Я сжимаю его руку.

— Спасибо тебе. По твоим рассказам видно, что он был важен для тебя, как и ты для него.

Его тёплое прикосновение вдруг исчезает.

Я закрываю глаза, сдерживая слёзы.

Молчание, которое, кажется, продолжает овладевать нами, наполняется звуками внедорожника.

Как только мне удаётся развеять печаль, я открываю глаза.

Нейт выглядит потерянным в своих мыслях. Что-то привлекло его внимание, что-то, что кажется почти болезненным.

— Итак, куда мы направляемся? — спрашиваю, надеясь разрушить барьер, который возник между нами.

Нейт изгибает свою бровь.

— В одно место, от которого Зи не мог держаться в стороне.

— В какое? — спрашиваю снова.

Его ухмылка становится шире.

— Просто подожди. Мы почти на месте.

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты любитель командовать?

— Никогда, — отвечает он незамедлительно, с ухмылкой, переходящей во всезнающую улыбку.

Я закатываю глаза.

— Сомневаюсь в этом.

— Ну, один человек постоянно об этом говорил.

Единственным, кто мог бы это делать, — был мой брат. Нейт может быть пугающим, и держу пари, что большинство людей, с которыми он вступает в контакт, никогда бы не сказали что-то подобное.

Кроме того, я не боюсь его. Не могу объяснить почему. Может, из-за того, что я чувствую, будто знаю его благодаря Заку. Или потому, что мне с ним хорошо.

Или, может быть, просто потому, что он — единственная связь с моим братом, что у меня осталась.

— Мы приехали, — говорит Нейт, въезжая на парковку, покрытую гравием.

Высоко на красочной стене, с видом на ряд ресторанов и баров, изображен человек в ковбойской шляпе и в галстуке, с разведенными руками. И позади него много миль подобных граффити.

— Где мы?

— «Винвуд Уоллс», но мы называем его просто «Уоллс».

— Что это за место? — спрашиваю, находясь в восторге.

Нейт открывает свою дверь и оглядывается на меня.

— Это отчасти похоже на открытую галерею.

— Потрясающе.

— Я знаю. — Улыбается он.

Я открываю дверь со своей стороны.

— Оставайся там. Я помогу тебе выйти.

— Я могу сама. — Но даже прежде чем тяну подол своего платья, Нейт оказывается у моей двери, протягивая руку.

Бабочки трепещут в моём животе, пока я выхожу из машины.

Нейт отводит глаза, когда улыбаюсь ему, но я замечаю в них застенчивость.

Когда я стою так близко к нему, мой пульс скачет. Это напоминает мне, что я всё ещё жива.

Мне нравится это чувство.

Он сует свои руки в карманы, как будто подумывает о том, чтобы схватить мою, но засунуть свои пальцы внутрь джинсов является лучшим решением.

Я иду рядом с ним, и когда мы проходим под синим металлическим знаком, на котором написано «Винвуд Уоллс», повсюду появляются окрашенные изображения. Они охватывают большие складские блочные помещения: иероглифы, изображения Далай-ламы, арахисовые плантации, бурундуки из мультфильмов, и, похоже, счастливые сгустки бактерий.

— Эй, Нейт, дружище, где, мать твою, ты пропадал?

Я вижу мужчину, приближающегося к нам с протянутой рукой, и его глаза расширяются, когда он замечает меня.

— Сантьяго, как дела? — Нейт хватает его ладонь и то, что происходит дальше, я могу описать, только как мужское объятие: пожатие рук, быстрое объятие и еще более быстрое отступление друг от друга.

— Дела в мастерской продвигаются довольно неплохо. Если всё пойдёт хорошо, я должен буду её открыть к осени.

Нейт кивает и обращает свои глаза ко мне, замечая, что Сантьяго уже смотрит на меня.

— Это хорошо для тебя, мужик. Рад, что всё получилось.

— Я бы не смог этого сделать без твоей помощи.

— Не прибедняйся.

— Никогда, — говорит он, затем вскидывает свои брови.— Красавчик, ты собираешься представить меня?

Красавчик?

Рука Нейта ложится мне на спину, и дрожь пробегает по моему позвоночнику.

Я думала, он, должно быть, забыл, что я стояла рядом с ним.

Я смотрю на него.

Он опускает взгляд.

Клянусь, что снова вижу эту застенчивость.

— Да, конечно. Это сестра Зи, — говорит он.

— Да неужели.

Я протягиваю руку.

— Привет, я Зои.

