— Нет, — грустно улыбнулась Дженнин. — Вы не виноваты. Я бы на вашем месте тоже спросила. Не говоря уж о том, что вы спасли мне жизнь. Я должна быть вам благодарна.

— Вы должны радоваться, — укоризненно сказала Вики. — К тому же самоубийство вовсе не ответ. Оно ничего на решает.

— Почему? — приподняла брови Дженнин. — Для меня это был бы выход.

— Нет, — уверенно возразила Виктория. — Я не верю, что у вас все настолько беспросветно.

И тем не менее это так, — понурилась Дженнин.

— Давайте поговорим об этом, — предложила девушка.

Дженнин покачала головой:

— Нет, не могу.

— А вдруг вам станет легче?

— Нет, — отрезала Дженнин. — Лишь мне самой по силам развязать этот узел.

— Что ж, ладно, — пожала плечами Виктория. — Но если вдруг передумаете…

— Спасибо, — улыбнулась Дженнин.

Виктория встала.

— Я приготовила кое-что поесть. Надеюсь, вы уже проголодались?

Дженнин тоже встала.

— Спасибо, вы очень добры.

Виктория состроила потешную гримаску и направилась на кухню. Дженнин последовала за ней.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Нет. Сегодня вечером вы должны капризничать, а я буду за вами ухаживать и во всем вам угождать. И не перечьте. — Виктория строго возвысила голос. — Это приказ.

Сядьте на диван — я вас позову, когда все будет готово.

Дженнин послушно вернулась в гостиную. Удивительно было видеть эту совсем юную белокурую девушку в роли хозяйки. При их первой встрече она произвела на Дженнин впечатление избалованной и легкомысленной прожигательницы жизни. Однако на поверку взбалмошная кузина Пола оказалась заботливой и человечной, и Дженнин невольно прониклась к ней искренней признательностью. И еще она решила, что Вики ей очень по душе.

За ужином они разговаривали ни о чем, непринужденно шутили и смеялись, причем ни одна из них не вспоминала об эпизоде, после которого Дженнин оказалась здесь.

Постепенно Дженнин окончательно успокоилась. Ей уже понравилось сидеть здесь, вдали от собственного дома, в тихом, уютном месте, где нечего бояться.

Виктория поведала Дженнин о том, что владеет целой сетью бутиков — модных магазинчиков — по всему Лондону. Дженнин прекрасно знала многие из них, поскольку, сама делала в них покупки. Покойный дедушка оставил Вики (а девушка попросила Дженнин называть ее именно так) скромную сумму денег, а мама и папа помогли ей наладить процветающий бизнес, о котором в свои годы и мечтать-то не смели.

Дженнин с удовольствием слушала веселую трескотню Вики. Ей и правда было приятно выслушивать откровения молодой и счастливой женщины, которая жила припеваючи, не зная забот и печали. Причем Дженнин нисколько не завидовала ей; напротив, она ловила себя на мысли, что привязывается к Вики все больше и больше.

Потом Вики откупорила бутылку коньяка и, слово за слово, беседа перекинулась на Дженнин.

Позднее, несколько недель спустя, Дженнин тщетно пыталась вспомнить, что привело к тому, что ее язык вдруг развязался и она как на духу выложила страшную историю своего чудовищного падения девушке, с которой была едва знакома.

Однако Вики слушала ее внимательно, не перебивая.

Она пристально наблюдала за лицом Дженнин, в котором попеременно отражались боль и мука. Когда Дженнин рассказывала о миссис Грин, о Мэттью, а потом и о Кейт, она всем сердцем сострадала ей. Однако ей никак не верилось, что под личиной этой обаятельной и красивой, без сомнения, исстрадавшейся женщины может скрываться зловещая миссис Грин. Или что кто-то способен издеваться над ней, подобно Мэттью. Впрочем, в одном Вики была твердо уверена: отношения Дженнин с Кейт рано или поздно непременно наладятся.

Закончив рассказ, Дженнин с замиранием сердца посмотрела на Вики, молча сидевшую на диване и почти невидимую в сгустившихся тенях. Она была убеждена, что все испортила и что девушка теперь проникнется к ней глубочайшим отвращением. Но когда Вики наклонилась, чтобы подлить коньяка в ее опустевшую рюмку, Дженнин увидела, что та сочувственно улыбается.

— Вы не должны нести такой груз в одиночку, Джен, — сказала она негромко.

— Но что мне остается делать?

— Вам необходима помощь, возможно, даже врачебная.

Дженнин в ужасе закрыла лицо руками.

— Нет, я не могу.

