– Я уже узнала, – перебила его Лиза. – И почти первой!

– Надо бы поговорить.

– Я тоже так думала всего лишь полтора часа назад, а теперь… теперь думаю – не надо. Поздно уже, раньше надо было разговоры разговаривать, сейчас-то зачем?

– Но ты… ты можешь подумать, что я подлец! – воскликнул Владик. – И я должен объясниться! Ты поймешь, что любовь – это… это святое чувство! И… я не могу быть подлецом! Я должен воспитывать сына! Он уже такой большой, оказывается! И на меня похож, ты же видела, мама говорила!

– Видела, – кивнула Лиза и усмехнулась. – Он не похож на тебя… к счастью. Он замечательный ребенок. Владлен, прости, у меня тут… у меня тут все горит, мне совсем некогда!

– Погоди! – остановил ее муж. – Я слышал… я слышал – у тебя тоже появился мужчина. Вы с ним где собираетесь жить?

М-да, вопрос с квартирой у Владика по-прежнему стоял остро.

– Ну ты же знаешь, – нахально растягивала слова Лиза, – у меня с этим проблем нет. Мы через неделю собираемся переезжать в город. Ко мне. Так что… я думаю, вы постараетесь освободить квартиру, так ведь?

– Но… Лиза! Ты выгоняешь стариков прямо на улицу! – искренне возмутился Владлен. – Мы сами только-только… Нам некуда взять маму с отцом! А ты из-за какой-то своей неразумной прихоти, из-за своего мимолетного увлечения готова… Им что теперь – в дом престарелых?

– Зачем? – удивилась Лиза. – У них есть прекрасный дом, в котором живет их дочь. Я думаю, там всем места хватит.

– Но Анжелка не согласна! Она почти создала свою семью, и ее новый вовсе не хочет, чтобы…

– Мой новый тоже, знаешь, строптивый такой попался, никак не хочет с твоей мамой жить! Ой, Владик, ты прости, мне совсем некогда. Пока. Звони, если что. А через недельку – будьте любезны. Вы же не хотите, чтобы я с милицией заявилась.

С милицией семья Кареевых как-то и вовсе не дружила, поэтому бывший только матюгнулся, совсем не по-музыкальному, и бросил трубку.

– Я извейнуя… – тут же отвлек Лизу от неприятного разговора тонкий голосок.

Соня сидела на стульчике, прилежно ждала, когда Елизавета закончит важный разговор. А сама между тем, как могла, расковыряла все масло.

– Ты постаралась, – похвалила Лиза.

Девочка только тяжко вздохнула – чего уж там, пришлось попотеть.

Глава 7

Дни и события не торопясь сменяли друг друга.

Василиса теперь прочно обосновалась на территории господина Ушатова и не только не собиралась сдавать своих позиций, но и еще крепче держала Никиту Антоновича в своем железном женском кулачке. Он только изредка позволял себе выразить… некоторое непонимание.

– Василисочка, а мне все-таки непонятно, – заявился он к ней очередным утром в спальню. – Мне вот не совсем вразумительно, отчего это ты меня вот вечером разделала под орех, а позавчера у Федора Аркадьевича так позорно продула подобную партию! Я же имел счастье лицезреть – ты ему бессовестно поддавалась! Мне было неуютно! Я чувствовал себя дураком!

– Правильно, – невозмутимо замерла возле большого зеркала Василиса Олеговна, созерцая свою кожу на лице. Ей бы надобно было сотворить макияж, но вот этот мущщина!.. – И правильно чувствовал, я же тебя дураком и оставила.

Тут она развернулась к нему всем телом и теперь поясняла ему, точно маленькому ребенку:

– Ушатов. Я тебе сколько раз говорила: ходить и просто кидать карты – на это я не стану тратить свое драгоценное время. Лето проходит! Поэтому я… я не играла, я завязывала знакомства, приглядывалась к людям и… и пригляделась! Этот Федор Аркадьевич собирается в следующем месяце в Германию. Почему бы тебе не прокатиться вместе с ним?

Ушатов нервно дернул кадыком:

– Это еще зачем? И потом… он меня не приглашал!

– И не пригласит. Ты что, фотомодель с оголенной грудью? – фыркнула Василиса. – Ты должен навязаться сам. Тебе это просто необходимо!

Ушатов немного поежился:

– Василисочка, но я… я не чувствую острой необходимости… чего я туда поеду? Я там никого не знаю!

Василиса скучающе уставилась в облака за окном, но пояснить все же пришлось:

– Федор Аркадьевич едет в Германию в питомник растений. Чтобы заключить договор на прямые поставки. И опыта набраться. И тебе нужно! Опыт – он и вовсе тебе просто необходим. А потом… нужно подыскать себе что-нибудь эдакое… И… Ушатов! Тебе нельзя сидеть на денежных мешках, мешки должны работать!

