Алиса Валдес-Родригес - Клуб грязных девчонок

– Боги с тобой. Я это чувствую.

Гато отвез меня в Беверли-Хиллз, где мне предстояло встретиться с Джоэлем Бенитесом. Фрэнк тоже будет здесь ждать. Гато высадил меня у входа и попросил позвонить по сотовому, когда все кончится. Кроме наших музыкальных инструментов, мобильники – единственная роскошь, которую мы себе позволяли. В Лос-Анджелесе так плохо с транспортом, что без телефона не обойтись. Гато сказал, что будет медитировать в парке рядом с Центральным молом и посылать мне добрые волны. Я поцеловала его на прощание и пошла на встречу судьбе. Пройдя пункт охраны и оказавшись в шикарном лифте (даже лифты здесь выглядели роскошно), я чуть не ущипнула себя – никогда в жизни так не волновалась. Фрэнк уже сидел в кабинете Бенитеса. Он показался мне совсем иным человеком. До этого я видела его только в мексиканских одеждах. А сегодня Фрэнк был в консервативном синем костюме и пестром галстуке. Гладя на его аккуратно подстриженную бородку, очки в металлической оправе и небрежную, нога на ногу, позу, никто не подумал бы, что перед ним индейский танцор. Из стереопроигрывателя доносились звуки моего демонстрационного компакт-диска. Мужчины поднялись, чтобы поздороваться со мной. Рядом появилась Моника, секретарша Джоэля, – пугающе худенькая блондинка с флагом Венесуэлы на шейной цепочке. На ней были облегающие брючки, узенький топик и прозрачная блузка поверх него.

– Кофе или чаю? – предложила она.

– Спасибо, ничего, – ответила я.

– Воды?

– Воды – с удовольствием.

Моника вышла в облаке сладкого аромата. Джоэль улыбнулся и прошелся по комнате. Его большой кабинет был изящно декорирован: два белых кожаных дивана, на стенах написанные маслом картины, позади письменного стола большое окно. Одну стену целиком занимали развлекательный центр, поблескивающий черным, и показавшаяся мне необычайно хитроумной стереосистема. На другой стене висели золотые и серебряные диски. По углам маленькие, но мощные динамики. Музыка звучала очень громко, поэтому нам приходилось кричать, чтобы услышать друг друга. Джоэль кивал в такт ритму – народные инструменты смешивались с металлом и тяжелыми басами, изображавшими биение сердца. «Madre Oscura». «Темная мать». Одна из моих любимых песен.

– Итак, – заговорил Джоэль по-английски, и я вздохнула с облегчением оттого, что он предпочел английский испанскому. Я уже свободно общалась на испанском, но на переговорах предпочитала английский. – Итак, Эмбер…

– Квикэтл, – поправила я.

– Совершенно верно, – подхватил он, – Фрэнк мне рассказал, – и сложил перед собой руки. – Кви… как вы говорите?

– Кви-кэтл.

– Кви…кэтл. К этому надо привыкнуть.

Моника принесла воду и стакан со льдом – не чашку, а высокий бокал из пористого стекла с пузырьками внутри, нечто мексиканское.

– Давайте, Джоэль, перейдем к нашему вопросу, – предложил деловым тоном Фрэнк. – Никому из нас не хочется терять даром время, – и знаком попросил сделать музыку тише.

Меня потряс его тон. На наших встречах Фрэнк казался вежливым, даже кротким.

– Джоэль намерен подписать с тобой контракт. – Он повернулся ко мне. – Его фирма без ума от тебя. Очень понравилась твоя музыка. Ты хочешь выгодных условий, это вполне естественно, потому что, если ты согласишься, их компания заработает миллионы. Так?

– Так, – ответила я, хотя отнюдь не была уверена в этом.

Джоэль смотрел на Фрэнка с уважением и раздражением.

– Мы уже несколько минут обсуждали этот вопрос и, полагаю, можем прийти к соглашению, – продолжал Фрэнк.

– Не сомневаюсь. – Взгляд Бенитеса стал немного обиженным.

Фрэнк подал мне толстую папку:

– Вот, Квикэтл, здесь основа. То же самое я предоставил Джоэлю. Не только его фирма заинтересовалась твоей музыкой, Джоэль в курсе. Я включил данные анализа рынка, спроса и примерные величины зарплат исполнителей такого жанра по всему миру. То, что мы просим в подобных обстоятельствах, вполне разумно. Мы хотим работать с той компанией, которая окажет нам максимум поддержки. Здесь я расписал то, что считаю нужным потребовать в качестве аванса и последующих выплат артисту, который выступает в роли композитора, исполнителя и продюсера. Теперь предлагаю взглянуть на цифры.

