– Какой портрет?

– Какой-то там девушки в сером платье.

– Иди, конечно, иди. В Третьяковке девушек не только в сером, в любом платье можно найти.

– Но в сером, наверное, какая-то особенная. И этот наш знакомый незнакомец еще сказал, что осчастливил ее.

– Так и сказал? – переспросила Ксюша. – Может, он реставратор?

Надежда неопределенно пожала плечами, вся во власти неясных дум. После они посидели немного в кафе. Татьяна стала развивать тему возможного продолжения знакомства с молодым человеком, нещадно зля этим Надежду. Ксюша беззлобно ее подначивала, поглядывая на их общую подругу. А когда прощались возле метро, она неожиданно сказала, ни к кому конкретно вроде бы не обращаясь:

– А в нем определенно что-то есть. Будь я не замужем, ни за что бы его не упустила.

– Правда? – радостно спросила Татьяна.

– Правда, – улыбнулась ей Ксюша, но почему-то многозначительно подмигнула Надежде.

Та в ответ фыркнула, как разъяренная кошка.

Глава 19

Она едва дождалась утра, чтобы отправиться на автовокзал. Ей не терпелось как можно скорее оказаться в доме тетки Нилы. Что Владимир сделал с портретом? Осчастливил, по его словам. Но, так же как и Татьяна, она не представляла, о чем может идти речь. Вставил в новую красивую раму? Снял старый потемневший лак? Потом пришла и вовсе кощунственная мысль: пририсовал девушке сияющую улыбку, а увядшую розу заменил полураспустившимся бутоном или даже целой охапкой цветов…

Однако на самом деле Надежду влекло в Коврюжинск совсем другое, то, в чем она даже себе боялась признаться. Но именно здесь началось самое чудесное приключение в ее жизни. Приключение, что захватило девушку целиком и полностью и грозило изменить всю ее жизнь, превратив в сбывшийся сон наяву. Она интуитивно чувствовала: судьба что-то напутала с фамилиями и поначалу свела ее не с тем человеком. Но чего только не случается на этом свете. Главное – сейчас и здесь все должно было разрешиться, к ее радости. Об этом она и думать боялась.

Вот наконец и дом.

– Нет, он не идиот. Он не станет портить произведение искусства, – твердила Надежда, перескакивая через ступеньку на лестнице, ведущей на второй этаж.

На секунду замерев перед знакомой дверью, она распахнула ее, шагнула в комнату и, зажмурившись, встала перед шатким столиком с керосиновой лампой. Затем осторожно приоткрыла один глаз, не поверила увиденному и открыла второй.

– Осчастливил, – легким ветерком пронеслось по комнате. – Действительно, осчастливил. На всю жизнь. – Надежда и сама потом не могла сказать, прислышалось ей это или случилось наяву.

Придя в себя от потрясения, она медленно приблизилась к портретам. Естественно, ее больше интересовал второй, прежде не виденный. Надежда не сразу, но все-таки догадалась, что это, так сказать, новодел. От него пахло свежей масляной краской, лак был прозрачный, красочный слой гладкий, без трещинок. «Да, Владимир в самом деле талантлив. Он может проникнуть в суть вещей и явлений, хотя, как любой живой человек, способен заблуждаться или, попросту говоря, свалять дурака, – думала девушка. – Но это все поправимо, это можно простить».

– Правда ведь? – спросила она у дамы в сером платье, но не стала ждать ответа, ей и самой все было ясно.

Налюбовавшись вволю, Надежда попятилась к стулу возле окна и села. На душе сделалось благостно и покойно, и жалко было утратить это состояние.

Без дум, но чувствуя, как трепещет сердце, словно в нем поселилось множество бабочек и они ежесекундно касаются его изнутри своими нежными крылышками, Надежда сидела и неотрывно смотрела на пару молодых людей на портретах. И вот уже ей стало казаться, что они обретают плоть и кровь и сближаются, сближаются друг с другом. Она не видела их рук или ног, но явственно ощущала единение их душ. Присутствовать при этом было так радостно, так отрадно, что неожиданно ей нестерпимо захотелось подойти к ним, оказаться внутри объединяющей их невидимой ауры…

Надежда потянулась вперед всем телом… и чуть не упала со стула. За окнами опустились сумерки. В комнате царил полумрак, портреты висели на своих местах. Но девушка не спешила стряхнуть с себя сонную хмарь. Ей нравилось овладевшее ею тягучее томление, ожидание чего-то чудесного, что обязательно произойдет и наполнит и ее жизнь невидимым сиянием.

