Наталья Павлищева - Клеопатра и Антоний. Роковая царица

Сервилия с возмущением швырнула в сторону полученный от Клеопатры пергамент. Эта египетская дрянь смеет выговаривать ей, патрицианке?!

— Cunnus! — грязно выругалась красавица. Испуганная служанка метнулась прочь; когда хозяйка использует такие ругательства, лучше держаться подальше…

Сервилия и впрямь не выбирала выражения, вернее, ругалась самыми грязными словами, но только если была одна (слуги не в счет) или с дочерью. Юния страшно боялась вот такой злости матери, она сжалась в своем углу, постаравшись сделаться как можно незаметней.

Но Юния-младшая зря боялась за собственную безопасность, мать просто не заметила ее. Все мысли Сервилии были заняты Клеопатрой и полученным от нее письмом.

«Из ненависти ко мне ты не помешала своему безумному сыну убить величайшего человека Рима! Зная о намерениях Марка Брута, не удержала его преступную руку, не встала на колени, умоляя остановиться, не предупредила Цезаря. А ведь Цезарь имел намерение сделать Брута наследником в полной мере. Теперь им станет другой, тот, что принесет гибель твоему сыну.

Марк Брут, как презренный пес, укусил благо дающую руку. Имя твоего сына навечно будет покрыто позором измены и предательства. А тебе до конца жизни в мартовские иды будут напоминать о содеянном злодеянии».

Сервилия сама себе не желала признаться, что больше всего ее задело то, что египетская царица права, во всем права. Но это писала не римлянка, к тому же женщина, которая увела от их семьи многолетнего любовника Сервилии Гая Юлия Цезаря. Конечно, матрона прекрасно понимала, что ее годы прошли, на шестом десятке она не могла быть достойной любовницей неугомонному Цезарю, женщина даже уложила на ложе диктатора собственную дочь Юнию-старшую, но это не помогло, Гай Юлий дружески беседовал с матерью, изредка спал с дочерью, предпочитая вот эту египтянку. Некрасивая, маленького роста чужестранка настолько околдовала Цезаря, что тот просидел почти год в ее Александрии, но этим дело не закончилось: родив сына, она сама прибыла в Рим и жила в Вечном городе уже второй год!

Возможно, ее цезареныш и похож на Гая Юлия (мало ли сколько детей похожи на Цезаря, тот своих отпрысков по всему миру не считал!), но это не повод, чтобы тащить его в Рим и на что-то надеяться. Она, видите ли, царица… Но цариц вокруг Рима пруд пруди, она не римлянка, этим все сказано!

В гневе Сервилия даже забыла о поводе, по которому написано письмо царицы Египта Клеопатры. В мартовские иды (15 марта 44 г. до н. э.) прямо в здании сената Цезарь был убит, одним из убийц, нанесшим смертельную рану, оказался сын многолетней любовницы Цезаря Сервилии Марк Юний Брут, которого диктатор называл своим сыном.

Еще хуже Сервилии было оттого, что совсем недавно у нее была дикая сцена с женой Марка Порцией. Порция — дочь знаменитого своей непримиримостью Катона — явно была главной, кто толкал Брута на убийство. Узнав, что Порция видела, как муж берет с собой кинжал, Сервилия едва не убила невестку собственными руками! Эта дрянь думала только о мести за своего обожаемого папочку, ей наплевать на то, что судьба Марка Брута безвозвратно сломана. Сервилия ненавидела племянницу, ставшую ей невесткой, прекрасно понимая, что та вышла замуж за Марка Брута не по любви, а ради возможности отомстить.

Вся семья Сервилии воевала против Цезаря, одни раньше, другие позже, но самым непримиримым врагом ее любовника был именно Катон — брат Сервилии и отец Порции. Поняв, что обожаемый сын готов последовать за Катоном хоть в огонь, хоть на крест, мать сходила с ума, но поделать ничего не могла.

Клеопатра права и не права, Сервилия, конечно, догадывалась и даже знала о заговоре, но надеялась, что заговорщики просто не успеют, ведь через три дня после ид Цезарь должен был отправиться в поход в Азию. Конечно, авгуры предсказали ему опасность в день мартовских ид (середины марта), но Цезарь никогда не слушал гадателей. Сервилия боялась, что стоит произнести хоть звук, и сын не простит ей предательства, к тому же сам Марк Брут мог пострадать. Между сыном и бросившим ее любовником Сервилия выбрала сына… Цезарь был убит.