— Но вы себя гробите, — убежденно заговорила Вики. — Вы должны непременно с кем-то делиться. Обо всем рассказывать человеку, который вас понимает.

Дженнин устало провела рукой по волосам.

— Зря я вам все это наговорила.

— Нет, не зря! — с горячностью возразила Вики. — Вы и так слишком долго это в себе вынашивали. А ваши подруги в курсе дела?

— О нет! — вскричала Дженнин.

— Послушайте, Джен, но ведь все не так страшно. Да, я понимаю, что мне легко говорить, но, ей-богу, я не вижу, чтобы положение было настолько безнадежно. Просто вы должны позволить близким людям помочь вам.

— Мне нельзя помочь, — дрожащим голосом выговорила Дженнин. — Никто не в силах меня спасти.

— Никто вас не спасет, если вы сами этого не захотите.

Давайте попытаемся, — предложила Вики. — Я готова сделать все, что в моих силах, чтобы вам помочь.

Дженнин нахмурилась:

— Но… почему? Я не понимаю. Вы ведь едва меня знаете.

Вики улыбнулась:

— Это не имеет значения. У каждого из нас порой случается в жизни такое, что нам позарез нужна помощь. И нередко бывает, что рядом не оказывается человека, которому можно было бы полностью довериться. Я тоже через это проходила. Я знаю, что в такие минуты бывает так тошно, что хочется руки на себя наложить.

Дженнин смотрела на нее с таким изумлением, что Вики, заметив это, невольно улыбнулась и кивнула:

— Да, Джен, и я через это прошла. Так вот, когда я уже окончательно утратила не только последние иллюзии, но и последние надежды, нашелся человек, который протянул мне руку помощи. Он помог мне обрести силы, вновь поверить в себя и не стыдиться собственной тени. Я поняла, что таким образом жизнь испытывает нас, как бы проверяет на прочность, а заодно определяет, достойны ли мы считаться настоящими людьми. Не все выдерживают это испытание. Зато потом обретенный бесценный опыт позволит тебе понять других людей и помочь им, когда они обратятся к тебе за помощью. Вот почему я и хочу сейчас попытаться помочь вам.

— И вы не боитесь? — спросила Дженнин. — Ведь вы меня совсем не знаете.

— Порой так даже легче, — ответила Вики. — Иногда труднее всего бывает заглянуть в душу самых близких людей. Тем более что именно они, как правило, совсем нас не понимают.

Дженнин задумчиво покачала головой.

— Да, — сказала она наконец. — Пожалуй, вы правы — они нас не понимают.


А на другом конце Лондона за несколько минут до начала спектакля Элламария лихорадочно пыталась связаться с Дженнин. Вот уже несколько дней, как от ее подруги не было ни слуху ни духу, и теперь Элламария уже не просто волновалась — она панически боялась за подругу. Наконец, отчаявшись дозвониться, Элламария в сердцах бросила трубку и поспешила на сцену.

После спектакля она едва сумела пробраться в свою гримерную — дверь была едва ли не до половины завалена цветами. Ее щедрый поклонник пожелал остаться неизвестным.

Сидя на кровати в больничной палате, Кейт пыталась вспомнить, что с ней произошло. Прошло почти три недели с тех пор, как ее сюда привезли, но Кейт почти ничего не помнила. Каждый день приходил врач, и Кейт смотрела, как шевелятся его губы и кривые зубы и как моргают проницательные серые глаза, пока он говорил с ней. Настало время, когда она впервые ответила на какой-то его вопрос, а ведь поначалу она молчала как рыба; даже его вид был ей отвратителен.

Отец принес в палату телевизор. Подруги каждый день приходили навестить ее, но только Дженнин с ними не было. Кейт вспомнила о ней далеко не сразу, но и потом не могла заставить себя хотя бы даже поинтересоваться, как дела у Дженнин: слишком свежа еще была рана.

Кейт невидящим взором смотрела на телевизионный экран. Завтра се выпишут. Мысль о возвращении домой радовала Кейт, она уже чувствовала себя гораздо увереннее. Даже о своем неродившемся малыше она старалась не вспоминать. Малютка уютно устроился в глубине ее подсознания, где ему всегда будет хорошо. Кейт никому не говорила, но и сейчас по ночам, в особенности ближе к рассвету, детский плач будил ее, извлекая из бездонной пропасти очередного кошмара. Да, ведь все случившееся с ней и было кошмаром. Теперь Кейт это твердо поняла и знала — все пройдет.

