеров. Девушка, которой не было двадцати, раскачивала маленького мальчугана на качелях, устроенных на мощной ветке дерева. Ву-лин приветствовала Джонатана на своем родном кантонском диалекте.

Он ответил ей на ее языке, немного поболтал с нею, как делал это всегда, чтобы хоть так немного улучшить знание китайского. Когда Чарльз привез ее в Нью-Лондон, она была костлявой девчонкой, теперь она начала поправляться и все больше походила на Элис, с которой Джонатан познакомился через Чарльза. Если он не ошибается скоро она станет красавицей.

Ву-лин помогла Дэвиду спуститься на землю, и тот бегом бросился к Джонатану, обрадованный его приходу.

Разобрав одно или два слова в бормотании двухлетнего малыша, Джонатан подхватил его на руки и поднял вверх.

— Я обязательно покачаю тебя до отъезда, — пообещал он.

Затем отдышался перед предстоящим разговором с Руфью. Ее отец — отошедший от дел и живший теперь вместе с сыном на Юге — на протяжении многих лет был главным плотником на верфи Рейкхеллов, поэтому Джонатан знал ее давно, однако никак не мог понять, отчего возникало ощущение неловкости, когда он оказывался рядом с ней. Может быть потому, что она была единственной близкой подругой Луизы, от которой у нее не было секретов. Может быть, из-за Эдмунда Баркера, его второго помощника, сокурсника по Йельскому университету, которого во время шторма смыло волной за борт. Может быть потому, что ему казалось, будто Руфь всегда внутренне напрягалась в его присутствии, однако он считал, что это ничто иное, как плод его воображения.

Руфь увидела Джонатана в окно и, слегка подкрасив губы, поспешила к двери. На губах застыла приветственная улыбка.

Джонатан снял свою высокую с широкими полями шляпу и легонько поцеловал ее в щеку.

Руфь надеялась, что он не заметит, как на этот миг у нее перехватило дыхание, и продолжала улыбаться, пока вела его в скромную гостиную.

— Сегодня ты рано с верфи, — заметила она.

«Она все замечает», — подумал он.

— Это потому, что я хочу серьезно поговорить с тобой.

Она вновь затаила дыхание, затем нашла предлог и отправилась на кухню за чайником с чаем, что дало ей шанс прийти в себя. Никто не свете не знал, что с самых юных лет она безумно любила Джонатана, и что замуж за Эдмунда — святая ему память — она вышла только лишь потому, что Джонатан был недоступен. Было бы иллюзией надеяться, что теперь, став вдовцом, он сделает ей предложение.

Джонатан, потягивая дымящийся чай, в деталях изложил Руфи свой план.

— Тебе не нужно будет тратиться на проживание, — заключил он. — А я с удовольствием платил бы тебе по пятьдесят долларов в месяц. Более того, дела на верфи расширяются настолько быстро, что мы собираемся пригласить корабельных мастеров и плотников из Массачусетса и Род-Айленда. Так что ты без труда сможешь сдать свой дом, по меньшей мере, долларов за двадцать пять в месяц. Что вместе с деньгами, которые ты получаешь от Чарльза за Дэвида, плюс пенсия от компании Рейкхеллов за мужа, позволит тебе откладывать ежемесячно приличную сумму.

Чувства переполняли Руфь. Живя в доме Джонатана и ухаживая за его ребенком, она будет ближе к Джонатану и, возможно, тогда, вернувшись с Востока, он увидит ее в ином, совершенно другом свете.

— Не побеспокою ли я твоего отца?

— Вовсе нет. Это человек устоявшихся привычек. Он читает газеты за завтраком, а потом отправляется в док. Когда возвращается, полчаса играет с Джулианом, затем после ужина отправляется в библиотеку, где читает, пока не придет пора ложиться спать.

— В самом деле я не буду мешать? И Ву-лин, ее также примут у тебя в доме?

— Только между нами, домашние слуги отлично со всем справляются, но мисс Нен в этом месяце собирается оставить работу. Отцу потребуется новая экономка, ею как раз ты и станешь. Что касается Ву-лин, то он будет рад ее присутствию. Как раз сегодня, — добавил Джонатан со смешком, — он сообщил мне, что собирается изучать китайский.

— В таком случае я с большим удовольствием принимаю твое предложение, — с чувством собственного достоинства заявила Руфь.

— Возможно ты передумаешь, когда Джулиан начнет вредничать и оказывать влияние на Дэвида.

— Я с ними справлюсь.

— Уверен, что справишься, именно поэтому я смогу спокойно уехать. Приходи сегодня ужинать и пригласи с собой Ву-лин и Дэвида. Я покажу тебе дом, а позднее за ужином отец и я ответим на вопросы, которые у тебя могут возникнуть.

— Как скоро ты хочешь, чтобы я переехала?

— На следующей неделе. Надеюсь мне удастся отплыть недели через две, а тебе наверное захочется приступить к обязанностям до моего отъезда.

Все вместе они отправились в дом Рейкхеллов на Пикуот-авеню. Джонатан нес Дэвида на руках и настаивал, чтобы Ву-лин шла рядом, а не позади них. Он следил, чтобы девушка участвовала в разговоре, объясняя на ее родном языке то, чего она не понимала по-английски.

Ву-лин благоговела перед этим богатым, сильным мужчиной, который, как и его кузен, Чарльз Бойнтон, отказывался обращать внимание на сословные различия и обращался с ней как с равной. Теперь она знала, что истории, слышанные ею в Кантоне про «заморских дьяволов», чересчур преувеличены. Чарльз и Джонатан, будь они китайцами, были бы мандаринами, но они не позволяли ей приветствовать себя низкими поклонами. Ву-лин нравилось жить в Америке и она надеялась, что когда Чарльз возьмет Дэвида в Лондон, захватив с собой и ее, Англия ей тоже придется по вкусу.

Дом Рейкхеллов вызывал трепет у Руфи Баркер, хотя она часто приводила сюда Дэвида поиграть с Джулианом. Мебель была довольно простой, основной акцент делался на практическую сторону, а не на моду. Большинство столов и стульев были изготовлены из клена, в изобилии растущего в Новой Англии; ковры, покрывавшие деревянные полы, были изготовлены в Массачусетсе, даже шторы на окнах были шерстяные, а не шелковые. Никто из посторонних, оказавшись в этом доме, никогда бы не подумал, что семейство Рейкхеллов на протяжении многих поколений входило в число самых состоятельных жителей Коннектикута.

Необычность дома состояла в том, что главная гостиная располагалась в задней его части, также как и главные спальни, расположенные на втором и третьем этажах, а не в передней части, выходившей на Пикуот авеню. Причина выяснялась сразу же, как только человек входил в гостиную. Окна большего, чем обычно размера, выходили на широкое устье реки Темза, впадавшей в пролив Лонг-Айленд; а в ясный день в морской бинокль удавалось разглядеть Рыбачий остров и даже мыс Монтаук на оконечности острова Лонг-Айленд. На протяжении поколений Рейкхеллы наблюдали, как их корабли выходили в Атлантический океан, направляясь и возвращаясь то с Британских островов, то из Европы, то из Америки, а в последние годы — с Дальнего Востока.