Но что теперь толку сокрушаться? Внезапно начавшую успокаиваться Сервилию снова охватила ярость, досада на свое бессилие из-за произошедшего, невозможности ничего вернуть или изменить вылилась в злость против Клеопатры. Не будь в Риме египетской царицы с ее цезаренышем, возможно, против Цезаря и не стали бы выступать. Трибунов больше всего беспокоила возможность объединения сил Цезаря и этой самозванки, а также то, что Гай Юлий назовет своим наследником сына египтянки. Чтобы Римом правил неримлянин?! Не бывать такому, будь он хоть сыном Цезаря!

Когда огласили завещание Цезаря и выяснилось, что ни Цезарион, ни его мать в завещании не упомянуты вовсе, а основное наследство получит внучатый племянник Цезаря Октавиан, многие почувствовали себя одураченными. Убийство диктатора, который вот-вот должен уйти в дальний и наверняка свой последний поход, а потому никому мешать не мог, оказалось вдруг бесполезным. Мало того, в воздухе просто повисло ожидание чего-то страшного, скорее всего, гражданской войны…

Но Сервилии было не до будущей войны, она позвала служанку, полная решимости отправиться к Клеопатре и… что «и», не знала сама, но чувствовала, что что-то ужасное.

Однако она никуда не ушла, потому что слуга сообщил, что пришел Цицерон.

— О!..

Знаменитый оратор не из тех, кто посещал дом Сервилии, хотя бы потому, что с ней дружила и частенько бывала в этом доме его бывшая супруга Теренция. Значит, произошло нечто серьезное, если уж Цицерон решил прийти, и в такую рань.

— Ave, Марк Туллий…

Он ответил простым кивком:

— Ave (привет).

В другое время Сервилия обиделась бы на такую невежливость, но сейчас промолчала. Цицерон протянул ей свиток, печать на котором сломана:

— Ты посмотри, что мне прислала египетская царица.

Сделав приглашающий садиться жест, Сервилия развернула свиток.

«Ненавистный тебе Цезарь убит, радуйся!

Но если ты, жалкий трус, надеешься избежать мщения, то ошибаешься. Цезарь погиб хотя и не на поле битвы, но в борьбе со страшным врагом — завистью. Ты же умрешь, как шелудивый пес, всеми гонимый и презираемый. И потомки будут помнить не только твой талант оратора и философа, но и твои трусость и низость!»

Марк Туллий внимательно вглядывался в читавшую текст женщину, а та вдруг… расхохоталась! Цицерон очень обидчив, еще мгновение, и он просто отправился бы вон из атриума, а Сервилия получила бы сильного врага. Но женщина просто протянула ему свой свиток и теперь так же внимательно следила за выражением лица Марка Туллия. Она успела подумать, что зря дает Цицерону повод подозревать ее саму в соучастии, но тут же решила, что все можно объяснить маниакальной глупостью и неразборчивостью египетской царицы. К тому же у Марка Туллия теперь есть свои счеты с Клеопатрой, обозвать его шелудивым псом и не поплатиться за это невозможно.

— Мы должны уничтожить эту дрянь!

Но Цицерон покачал головой:

— Не получится, она успела уплыть.

— Куда?

— К себе в Египет. Она уже в Остии, раб, который принес это письмо, сказал, что царица отбыла в Остию вчера. Остается утешать себя тем, что эта гадина сбежала, боясь нашей мести.

Сервилия пробурчала:

— Правильно сделала…

— А ведь я предупреждал Аттика, еще из Синуэссы предупреждал, что она сбежит!

— Откуда ты это знал?

— Чувствовал. Как Марк Брут?

Сервилия вздохнула, она не думала, что с Цицероном стоит обсуждать дела опального сына, слишком хорошо известен длинный язык оратора, в запале он может выболтать все, что услышит по секрету. Но и отговориться тоже нельзя, обида — привычное состояние Марка Туллия Цицерона, а обид он не прощает…

Цицерон был прав — Клеопатра отбыла в Александрию. Прибыла в Рим царица с помпой и блеском, уехала тихо и незаметно. Риму не до нее, и хорошо, потому что противники Цезаря подняли головы, и ей оставаться опасно. Да и зачем, если человека, ради которого она жила последние годы, уже не было на свете? Оставался только его сын — Цезарион.

Когда после убийства Цезаря прочитали его завещание, оно привело в изумление всех. Диктатор поделил все свое состояние между приемным сыном, женой и ветеранами его походов, оставив абсолютно большую часть внучатому племяннику, внуку своей любимой сестры, Октавиану, девятнадцатилетнему юнцу, неизвестному в Риме. При этом не были упомянуты два важнейших человека в его жизни — рожденный Клеопатрой Цезарион и правая рука самого диктатора Марк Антоний.