Джоэль открыл папку, пробежал глазами выкладки, затем нажал кнопку интеркома и набрал четырехзначный местный номер. Когда на другом конце провода послышался мужской голос, нервно заговорил по-испански – попросил ответившего зайти и познакомиться с предложениями.

Вскоре в кабинете появился президент компании Густаво Миланес. Он оказался моложе, чем я думала, – высокий, с коротко подстриженными жесткими, вьющимися волосами и в больших очках. Пожав мне руку, Густаво сказал, что слышал обо мне много хорошего. Мужчины скорректировали несколько цифр, о других поспорили – и все на испанском. Прошел час, а я так и не проронила ни слова. Когда кончился мой демонстрационный диск, Джоэль нажал на кнопку дистанционного управления и пустил его с начала. И так снова и снова, пока мне не стало дурно от собственного голоса.

Администраторы пытались выдвигать требования, покоробившие меня: чтобы я пользовалась старым именем, добавила попсы, избавилась от кольца в носу, осветлила волосы.

Но Фрэнк оборвал их с самого начала:

– Она и без того совершенна. Поймите наконец, что вы получаете. Видели, как ломятся на ее выступления подростки? Очереди на квартал. И это без малейших средств на раскрутку. Догадываетесь, каков спрос на исполнителей вроде нее? Другой такой нет. И материал готов: она записала шесть собственных компактов. Успех обеспечен – никакого риска. Вы это знаете, и я это знаю. Так что давайте продвигаться вперед.

Они снова заговорили по-испански. А мне полегчало.

Наконец Фрэнк заявил, что удовлетворен согласованными пунктами и поправками. Джоэль предложил встретиться на следующей неделе и подписать договор. Но Фрэнк настаивал, чтобы это сделали немедленно.

– Надеюсь, господа, вы настроены серьезно. – Джоэль сослался на то, что, мол, нужно одобрение финансового директора компании. Но Фрэнк не уступал, понимая, что его предложение укладывается в ранее оговоренные рамки. – Имейте в виду, наши возможности не ограничиваются вашей компанией. – Он начал собирать бумаги. – Пошли, Квикэтл.

Джоэль и Миланес несколько секунд шептались. Затем Миланес заявил, что через некоторое время вернется с договором.

– Это может занять час или более, – уточнил он.

– Согласен, – улыбнулся Фрэнк.

А я задумалась, стоит ли доверять ему. Ведь я его совсем не знала. Но Фрэнк – это Мексика. И у меня не было причин сомневаться в нем.

Договор принесли через два часа. Я взглянула на Фрэнка, и он шепнул на нахуатл «доверься мне».

Я подписала.

Затем подписал Джоэль.

И Миланес.

– Я хотел бы на следующей неделе организовать пресс-конференцию и объявить о нашем договоре, – сказал Бенитес. – Выпуск диска запланируем на апрель. Время поджимает, но материал у вас готов. А пока будем продавать ваши собственные компакт-диски. Только я хочу, чтобы вы их немного подчистили. Первый чек получите в течение шести недель. – Его манера изменилась: теперь ведущая роль принадлежала Джоэлю, а не Фрэнку. – Что касается вот этого, – Бенитес указал на цифру, – это на ремиксы, производство и новые произведения. – Увидев сумму со множеством нолей, я задохнулась, а Фрэнк рассмеялся. Прикинула в уме – счет шел на миллионы. А ведь я была бы довольна, если бы выбила сотню тысяч. – Здесь, конечно, и на жизнь, – уточнил Джоэль, – но главным образом на производство вашего первого альбома. Его необходимо сдать к концу марта, а раскруточные копии – как можно раньше. На первый взгляд много, однако вам придется за все платить самой: за студийное время, за производство, монтаж, микширование, музыкантам – словом, за все, кроме раскрутки, которую мы начинаем немедленно. – Я не отрываясь глядела на цифру. – Если вы сдаете альбом вовремя, то получаете оставшиеся деньги, – продолжал Джоэль. Он показал вдру-гую графу: снова миллионы. Я опять задохнулась. Глаза Фрэнка сияли. Он улыбался древней могучей улыбкой нашего народа. – Кроме того, – пояснял Бенитес, – как автор, исполнитель и ответственный продюсер, вы будете получать процент с продаж ваших дисков и процент от исполнения ваших песен по радио. Далее, доходы от рекламных поездок, имеющих международный характер. Мы договорились закачать много средств на раскрутку и рассчитываем, что вы получите известность как минимум в Латинской Америке, в Испании и в испаноговорящей среде США. Не исключена, как всегда, и Азия. Зарубежные права – отдельный разговор, однако Фрэнк сумеет отстоять ваши интересы. Так, Фрэнк? – Фрэнк кивнул. – И вот что еще, Квикэтл, – продолжал Бенитес. – Возможно, у вас не лежит к этому душа, однако подумайте, не выпустить ли вам английский сингл. Мы работаем в рамках мейнстрима «Вагнера», а ваша музыка ложится На разноязыкие тексты.

