— В том и дело, что не очень! Ты варвар, Ваня, вот ты кто! Почему ты на все жалобы наших платных пациентов отвечаешь: «Пить надо меньше»? Разве они тебе за это платят?

— Виктор Васильевич, но все ведь правильно. Не хочешь быть алкашом — пей поменьше, — буркнул Ваня, гадая, кто мог заложить его начальству.

— Ты рассуждаешь как неандерталец! Алкоголизм — сложное заболевание, закрепленное на генетическом уровне. Плюс хронические стрессы, особенности метаболизма…

— Виктор Васильевич, пьянство — это нежелание человека терпеть малейшую душевную боль, вот и все. И мы с вами прекрасно это знаем, так что давайте вы не будете мне мозг ковырять.

Заведующий усмехнулся:

— Ваня, чтобы ковырять тебе мозг, нужен электронный микроскоп. Это я как специалист говорю. Раз они платят, нужно относиться к ним соответствующим образом. Ладно, их тебе не жаль, пожалей хоть жен и матерей, которые обычно вносят деньги. Бабы из последних сил бьются, чтобы своего алкаша к нам определить, а тут ты со своим хамством.

— Я жалею женщин, которым приходится жить с этими уродами, — вздохнул Ваня, не к месту вспомнив о собственной жене.

Другие жены расшибаются в лепешку, тянут существо, давно потерявшее человеческий облик, кладут на него всю жизнь, а Алиса выкидывает его потому, что ей, видите ли, не нравится, как он на нее смотрит!

— А жалеешь, так и нечего!

— Виктор Васильевич, при всей моей жалости их действия совершенно бессмысленны. Человека спасти может только он сам, — сказал Иван, отвечая не столько заведующему, сколько собственным мыслям. — Нельзя вытащить человека из болота, если он хотя бы не протянул тебе руку. Так что баб этих мне очень жалко именно потому, что они бьются даже не в запертую дверь, а в бетонную стену. Если они приходят ко мне на беседу, я всегда советую им только одно: забрать у мужа паспорт и поменять замки в квартире. Если же драгоценный супруг приведет ментов, разговаривать с ними через дверь и в первую очередь спросить: «Если я позвоню вам и скажу, что муж меня бьет, вы сразу приедете? Не приедете! Вы отправите меня к участковому на прием, который будет через три дня, а еще через неделю он, может быть, придет к мужу с профилактической беседой, после которой я огребу еще больше. Так что, простите, если вы не можете меня защитить, я защищаю себя сама».

— А паспорт-то зачем забирать? — поинтересовался Виктор Васильевич.

— А чтобы муж не смог вызвать МЧС и взломать дверь в отсутствие хозяйки.

— Так он без МЧС прекрасно ее взломает.

— Железную не взломает. Вместо одного курса лечения денег как раз хватит поставить. Вообще странная какая-то ситуация сейчас. Демократия, терпимость… Допивается до свинского состояния, а вроде такой же человек, как и все. Имеет право, демократия у нас! И уважать его нужно, будто он не в животное превратился, а атомную бомбу изобрел. «Каждый человек одинаково ценен для общества», — мерзким голосом процитировал Ванька кусочек статьи из районной газетки, посвященной лично ему.

— Не напоминай, — передернулся заведующий.

Несколько месяцев назад Ваня дежурил по приемному отделению, и к ним обратился пациент с переломом плеча недельной давности. С обстоятельствами травмы история была мутная, товарищ утверждал, что упал. Как бы то ни было, первые три дня после травмы он к врачам не обращался, усердно лечился известным народным средством, которое в изрядных дозах употреблял и до травмы, а потом все-таки пошел в травмпункт, где ему наложили гипс. То ли повязка оказалась неудачной, то ли перелом сложным, но парня мучили боли, которые, учитывая алкогольный стаж, почти не снимались анальгином. Он пришел в приемное отделение вместе с матерью и стал настойчиво требовать госпитализации. Травматолог не хотел класть в дупель пьяного пациента, тот упрямился, мать возмущалась, что сыночку не оказывается немедленная помощь… На подмогу вызвали Анциферова.

Он освидетельствовал парня на предмет опьянения, оценил ситуацию. Получать в отделении острый алкогольный психоз не хотелось ни ему, ни травматологу. Услышав заверения коллеги, что до утра жизни парня ничто не угрожает, со словами: «Иди проспись, утром вернешься» — он выкинул его вместе с мамой на улицу.