Конечно, деньги, состояние, дом — это не власть, власть диктатор передать просто не имел права, она по наследству не передавалась. Но признай Цезарь сына Клеопатры своим сыном официально, египетская царица непременно заявила бы свои права на власть. Возможно, именно этого и боялся Цезарь.

С Клеопатрой и ее Цезарионом хотя бы понятно — диктатор боялся дать Риму в качестве своего наследника полукровку, рожденного египтянкой (кто же вспоминал, что Клеопатра гречанка?). А вот почему никак не упомянут Марк Антоний, возглавлявший армию и заменявший Цезаря во время долгих отлучек? Не слишком успешно заменял? Ничего, и без Марка найдется кому заправлять делами Рима, зато какой трибун, какой оратор! От его далеко не философских речей хохотали и млели все солдаты, Марк умел запустить такие шуточки, от которых римские матроны краснели, но прочь не спешили. Любимец солдат и женщин, добряк, здоровяк, человек, для которого завоевать мир все равно что выпить кубок вина. Любитель пиров и соревнований, веселый насмешник и очень обаятельный человек.

И вдруг такое!

Марк Антоний старательно скрывал свою обиду, но это плохо удавалось, по сути, он был большим ребенком, у которого все написано на лице. Конечно, он постарался взять все в свои руки после гибели Цезаря, не допустить беспорядков в Риме, организовал похороны, обеспечил спокойствие… Но завещание от этого никуда не делось.

У Марка Антония в Риме немало противников (а у кого их нет?), если бы Цезарь назвал его своим преемником, пусть только преемником, а не наследником состояния, Антонию было бы куда проще, в деньгах он не нуждался, третья жена Марка Фульвия имела после своих первых двух мужей достаточно средств, чтобы содержать третьего и оплачивать его политическую борьбу, в которую не прочь ввязаться и сама. Не упомянув Антония вообще, Цезарь словно поставил его на одну доску с Цезарионом, которого в Риме считали просто приблудышем.

Сначала Антоний попытался договориться с Клеопатрой, вернее, в сенате объявил, что Цезарь признавал Цезариона своим сыном. Это было смелое заявление, признай Сенат такое положение, Клеопатра могла бы оспорить завещание Цезаря и противостоять Октавиану. Конечно, у убитого Цезаря долгов оказалось больше, чем денег, но у египетской царицы хватило бы собственных средств, чтобы озолотить не только всех ветеранов, но и добрую половину Рима. Рим отказался. Даже золото Египта не подвигло сенаторов на признание наследником Цезариона.

Марк Антоний не настаивал. Его разумная жена, неистовая Фульвия, просто и доходчиво объяснила мужу, чем он рискует, защищая права Цезариона. Никаким правителем Рима сын египетской царицы, даже рожденный от Цезаря, стать не сможет никогда, будь у него все золото мира. Он полукровка, и этим все сказано. А вот против самого Марка Антония восстанут такие силы, справиться с которыми Антоний не сможет. Стоило ли класть собственную голову за сына египетской царицы?

Клеопатра уплыла в Александрию вместе со своим Цезарионом, а в Рим приехал наследник Цезаря Октавиан.

О нем ходили разные слухи, но все не слишком лестные. Ветераны, ходившие в походы с Цезарем и видевшие в Испании юного Октавиана, сокрушенно качали головами: он не только не воин, он вообще слизняк! Слабенький, щуплый, вечно больной, задыхающийся от быстрой ходьбы и даже пыли, бледный, хилый… Ну что это за диктатор?! Ему девятнадцать, а женщинами не интересуется. Книжный червь, не умеющий громко произнести речь. Не наследник, а сплошное недоразумение.

Но находились и те, кто твердил, что Октавиан еще себя покажет, Цезарь выбрал его не зря, что-то в этом хилом мальчишке есть такое, от чего диктатор предпочел его многим куда более сильным. Цезарь не ошибается.

Им возражали: даже Цезарь мог ошибаться. Одной из первых возражать принялась Сервилия:

— Разве не было ошибкой Цезаря связаться с египетской царицей? Она, видите ли, родила сына! Ну и что? Мало ли в каких странах и от каких цариц у Цезаря сыновья? Была бы счастлива таким потомством, но к чему же привозить цезареныша в Рим?