– И сколько это еще принесет? – спросила я. Я не очень цеплялась за испанский. И испанский, и английский – языки европейские. Какая разница?

Джоэль присвистнул сквозь зубы.

– Зависит от тебя, – усмехнулся Фрэнк. – Но, грубо говоря, еще несколько миллионов.

– Chinga![114] – не удержалась я.

– Оуе eso[115], – отозвался Джоэль, и в его глазах вспыхнул огонек.

Поскольку договор подписан и поскольку я – Квикэтл и меня охраняет дух Озомали и ягуара, не важно, что я выгляжу как испуганная неотесанная деревенщина. Я снова громко выкрикнула это слово.

Джоэль поднялся и, прежде чем мы ушли, обнял меня.

– Добро пожаловать в семью «Вагнер», Эмб… то есть Квикэтл, – сказал он. – Мы многого от вас ждем.

Без дураков.

Я прячусь в небольшой гардеробной в гостиной Эда. Когда мне совсем поплохело, я прыгнула в самолет компании «Дельта», прилетела в Л а-Гуардиа и взяла такси до его изящной двухкомнатной квартирки в Северном Ист-Сайде. Вчера Чак Спринг снова ввалил мне за то, что я недостаточно латинос в своих писульках. Вместо того чтобы поддаться соблазну и врезать ему по зубам, я взяла отгул и решила маленько пошпионить. Дверь открыла своим ключом. Эд не ждал меня до следующих выходных.

Несколько минут назад я в поисках улик обшарила ящики и его карманы. И обнаружила макси-коробку голубых презервативов, в которой недоставало шести штук. Эд не любитель презервативов, а заколка могла принадлежать и ему.

Он только что вошел в переднюю дверь – и притом не один. Я прильнула к щели в дверце гардеробной и увидела ее – вперлась на своих вонючих ходулях, а на ногах белые пластиковые сандалии на высоких каблуках. На улице мороз. Она что, ненормальная? Выше была мини-юбка с красными треугольниками, из-под которой блистало откровенное исподнее. Я бросила взгляд на лицо: оно оказалось именно таким молодым, как я представляла по голосовой почте, но несколько темнее. Не знаю почему, но по ее голосу девушки из Долины[116] я бы не сказала, что он принадлежит пришелице из Хуареса – особе со спекшейся оранжевой помадой и перманентом. Ее последнее сообщение гласило, что они намеревались сегодня поужинать.

– Я приготовлю тебе, – промурлыкала она томным оргазмическим голосом. – У тебя дома.

Я, конечно, сбрендила. Но основания есть. Захотелось кашлянуть. Черт возьми, крепись, Лорен. Я сглотнула, зажмурилась, сосредоточилась на чем-то другом. Позыв прошел. Когда я открыла глаза, Эд шлепал девицу по заднице. Затем, хихикая, снял свой синий блейзер с якорно-медными пуговицами и подал ей. Ох-ох! Я окаменела. Неужели она откроет дверцу? «Пожалуйста, нет, пожалуйста, нет», – твердила я, словно мантры. И они помогли. Девица повесила блейзер на спинку стула.

Я слышала, как Эд неестественно долго мочился, не закрыв дверь в туалет. Лола начала шарить по шкафам в поисках кастрюль и сковородок. Эд спустил воду и, насвистывая, вышел из уборной. Остановился перед гардеробной, потянулся, рыгнул и повернул в гостиную. Гостиная и кухня на самом деле одно помещение. Только в одном месте на полу плитка, а в другом ковер. Эд плюхнулся в кресло с массажными штуковинами под кожаной обивкой и включил Си-эн-эн. Снова рыгнул. Тоже мне обольститель. Они разговаривали на мексиканском испанском, а девица в это время быстро и аккуратно резала лук. Я пыталась разобрать слова, но мне в ухо сипели изношенные трубы: в старом здании было паровое отопление. Я кашлянула, надеясь, что меня не услышат. Вскоре до меня донесся запах нагретого масла, жарящегося лука с молотым чили и мяса. Объявили о начале матча с участием «Ковбоев», и Эд, как и следовало ожидать, увеличил звук, вскочил и вздернул руку, как Джон Траволта в «Лихорадке субботнего вечера». Я много раз видела этот жест: Эд изображал, как он приземляет мяч и забивает гол.