– То есть… я должен буду куда-то вкладывать деньги, которые мой батюшка собирал всю жизнь?! – ужасался Ушатов. – Я должен буду их кому-то отдать?!

– Ты должен вложить! Чтобы потом… стать еще богаче! Ну должен же ты что-то передать своим детям!

– Ага-а… – не соглашался Ушатов. – Вот сама-то чего-то не вкладываешь!

Василиса только вздыхала:

– Чтобы мне вложить деньги, мне… придется всю неделю сидеть за карточным столом и выкачивать из тебя все состояние. И поломать все свои принципы. Это больно, Ушатов. Езжай, вложи сам!

Ушатов ушел, но едва Василиса ухватилась за баночку с дневным кремом, как снова тут же появился:

– Ага… а если меня там проведут? Василисочка, ты должна поехать со мной! В Германию! Я один… я боюсь!

– Уйди, Ушатов, я сейчас занята, вечером придется сильно поразмыслить… А ты иди и подумай. Все твои знакомые имеют свое дело, и только ты… Ступай!..Да! Если ко мне придет Люся с Малышом – сразу проводи их ко мне.

Ушатов ушел, а Василиса опять уставилась в зеркало.

– Ну и что? Взять на себя еще и благосостояние этого Ушатова? – спрашивала она сама себя. – Ой, это так ну-у-удно… я совсем не люблю заниматься бизнесом! Я ж в нем ни фига не понимаю… Эх, как бы еще затолкать Ушатова на курсы предпринимателей! Или уж самой записаться? М-да… как тяжело! Я еще не стала бизнес-леди, а уже устала невероятно!..Или все же посетить Германию?

* * *

У Люси подобных вопросов не возникало. Днем она терпеливо помогала Маше бегать возле грядок, а вечером… вечером у нее начинались репетиции. Правда, раньше они шаловливо назывались свиданиями, но теперь, после такого скверного Машиного предательства… чего она, кстати, там сделала-то?… В общем, теперь Люся была неприступной и непоколебимой. Теперь их с Егором Львовичем объединяла только музыка! Во всяком случае, именно так она говорила каждый вечер Маше. Они, между прочим, вместе с Егором Львовичем уже выступили на деревенском юбилее, им много хлопали, а после и вовсе потребовали дискотеку в стиле пятидесятых, и полночи Люся играла на аккордеоне полузабытые мелодии, а старшее поколение кружилось под вальсы и романсы. Дискотека принесла известность, и уже вторую неделю Люсю и Егора настоятельно требовали на вечера.

Стоит ли говорить, что ни о каком отъезде не могло быть и речи! Маша была этому несказанно рада – ее огородик просто сиял от ухоженности, ежедневных поливов и рыхления. А сорняки от удивления срочно переселились к соседям на участки.

Люся каждый вечер надрывалась, терзая принесенный Егором аккордеон, и разучивала новые мелодии. От этих звуков Малыш начинал уныло выть, а Финли выбегал из прохладного домика на улицу и принимался остервенело ловить мышей. После, когда уже руки начинали неметь, в окно стучался Егор Львович, и Люся тащилась к нему на репетицию. Конечно же, инструмент нес мужчина.

– Признайся, Людмила! Ты в чехол еще и кирпичи бросила, да? Из вредности!

– Это же аккордеон! Это не какая-то там недоношенная скрипка! – возмущалась Люся. – И его должны нести сильные мужские руки! И – да! Я еще положила в чехол парочку камней – тебе же нужна изюминка в твоей альпийской горке, которую я придумала!

Они садились в его уютной гостиной, настраивали инструменты и принимались… нещадно ссориться.

– Ну и что? – склоняла голову набок Люся. – Ты считаешь, что сейчас вступил вовремя?

– Люся! Да здесь потому что надо играть быстрее. Вот слушай – там-та-ра-ра… трам-та-ра-ти-та-ти-ти!

– Это романс! А не какие-то там ти-ти-там! Нужно же хоть немного размер выдерживать! – нервничала Люся. – Слушай, как я играю, и вступай вовремя!

– Как я могу вступать, когда ты слышишь только себя!

– Потому что у тебя скрипка! А был бы барабан!

– Ты только послушай, что ты говоришь!

В этот раз Егор зашел за Люсей на два часа раньше.

– Люся, к нам пришел заказчик, пойдем ко мне… да нет, аккордеон не бери, сегодня исключительно беседа.

Беседовать приехал председатель соседней деревни и очень просил музыкантов выступить на торжественном вечере, посвященном открытию загса.