Сантьяго берет мою руку и пожимает её, улыбаясь с такой добротой, которая кажется слишком мягкой для его грубоватого вида.

— Ты должен был предупредить меня, что она в городе.

Нейт убирает руку с моей поясницы, и я оплакиваю эту потерю.

— Я разговаривал с твоей женой сегодня утром. Вы когда-нибудь двое общаетесь между собой?

Сантьяго пожимает плечами.

— Слишком много. Поэтому, в конце концов, я отключаюсь от неё, не обращаю внимания

Нейт смеётся.

Я таю от этого звука.

Смотрю на него и бормочу:

— Красавчик?

— Не слушай его, — Нейт говорит тихо в ответ, наклоняясь ближе ко мне.

Я бегло его осматриваю.

— Мне виднее, — говорю со смешком.

Его тело напрягается.

Возможно, это был слишком явный флирт.

Сантьяго озирается кругом, затем складывает руки возле рта.

— Эй, Гонщик, иди сюда. Есть кое-кто, с кем ты должен познакомиться.

Характерные запахи свежей краски и высохшего пота ударяют в мой нос. До того, как я начинаю понимать, откуда исходит этот запах, худощавый парень на скейте катится позади Нейта, и для того, чтобы остановиться, он делает так, что конец его доски переворачивается.

— В чём дело? — говорит он Сантьяго.

— Ты ни за что не догадаешься кто это.

Вряд ли он старше двадцати одного года, но его глаза смотрят на меня, будто я девушка, в которой он мог бы быть заинтересован.

Я сдерживаю смех.

Нейт подходит ещё ближе и подталкивает Скейтбордиста, но затем протягивает руку и тянет его за шею, взлохмачивая ему голову.

— Ну и как лето влияет на тебя?

Скейтбордист тянется назад и пытается освободиться, очевидно, ему не нравится тот факт, что это выглядело так, будто он ребенок. Он смотрит на меня и опускает формальности, издавая громкий свист.

— Ты сестра Зи.

— Да.

— Идём со мной. Мне нужно кое-что показать тебе.

Прежде чем я отвечаю, Нейт вмешивается:

— Мы здесь только для небольшой прогулки. У Зои много дел сегодня.

— Расслабься, Нейт. Зи тоже был моим другом. Я не собираюсь ничего делать. Я просто хочу ей кое-что показать.

Нейт поднимает ко рту свой кулак и кажется, давится от смеха.

— Конечно, — говорю я, избегая изумленного взгляда Нейта, направленного на парнишку перед нами.

Сантьяго хлопает Нейта по плечу.

— Слушай, есть кое-что, о чём я хотел бы с тобой поговорить.

Их разговор затихает по мере того, как я ухожу со Скейтбордистом, который теперь несёт свою доску под мышкой. Мы спускаемся вдоль обширных блочных складов с небольшими переулками. Один в особенности захватывает мое внимание, когда я вижу яркую фреску дракона ч растущими пальмовыми ветвями на заброшенном здании.

— Я действительно сожалею о том, что случилось с твоим братом. Он был отличным парнем, и нам не хватает его.

Голос Скейтбордиста прорывается сквозь мои мысли. В его словах появляется искренность, и я могу сказать, что он, должно быть, уважал моего брата.

— Ты хорошо знал его?

Он кивает.

— Достаточно хорошо. Я виделся с ним каждый уикенд, когда он обычно приезжал с Нейтом в общественный центр. В то время, пока Нейт обучал, он сидел без дела и показывал некоторым из нас, как рисовать героев мультфильмов. Он был довольно крут, но около года назад перестал появляться.

— Почему?

Он пожимает плечами.

— Без понятия, но этот чувак должен был быть художником.

— Он и был художником.

— Да, знаю, что был, но я имею в виду, что в нём было больше потенциала.

Я смотрю на него вопросительно. Зак говорил, что продавал свои картины, так что я не уверена, о чём говорит Скейтбордист.

— Его дела шли хорошо. — Я стараюсь не оправдываться.

— Ой, я и не знал. Просто никогда не слышал, чтобы он говорил о продаже любой из своих картин, как и все ребята, что тусуются здесь.

Просто ещё одна тайна, которую необходимо раскрыть.

Мы сворачиваем за угол, и цветовая гамма полыхает от здания к зданию.

— Ты говорил, что Нейт обучает в общественном центре?

— Да, БДД. Он вызывается добровольно утром каждого воскресенья. Я брал у него уроки с тех пор, как научился ходить.

— БДД?

— Бразильское джиу-джитсу. У него чёрный пояс.