Может, они и положили бы мужика, прокапали бы ему что-нибудь от белой горячки, если бы он вел себя прилично, а не как распоясавшийся царь со своими рабами. Изгнание произошло после слов: «…все, заткнитесь и кладите меня в больницу! Вы обязаны, вы давали клятву Гиппократа!» А слова «клятва Гиппократа» вызывают маленькое короткое замыкание в мозгу у любого практикующего врача.

Слегка задрав парню здоровую руку, Иван тащил его к выходу, а мама семенила сзади и вопила: «Как вы можете, у меня диабет!» Ваня предложил положить ее в терапию, но она не захотела.

Через час он забыл об этом инциденте, а через неделю вышла статья, в которой корреспондент с пафосом обличал докторов, не оказавших человеку помощь и выкинувших его на снег помирать. Ну и что, что алкоголик, ну и что, что не работает, жизнь каждого человека бесценна! Ивану пришлось писать объяснительную, остаться без премии, но вся больница поклялась: если когда-нибудь к ним на лечение попадет этот корреспондент, его положат в палату с самыми отборными алкашами и бомжами.

— А мне мамаш этих, кстати сказать, не очень жалко, — вздохнул Виктор Васильевич, противореча своим предыдущим высказываниям. — Сами воспитали…

— Угу. В армию не пускали, от жизни берегли, вот и добереглись, что сыночек в бутылке от жизни спрятался.

По раздраженной гримасе Ваня понял, что наступил на больную мозоль заведующего. В отделении частенько «отмазывали» от армии любимых деток, но сам Анциферов никогда не занимался этим бизнесом, хоть деньги выходили вполне приличные.

— Виктор Васильевич, думаете, моя мама хотела меня в армию отпускать? У меня родители оба врачи, им ничего не стоило соорудить мне диагноз. Но они не стали этого делать, и я очень им благодарен. Родители мне говорили: «Учись хорошо, чтобы преуспеть, нужно иметь знания и навыки, которыми другие не обладают, нужно много трудиться, иначе пропадешь». Но от меня все отскакивало. Я в школе был страшным разгильдяем, закончил с тройками. Мама сказала: «Ладно, не хочешь учиться, иди служить». И все! На третий день в учебке я моментально усвоил то, что они мне пытались вложить в голову восемнадцать лет. «Ах, я так люблю сына, не могу отпустить его к злым дяденькам-командирам!» — сказал он противным голосом.

— Это не любовь, — заметил Виктор Васильевич, — это эгоизм, нежелание переживать и страдать в разлуке с сыном. Но жизнь все равно заставляет платить по счетам, да еще с процентами и штрафами, если ты долго отказывался платить. Ваня, я прекрасно тебя понимаю и в чем-то разделяю твою точку зрения, но работа есть работа. У тебя кончается аспирантура, нужно подумать о трудоустройстве, верно? Ты же хочешь остаться на кафедре?

— В принципе да.

— Вот именно. У тебя жена беременная, как ты ее потащишь, если отправят в какую-нибудь дыру? Она студентка, ей учиться надо, а в Гаджиево пока еще университетов не построили.

Ваня покосился на заведующего. Откуда он знает подробности его жизни? Раз известно про женитьбу и беременность, быстро станет известно и про развод. Виктор Васильевич станет считать его подлецом, а Ваня уважал своего начальника.

— Так что, дорогой мой, веди себя соответственно. Как я могу аттестовать психиатра, который из всех методов лечения алкоголизма знает только «надо меньше пить»?

Ваня заверил руководство, что впредь будет творчески подходить к данной проблеме, и собрался уходить, как вдруг в кабинет влетела постовая медсестра и закричала, что доктора Анциферова срочно требует начальник академии.

— Ого, — сказал Ваня весело, — на таком уровне меня еще не драли.

Штаб академии представлял собой одноэтажное здание с колоннами и маленьким куполом, похожее то ли на Белый дом, то ли на греческий храм. Купол был выкрашен в зеленый цвет и увенчан трогательной золотой шишечкой.

Как Иван ни торопился, по дороге купил газету, предвидя долгое ожидание в приемной. Однако, услышав его фамилию, секретарша сразу провела его в святая святых, он едва успел прочитать на табличке имя и отчество начальника, которые все время забывал.