– Нам это просто ну… ну хоть вешайся! – долбил себя по шее ладонью председатель. – У нас был музыкант, но… в загуле! А я его знаю – он теперь будет ровно десять дней квасить. Мы уже проверяли – десять дней, и хоть ты его задуши! А у нас уже послезавтра! Ну и чего делать? А ведь из района начальство приедет! Если не отметим, нам не выделят деньги на коровник. А это уже вам не загс какой-то!

– Ну и что, Людмила Ефимовна? Согласны? – крайне серьезно спрашивал Егор.

– Надо помочь, – кивала Люся. – А то ведь… нет, коровник – это святое.

– Тогда, – быстро оживился председатель, – тогда я вам вот этот сценарий оставлю… тут… ага, тут написано, какие песенки хотелось бы сыграть… Еще когда выйдет это… начальство, нужно тоже подыграть, торжественно так, знаете, красиво… и вот здесь… здесь у нас пойдут пары, которые больше тридцати лет вместе прожили, им тоже… что-нибудь эдакое… старинное… мазурку какую, что ли…

– Мы разберемся, – заверил Егор Львович.

– Ну тогда… я завтра еще позвоню, а уж послезавтра… к двенадцати дня, идет? Без опозданий.

Председатель уехал, а Егор вдруг подхватил Люсю и даже покружил ее по просторной гостиной.

– Люся-а-а! Загс открывать, представляешь?! Это ж какая добрая примета! Там же… там же столько свадеб! А откроем мы!

– Уй! – пискнула Люся, вывернулась из рук и обеспокоенно стала поправлять платье. – Там еще и разводы бывают! И потом, мы совсем не знаем, что играют в таких случаях!

Как ни хмурила брови Людмила Ефимова, эта мальчишеская выходка изрядно выбила ее из колеи. Чего-то за всю жизнь ни у одного мужчины не возникло желания вот так взять и покружить ее, как маленькую девочку… Да и какая из нее девочка! Внуки уже! А вот этот… писатель, он отчего-то и не вспомнил про ее внука – запросто схватил и закружил… И чего она, дурочка, вырвалась? Надо было, как во всех фильмах показывают, взять и заболтать ногами… а потом еще откинуть голову и засмеяться звонким, заливистым смехом… Да ну… заливисто у нее бы не получилось, карканье разве что…

– Я тебе буду диктовать, а ты… ты будешь играть! – Не подозревал о ее глубоких мыслях Егор Львович.

– А ты, что ли, совсем скрипку брать не будешь? – постаралась очнуться Люся. – А марш Мендельсона?

– Разберемся!

Да! Еще эта решимость! Ей так не хватало мужской решимости. Все и всегда она вынуждена была решать сама, а тут… ну да, это мелочь, но все же… Конечно, он решит, а она… она с удовольствием ему подчинится!

В назначенный день Люся встала чуть свет и буквально поедом грызла страдалицу Машу.

– Маша! Ну отчего ж у тебя на даче нет никакого самого завалящего вечернего платья?! – чуть не ревела Люся, роясь в стареньких дачных нарядах подруги.

– Люся, ты не поверишь, но у меня и дома вечерних нарядов не найдешь, – вздыхала Маша. – А что, если тебе надеть вот эту светленькую блузочку? Я ее недавно привезла, даже не надевала ни разу. И брючки свои наденешь. В которых приехала.

– Дай-ка… – безнадежно вздыхала Люся, примеряя давно вышедшую из моды кофту. – Чего-то она… какая-то… старая вся…

– Винтаж! – блеснула эрудицией Маша. – Сейчас все самое старое так называется. Зато ты в ней, как тростиночка! Так и хочется тебя… пожулькать.

– Давай, надену… – пробурчала Люся. Ну что же – если Маше хочется пожулькать, может быть, и Егор догадается…

В комнате орал телевизор, а надо было еще порепетировать хотя бы часик.

– Маша! Да выключи ты этот телевизор… – нервничала Люся. – И где… Маша! Ну куда ты убежала? Малыш, сегодня я с тобой погуляю вечером, иди, побегай по Машиной картошке, там столько места зря пропадает… Маша! Закапай мне в уши капли, пожалуйста! У меня должен быть идеальный слух сегодня, а врач сказала – надо капли!

– Люся, у тебя замечательный слух. Но если тебе нужна уверенность, – уже бежала к подруге Мария, – давай, закапаю…

Люся с невыносимым страданием на лице подставила ухо, и подруга стала тыкать пипеткой в пузырек с лекарством.

И тут случилось страшное – неожиданно звуки исчезли!!! То есть телевизор, который орал, как потерпевший, вмиг умолк, и дикторша на экране только беззвучно шевелила губами да таращила глазищи.