Несколько дней спустя в доме узнали об исчезновении Профуллы. Новость эта, пущенная Фулмони, по пути в усадьбу обросла множеством слухов и несколько раз изменялась самым решительным образом. Хорболлобу сообщили, что его невестка умерла от удушья, наступившего из-за обострения ревматизма, а перед смертью ей якобы привиделась покойная мать. То же самое сказали и Броджешору.

Хорболлоб приказал совершить положенный обряд очищения, однако устраивать поминки запретил. Нойантара приняла участие в священной церемонии. Вытирая волосы после омовения, она заметила:

— Одной грешницей стало меньше. Хорошо бы и от другой избавиться.


Броджешор таял на глазах и в конце концов совсем слег. Недомогание никак особенно не проявлялось, юношу только слегка лихорадило, но он очень похудел и ослаб. Позвали лекаря, тот назначил лечение, однако оно не помогло. Броджешору становилось все хуже, болезнь стала угрожать его жизни.

Теперь причина его недуга перестала оставаться тайной. Первой поняла, в чем дело, старая Брахма, потом догадалась и мать — женщины всегда распознают такие вещи первыми. Хозяйка поспешила рассказать обо всем мужу.

— Ах, что я наделал! — вскричал тот, пораженный услышанным. — Я сам себя погубил!

— Имей в виду, — предупредила его супруга, — если мальчик умрет, я повешусь.

— Теперь я всегда во всем буду советоваться с ним, — дал зарок Хорболлоб. — Лишь бы боги спасли его!

Броджешор не умер. Его здоровье стало улучшаться, и наступил день, когда он поднялся с постели. Как-то в доме проходила поминальная служба по отцу Хорболлоба. Броджешор случайно оказался поблизости.

Да будет отец тебе дороже всего!

Да святится для тебя имя его! —

услышал он заключительные строки мантры, произнесенные домашним жрецом.

Эти слова запали ему в душу, и потом, когда тоска по Профулле особенно донимала его, он вспоминал их:

Да будет отец тебе дороже всего!

Да святится для тебя имя его!

Так Броджешор старался забыть о своей любимой. Стоило ему подумать о том, что именно отец явился причиной ее смерти, как он говорил себе:

Да будет отец тебе дороже всего!

И даже потеря любимой жены не поколебала его преданности отцу.

15

Обучение Профуллы началось. Сначала она занималась с Ниши, которая получила образование во дворце раджи и у Бховани Патхока. У нее девушка выучилась чтению, письму и основным правилам арифметики. Потом место учителя занял сам Бховани. Они начали с грамматики. Успехи ученицы поразили ее наставника уже в первые дни. Профулла обладала острым умом, страстно жаждала знаний и быстро схватывала объяснения. А ее усердию удивлялась даже Ниши: Профулла готова была заниматься дни и ночи напролет, позабыв про сон и еду. Ниши понимала, что подобное рвение неслучайно, и догадывалась, что таким образом Профулла хотела подавить в себе свои «новые чувства». Грамматику Профулла освоила за несколько месяцев, затем легко одолела метрику по сочинениям Бхотти, постигая одновременно и санскритскую лексику. А когда она без труда прочла такие поэмы, как «Род Рагху», «Рождение Кумары», «Шакунтала» и «Раджа Нишодх», ее учитель решил, что пора приниматься за философию. Он вкратце ознакомил Профуллу с системами санкхья, веданта и ньяйя и наконец перешел к венцу человеческих творений — великой «Бхагавадгите». На ней обучение закончилось. Оно заняло ровно пять лет.

Вместе с науками Профулла постигала и другую премудрость. По указанию Бховани Мать Гобры и Ниши почти не занимались домашними делами — первая только иногда ходила за покупками, — так что все хлопоты по хозяйству легли на Профуллу. Но она не роптала на такое распределение домашних обязанностей, так как, живя у матери, привыкла все делать сама.

Бховани воспитывал свою ученицу строго и целеустремленно. Отношение к еде и одежде Профуллы тоже было частью воспитания. Профулла проходила суровую школу.