Начальник, плотный мужчина лет пятидесяти, бродил по периметру стола для заседаний, на котором ворохом были навалены папки личных дел. В углу кабинета Анциферов увидел профессора Колдунова. Тот безмятежно сидел под фикусом, курил и стряхивал пепел в цветочный горшок. Иван растерялся. Начальство в форме, он — в ситцевых штанах небесно-голубого цвета и в халате. Как рапортовать, как отдавать честь, непонятно. Нужно было переодеться, запоздало сообразил он и доложил, что капитан Анциферов прибыл, но не вытянулся по стойке «смирно» и не отдал честь, помня железное правило — к пустой голове руку не прикладывают. Пустая голова на языке военных означает, что на ней всего лишь нет фуражки, иначе многим невозможно было бы отдавать честь, даже надев пять головных уборов.

— Здравствуйте, капитан, — дружелюбно сказал начальник. — Садитесь. Кофе не желаете?

Ваня отказался так бурно, словно начальник предложил ему яду. Он ждал приветствия типа: «Анциферов! Какого рожна!..» — поэтому был ошарашен такими церемониями.

— У меня к вам есть предложение, — продолжал начальник. — Сразу оговорюсь, принуждать вас никто не будет. Мы с пониманием отнесемся к отказу.

Ваня только глазами хлопал. «С пониманием относиться к отказу» начальству запрещено Уставом Вооруженных сил!

— Да не тяните же! — подал голос Колдунов. — Парень думает, вы его на амбразуру немецкого дота послать хотите. Все гораздо проще, Ваня. И безопаснее.

— Действительно, не будем ходить вокруг да около. Итак, мы имеем полярную станцию. Там сейчас работает двенадцать человек. Условия трудные и в связи с таянием льдов весьма опасные. Но исследования прекращать нельзя, поэтому станцию сворачивать не будут. И вот вчера у них утонул врач.

Начальник сделал эффектную паузу, и Ваня глупо пробормотал:

— Мне очень жаль.

— К нам обратились с просьбой срочно найти замену. Сами понимаете, без врача в таких условиях никак. Капитан, вы согласны отправиться на эту станцию?

Анциферов замялся.

— Благодарю за доверие, но я психиатр. Зачем я там нужен? Полярники — люди солидные, вряд ли у них начнется белая горячка или истерические припадки.

— Ваня! — из-под фикуса окликнул Колдунов. — Соберись! Ты думаешь, мы не понимаем, что творим? Там сейчас такие метеоусловия, что доставка грузов и людей возможна только из пролетающего мимо самолета. Если очень попросишь, тебе, может быть, еще парашют дадут.

— Да, капитан, увы, другого способа попасть туда нет и в ближайшую неделю не предвидится. А оставлять людей без медицинской помощи на неопределенный срок мы права не имеем. Мы перелопатили гору досье. Если бы нашелся хоть один хирург, обладающий навыками парашютного спорта, мы бы вас не побеспокоили. А вы, как видно из личного дела, еще в школе прыгали с парашютом, потом служили в ВДВ. Так что, капитан, согласны?

— Я даже не знаю… — совсем по-граждански ответил Ваня.

— В деле не указана степень вашей подготовки. Вы считаете, что не способны на прыжок в неблагоприятных условиях?

Ваня фыркнул:

— Да нет, с парашютом-то я прыгну. Хоть сто раз! А вот аппендицит вырезать или там рану зашить, тут я сильно сомневаюсь.

— Чему тебя шесть лет учили? — вздохнул Колдунов. — Разберешься как-нибудь, а нет, так меня на радиосвязь вызовешь. Тебя никто там не попросит операции на сердце проводить! Дам тебе справочник по неотложным состояниям, и все! Ты царь и бог! — Ян Александрович встал и ободряюще похлопал его по плечу. — Если же придется сложную рану зашивать, возьмешь учебник по оперативной хирургии Островерхова. В нем есть все необходимые инструкции.

— Но я три года уже одной психиатрией занимаюсь! А в полку когда работал, тоже практики почти не имел.

— Захочешь — сделаешь! Или ты не хочешь жену оставлять? — вдруг серьезно спросил Колдунов. — У него, — пояснил он начальнику, — жена через два месяца родить должна.

Тот понимающе вздохнул:

— Да, дело серьезное. Через два месяца ты еще там будешь, экспедиция на три рассчитана.

— Она и без меня родит, — сказал Ваня. — Дело женское.

Начальник прошелся по кабинету, сокрушаясь, что отрывать мужа от жены накануне родов как-то не по-людски.

— Я же не в лесу ее оставляю, — возразил Анциферов. — Родители тут, помогут.

— Какой сейчас срок? — деловито спросил Ян Александрович. — Тридцать две недели? Тогда к родам ты точно не успеешь.

— Не страшно. Хуже, когда муж к зачатию не успевает.