Отчего-то она была уверена, что ждать осталось совсем недолго.

На этот раз Надежда не стала надевать подобную панцирю ночную рубашку до пят и с длинными рукавами. Ее сорочка больше походила на эфемерное одеяние сказочных эльфов. Ложась в постель, она и не думала вжиматься в стену, как некогда, стараясь стать ее неотделимой частью. Наоборот, она чувствовала себя сказочной красавицей на ложе из лепестков цветов, которую вот сейчас, сейчас поцелует прекрасный принц…


Он звонил и на сотовый, и на обычный городской телефон каждые десять минут и чертыхался, потому что все было бесполезно: никто не брал трубку. А Владимир нутром чуял, что если упустит момент, то потом уже может не произойти то, что должно произойти, то, что для него жизненно важно.

Когда понял, что теряет терпение, он плюхнулся на тахту и задумался. Ехать домой к Надежде Владимир не собирался. Нет ее там – он был в этом уверен. Оставались подруги. Этот вариант казался предпочтительнее. Но которая из двух? Та, что откровенно строила ему глазки, или та, что посматривала исподтишка, изображая полнейшее равнодушие?

– Ни та и ни другая! – решительно произнес Владимир. – Надежда покинула выставочный зал вне себя от раздражения, но при этом она явно не собиралась делиться с подругами причинами своего настроения, потому что…

Бравурная мелодия сотового прервала его размышления. Он взглянул на дисплей и отрывисто бросил в трубку:

– Привет! Чего звонишь?

– Да вот хотел сказать, что, наверное, завтра или послезавтра появлюсь у тебя в Коврюжинске…

– Не смей! – заорал неожиданно для самого себя Владимир, перебивая Коржика. – Ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю, ни… В общем, никогда! Нечего тебе там делать!

– Ты что, с ума спятил? – встревожился друг.

– Очень может быть, поэтому лучше не мешай мне. Нам, сумасшедшим, перечить нельзя… Да, спасибо за дельную мысль!

– Какую мысль?

Но Коржику уже не с кем было говорить. Его невежливый собеседник отключился без всякого предупреждения.

– Псих, как есть псих, – сказал Филипп, качая головой, и крикнул жене: – Юльк, я, пожалуй, еще побуду с вами. Может, даже до конца лета… А ты знаешь, по-моему, Володька собирается жениться.

– Это на той девушке, про которую ты мне рассказывал? – спросила жена, подходя к нему и садясь на деревянную садовую скамью перед деревенским домом.

– Ага.

– Я бы на ее месте не замуж за него пошла, а с лестницы спустила после всего того, что вы устроили.

– Ну, по-моему, обе эти вещи легко сочетаются. Главное – выбрать нужную последовательность. Сначала спустить с лестницы, а потом уже идти под венец…

– Я возьму это на вооружение, – сказала Юлька.

– Что именно?

– Сначала – спустить с лестницы, а потом поглядим, – ответила она.

– Почему «потом поглядим»? – удивился Филипп.

– Ну, не идти же мне за тебя замуж во второй раз, – ответила ему жена. – А за что мужчину спустить с лестницы, всегда найдется.

– Какие вы, женщины, все-таки кровожадные, – с деланым тяжелым вздохом произнес Филипп, обнимая жену и намереваясь ее поцеловать. – Нужно будет предупредить бедного Володьку…

– Так он тебя и послушает, – прошептала Юлька, прежде чем ответить на поцелуй.


На лестнице раздались крадущиеся шаги. Надежда прислушалась и попыталась усмирить бешеное биение сердца. Но оно набатом гудело в ушах. Тогда она приложила руки к груди и закусила губу.

Чуть скрипнула, открываясь, дверь, и на это движение ответил язычок пламени керосиновой лампы. Затем раздался глухой стук упавшей на пол кроссовки, потом другой. После этого шаги стали еле слышными.

Надежда облегченно вздохнула и закрыла глаза. На губах ее играла счастливая улыбка.

Дама в сером платье и молодой человек в зеленом мундире на портретах деликатно отвели взгляд в сторону…