В первый год пребывания в лесу ее питание ограничивалось грубым рисом, заправленным морской солью и топленым маслом, и семенными бананами. То же самое ела и Ниши. Профуллу эта скромная пища нисколько не смущала, ибо в родительском доме ей не всегда перепадало и такое. В одном только она ослушалась своего гуру — каждый одиннадцатый день она упорно ела рыбу. Если Мать Гобры почему-либо не покупала ее, Профулла отправлялась к ближайшему водоему или каналу и сама нехитрым способом добывала себе какую-нибудь мелочь. Волей-неволей Матери Гобры пришлось уступить и выполнять ее заказ.

На второй год ученичества Профулле предложили питаться только пустым подсоленным рисом с перцем, разрешив каждый одиннадцатый день есть рыбу, хотя пища Ниши осталась прежней. Профулла ни словом не возразила против такого порядка.

На третий год в меню Ниши вошли всевозможные яства — различные молочные блюда: творог, сливки, сливочное и топленое масло, сладости, фрукты и овощи, рис со всякими приправами, а Профулла по-прежнему должна была ограничиваться подсоленным рисом с перцем. Она с успехом выдержала и это испытание. За трапезу обе они садились вместе и лишь посмеивались, поглядывая друг на друга. Правда, Ниши никогда не притрагивалась к своим лакомствам, предпочитая отдавать их Матери Гобры.

На четвертый год пиша Профуллы стала такой же питательной и обильной, как у Ниши. Она не противилась этому и без возражений съедала все, что ей давали. Но когда на пятый год Бховани разрешил ей есть все, что она захочет, она ограничилась тем, что ела в первый год обучения.

Так же обстояло дело и в отношении сна, одежды и образа жизни Профуллы в целом.

Вначале она получала четыре сари в год, потом — два. Столько же имела на третий год — одно из сурового домотканого полотна для лета и тонкое муслиновое на зиму. И то и другое она должна была после омовения сушить на себе не снимая. На следующий год ей выдали роскошные шелковые сари, в том числе такие знаменитые, как даккские и шантипурские. Она молча взяла их, но укоротила, оторвав часть ткани внизу, чтобы удобнее было ходить. На пятый год она получила позволение носить то, что ей нравится. Она выбрала сари из грубого полотна, которое иногда отбеливала в щелоке.

Ей давались указания и насчет прически. В первый год запретили смазывать волосы маслом, на второй год — вообще причесываться, и она стала ходить с сухими неприбранными волосами. На третий год ее обрили, а на четвертый, когда отросли новые волосы, ее обязали следить за ними и смазывать благовонными маслами. В последний, пятый год она получила разрешение делать с ними все, что хочет. Тогда она вообще перестала обращать на них внимание.

В первый год своей новой жизни она спала на ватном тюфяке и ватной подушке, на второй год укладывалась на ночь на солому, на третий постелью ей служила голая земля, а на четвертый она получила в свое распоряжение великолепное мягкое ложе. Когда же ей в последний год дали свободу выбора, она стала спать где придется.

Вначале она спала девять часов в сутки, потом — шесть, затем бодрствовала каждую вторую ночь, а на четвертый год должна была ложиться в постель, как только одолеет дремота. В пятый, последний год, став сама себе хозяйкой, она ночи напролет просиживала за книгами.

Так она закалила свое тело, приучила себя к неприхотливости и воздержанию.

Бховани Патхок предусмотрел еще один вид обучения Профуллы — борьбу. Автору даже как-то неловко упоминать о таком неженском занятии, но приходится, иначе повествование окажется неполным.

Уже на второй год наставничества Бховани сказал своей ученице:

— Дочь моя, тебе надо научиться бороться.

Та смутилась.

— Я выполню все, что вы прикажете, мой господин, — твердо сказала она, — но только не это.

— Но это совершенно необходимо, — настаивал Бховани.

— Ах, мой господин, да зачем же женщине борьба? — недоуменно воскликнула Профулла.

— Для того чтобы побороть плоть, — объяснил учитель. — Слабый человек не способен владеть собой, нужны специальные тренировки, физические упражнения.

— Но кто же станет тренировать меня? — спросила Профулла и предупредила: — С мужчинами я заниматься не стану.

Бховани успокоил ее:

— Ниши тебя научит. Ее ведь украли ребенком, а там, где она потом жила, слабых детей не держат[1]. Вот она и обучилась разным приемам. Собственно, поэтому я и приставил ее к тебе.