— Это то, на что я бы с удовольствием посмотрела. Вы встречаетесь завтра утром?

— Центр закрыт с прошлой недели.

— Почему?

— Отсутствие финансирования.

— Это очень плохо.

— Да. Многие дети ходили туда, вместо того, чтобы тусоваться на улицах.

Я вдруг резко останавливаюсь и в изумлении пялюсь на потрескавшийся чёрно-белый бордюр, на котором изображен взрыв радуги. Над радугой золотыми печатными буквами написано: «Я ПОМНЮ РАЙ».

— Круто, верно?

— Да. — Я понятия не имею, говорит ли он о Нейте или о живописи, но круто относится и к тому, и к тому.

— Пойдём, прежде чем Нейт меня поймает, — язвительно замечает Скейтбордист из-под своей низко надетой кепки.

Я трясу головой.

— Мы просто друзья.

— Правильно, так каждый чувак глазеет на цыпочку, как он смотрел на тебя, — говорит Скейтбордист, опустив свою доску и отталкиваясь на ней.

— Эй, постой! — зову я, догоняя его. — Что ты имеешь в виду?

Он останавливается в конце блока и показывает на стену.

Я также останавливаюсь, практически запыхавшись.

— О, боже мой. — Моя рука взлетает ко рту.

— Видишь, как я узнал тебя?

Слёзы текут из моих глаз, пока я пялюсь на изображение двух детей примерно десяти лет — на мальчика и девочку, очень похожих друг на друга. У мальчика короткие волосы, у девочки — длинные вьющиеся. Их волосы тёмно-рыжие. Мальчик держит в руках два вафельных рожка с черно-розовым мороженным. У девочки в руках одно шоколадное. Слова «Моё любимое воспоминание» написаны сверху красным цветом.

— Он не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что это его. Он говорил, что это было для него.

— Но ты знал об этом? — Мой голос дрожит.

— Я был здесь однажды в воскресенье утром и видел, как он рисовал это.

Я копошусь в своей сумочке, чтобы найти телефон и запечатлеть это на фото. После того как бросаю свой телефон обратно в сумочку, я смотрю на Скейтбордиста.

— Есть ли ещё другие нарисованные работы моего брата, которые ты мог бы мне показать?

Он качает головой.

— Стены перекрашиваются каждый год, позволяя большинству художников продемонстрировать свои таланты. Насколько мне известно, эта единственная работа, которую он нарисовал в этом году.

— Есть ещё одна, — грубый голос Нейта раздается позади меня.

— Ты знал?

— Нет, об этой не знал.

Он пристально смотрит.

Та же самая грусть, которая наполнила мои глаза, заполняет и его. Он выглядит потрясенным.

— Всё в порядке? — спрашиваю я.

Он кивает головой. Мне кажется, у Сантьяго были какие-то плохие новости.

Прежде чем я интересуюсь, Нейт машет головой в другом направлении.

— Идём со мной. Есть ещё кое-что, что тебе необходимо увидеть.

Скейтбордист встает на свою доску.

— Было классно познакомиться с тобой. И я говорил тебе, что он поймает меня.

Смеясь, я кричу, перед тем, как он поворачивает за угол:

— Спасибо тебе!

Мы оба наблюдаем, как он уходит.

— Это потрясающее место.

— Я знаю. Здесь очень много талантливых художников.

— Они переносят свою работу на полотно и продают?

— Некоторые, но их не так много.

— Почему?

— Трудно зарабатывать на жизнь, продавая здесь.

— Что ты имеешь в виду?

— С тех пор, как возродилось всё Южное побережье, продажи искусства едва ли происходят на этой стороне моста. Если ты художник, то хочешь, чтобы твои работы продавались через мост, однако попасть в эти галереи не так просто — это совершенно другая культура.

— Как это?

— Майами-Бич — это модно, большинство покупающих людей предпочитают художников с авторитетным именем. Они готовы платить миллион за один подлинный кусок, но не будут платить сотню за неизвестное. Для некоторых людей это становится сложным выжить. Таким образом, вместо этого, они проводят свое время на фестивалях и рынках. И это работает. И они довольны.

— Почему? Почему никто не покупает здесь? Всё так захватывает дух.

Он пожимает плечами.

— Так устроен мир, я полагаю. Дело в том, что это началось как проект по возрождению районов, способ держать каждого занятым каким-либо делом и подальше от улиц. И как ты видишь, это сработало. Обнаружено много скрытых талантов, уровень преступности понизился, район обрёл жизнь, и по всем параметрам, это было действительно успешным.