Она посмотрела па цветы, которые были расставлены по всей палате, — отец и подруги пытались поднять ей настроение. Больше всех цветов привозила Элламария; у нес их было в эти дни хоть пруд пруди. В последний раз Элламария пришла навестить ее вместе с Бобом, и, глядя на эту пару, Кейт даже позавидовала, что не обладает таким стойким характером, как ее подруга. Элламария никогда не попала бы в такую передрягу, в этом Кейт была твердо уверена.

Кейт подняла голову, чтобы посмотреть на телеэкран.

Знакомая заставка. Сколько раз она в нетерпении ждала эту передачу! Музыка кончилась, и на экране появилась Дженнин.

Кейт быстро нащупала пульт дистанционного управления и выключила телевизор. Она по-прежнему не могла смотреть на Дженнин. Не могла заставить себя даже взглянуть на ее лицо. Ей, правда, показалось, что она успела заметить в глазах Дженнин щемящую боль, но Кейт отогнала эти мысли прочь. Эх, Дженнин! Милая, милая Дженнин. Сколько гадостей она ей наговорила, пытаясь свалить на подругу всю вину, выместить на ней обиду за перенесенную боль.

Она должна во что бы то ни стало повидаться с Дженнин и попросить у нее прощения. Должна спасти их дружбу. Это самое дорогое, что у нее осталось. А ведь Дженнин была в последнее время такая грустная, порой казалась просто убитой. Даже когда вес они собирались вместе, Дженнин казалась самой одинокой. Дженнин всегда была одна, в самые тяжелые минуты ей было негде искать утешения. Она влачила свой тяжкий груз в одиночку.

Нет, все они должны помогать друг другу. Только вместе можно вырваться из этого ада.

Она повернула голову, и на подушку упали две слезинки.

— О, Джон! — прошептала она. — Джен, родненькая, прости меня. Я так тебя люблю, ты только прости меня, ДУРУ.

Она даже не слышала, как открылась дверь, и вдруг кто-то взял ее за руку. Кейт скосила глаза. Рука была мужская, холеная, со смуглыми длинными пальцами, поросшими короткими волосками. Кейт поразилась, насколько белой и хрупкой выглядела в ней ее собственная рука. И вдруг ее сердце екнуло. Джоэль! Он вернулся! Она ни на минуту не переставала верить, что рано или поздно это случится.

Она поспешно подняла голову и увидела Ника, который стоял над ней и улыбался. Кейт быстро зажмурилась, потом попыталась улыбнуться в ответ.

— Здравствуйте, Кейт.

Она открыла глаза и снова посмотрела на него. Лицо Ника светилось той особой суровой красотой, что отличала, по ее мнению, самых утонченных мужчин. Темные волосы волнами ниспадали на плечи, а иссиня-черные глаза, из уголков которых, когда Ник смеялся, веером разбегались морщинки, ласково ей улыбались. Кейт вдруг увидела родинку на его правой щеке и удивилась, что не замечала ее прежде. Чудо, а не родинка. Хоть какой-то изъян на столь совершенном лице.

— Здравствуйте, Ник.

Он взял со столика коробочку с бумажными салфетками и протянул ей. Кейт вытерла заплаканные глаза.

— Извините. — Она натужно рассмеялась. — В последнее время у меня частенько глаза на мокром месте.

— Это пустяки, — со смехом сказал он. — Иногда немного поплакать полезно. Только не слишком увлекайтесь, чтобы это не стало привычкой.

Кейт улыбнулась и села, откинувшись на подушки.

— Постараюсь, — пообещала она.

Ник придвинул стул и сел.

— Значит, завтра выписываетесь?

Она кивнула.

— Больше не могу здесь оставаться. Все мне тут напоминает…

Ник отвел взгляд, и Кейт подумала, что ему, наверное, неловко говорить с ней об этом. Что ж, вполне объяснимо.

Они помолчали.

— Я очень рад вас видеть, — сказал Ник.

Кейт порозовела.

— Я выгляжу ужасно, — пробормотала она, проводя рукой по волосам.

— Напротив, вы прекрасны, — заверил Ник.

— О, в галантности вам не откажешь.

Его лицо посерьезнело.

— А если без шуток, Кейт, как вы себя чувствуете?

Она отвернулась; на глаза снова навернулись слезы.

— Извините, — поспешно сказал Ник. — Я не хотел вас огорчать.

— Ничего, — вздохнула Кейт. — Вы вовсе не виноваты.

А чувствую я себя вполне нормально. Порой, конечно, накатывает, но я отгоняю грустные мысли прочь.

— А… он приходил?

Кейт посмотрела на него.

— Джоэль?

Ник молча кивнул.

— Нет.

На его скулах заходили желваки, и Кейт даже показалось, что он разгневан. Но в следующее мгновение его красивое лицо смягчилось.