Четыре года осваивала Профулла приемы борьбы.

Наставник приучал ее и к общению с мужчинами.

В первый год он запретил всем лицам мужского пола посещать ее, а ей разговаривать с ними при случайной встрече. На второй год Бховани снял запрет на разговор с мужчинами, но посещать ее дом по-прежнему никому из них не разрешал. На третий год, когда ее обрили, он стал приходить к ней со своими учениками, и они вели с Профуллой ученые беседы. Она принимала гостей сдержанно, а разговаривая, низко опускала бритую голову. На четвертый год он стал являться к ней вместе со своими молодцами и приказывал ей тут же при нем бороться с ними. Профулла покорно исполняла его волю. Потом, когда ею перестали руководить, она не избегала мужчин, но вступала в разговор лишь при необходимости и относилась к ним по-матерински.

Так Бховани Патхок воспитывал Профуллу, чтобы сделать ее достойной обладательницей несметного богатства.

За все эти пять лет он не мог добиться только двух вещей — Профулла упорно не желала отказаться от рыбы, которую неизменно ела каждый одиннадцатый день, и ни словом не обмолвилась о себе. Сколько он ее ни расспрашивал, она молчала.

16

По прошествии пяти лет Бховани-тхакур сказал Профулле:

— Твое обучение закончено. Теперь сама распоряжайся своим богатством, я вмешиваться не стану. Совет, конечно, дам, но уже твое дело — следовать ему или нет. Содержать я тебя тоже больше не буду — заботься о себе сама. Хочу только задать тебе вопрос, который уже задавал раньше. Какой путь ты намерена избрать в жизни?

— Стану трудиться, выполнять свои мирские обязанности, — ответила Профулла. — Высшая мудрость не для такой непосвященной, как я.

— Ну, что ж, рад твоему решению, — одобрительно проговорил Бховани. — Только не забывай — что бы ты ни делала, никогда не помышляй о выгоде. Помни святые слова:

Только тот обретает великую истину,

Кто не ждет воздаяния, кто бескорыстен.

— Вот тебе первая моя заповедь: никогда не думай о себе и своих интересах, — заключил он. — Будь всегда и во всем бескорыстна. Что для этого нужно? Во-первых, надо уметь подавлять свои желания. Этому я и учил тебя все эти годы. А во-вторых, необходимо обладать смирением. Без него не может быть истинной праведности. Наш создатель говорил:

Лишь смиривший гордыню человек понимает,

Что не он, а гуны природы все осуществляют.

— Воображать, будто ты преуспеваешь благодаря собственным способностям и умению, есть гордыня и суета. Никогда не тешь себя такой иллюзией, не то все твои благие дела обернутся грехом и тебе не зачтутся. И еще одно всегда имей в виду: все свои деяния ты должна посвящать великому Кришне. Ты не забыла, чему учил нас всевышний?

Все, что ты будешь делать, жертвовать или

вкушать,

Все это ты, сын Кунти, мне одному должен

посвящать.

— Скажи же теперь, дочь моя, как ты собираешься распорядиться своим богатством?

— Раз я посвящаю себя служению великому Кришне, то и свое сокровище тоже отдам ему, — ответила Профулла.

— Все? — уточнил Бховани.

— Да, все, — ответила Профулла.

— Но ведь тогда тебе придется заботиться о своем пропитании, а это заставит тебя думать о собственной выгоде! Вот и выходит, что ты нарушишь обет бескорыстия. Чтобы избежать этого, у тебя есть два выхода: первый — жить подаянием, а второй — воспользоваться своим богатством. Первый выход тоже не для тебя. Станешь просить милостыню — появятся корыстные помыслы. Значит, тебе все-таки придется взять часть своих денег, а остальное можешь отдать великому Кришне. Однако как ты это сделаешь?

— Вы учили меня, что великий Кришна вездесущ, — ответила Профулла. — Значит, мне надо так распорядиться моим богатством, чтобы оделить им все сущее.

— Так, так, — одобрительно промолвил Бховани-тхакур. — Творец говорил:

Кто чтит меня вездесущим, живущим во всем и вся,