Оливия Голдсмит - Клуб Первых Жен

Я ощущаю чувство глубокой признательности за полученную премию, которое усиливается тем, что я еще никогда не удостаивалась чести получать какую-либо награду, премию. Я испытываю особую благодарность по отношению к тем, кто помогал мне собирать материал для этой книги и писать ее. Мое искреннее спасибо:

Шерри Лансингу, который понял все и предоставил мне свободу писать книгу так, как я хотела,

Юстине Крайвен, которая печатала и перепечатывала рукопись и всегда находила для меня ободряющее слово, несмотря на то, что ей приходилось печатать и проклятия,

Брендону Ганнингу, который не жалел времени на редактирование,

Барбаре Тернер, которая позволила мне жить в ее загородном доме,

Луизе Эдвардс Смит, которая одолжила мне деньги на печатание,

Розмари Сэндберг, которая настояла на том, чтобы книга была написана,

Жану Виллано и другим сотрудникам «Эловитц и партнеры», которые снимали копии, печатали, отправляли по почте материалы книги,

Робу и Сьюзи Масцителли, которые смеялись над всеми моими шутками.

Ленни Гартнеру, великому бухгалтеру и большому ДРУГУ,

наконец, самая сердечная благодарность Полу Юджину Смиту за бесконечное чтение и перечитывание рукописи, а также за постоянную поддержку в трудные времена.

Maнхэттен, остров сияющей мечты, спал в предрассветной мгле. На том острове мечты сбывались, переставали быть мечтами и отбрасывались, а иногда превращались и в кошмары. В темноте майской ночи в конце 1980-х годов на этом острове многие женщины спали в одиночестве.

Спальня Анни МакДугган Парадиз отличалась той простотой, для создания которой требовались немалые деньги и хороший вкус. Хотя пол был покрашен в немодный темно-ореховый цвет, но его мерцающий матовый оттенок роскошно контрастировал с китайским ковром, покоившимся на нем. Комната была выдержана в спокойных устрично-белых тонах, начиная от обивки стен и занавесей из натурального шелка до дамастовых покрывал. На этом фоне изумительным исключением были розовато-лиловые, кремовые и сапфировые тона ковра и темная зелень карликовых японских деревьев, за которыми Анни любовно ухаживала. Все в комнате было безупречно: даже огонь в камине, отделанном серым мрамором, погаснув, превращался в аккуратную кучку белого пепла. Только кровать Анни была в беспорядке, пуховое одеяло сбилось, подушки валялись на полу под простынями.

Все убранство спальни говорило о тончайшем вкусе, все успокаивало, диссонансом была только гора книг на ночном столике с мраморной крышкой. «Буддизм и экология: способ спасти планету», «Раненая женщина», «Женщины, которые слишком много любят», «Символы Юнга и коллективное бессознательное», «Танец гнева» и «Женщины Японии». Несколько необычно на фоне этой покрытой пылью яркой кипы книг смотрелась хрустальная ваза с орхидеями точно такого же устрично-белого оттенка, как и вся комната. Казалось, что безмятежные крошечные цветки плавают на фоне сверкающих корешков книг.

Телефон, стоявший рядом с вазой, неожиданно зазвонил. Тонкая загорелая рука выскользнула из-под одеяла. Морщинки на ней ясно указывали на определенный возраст, но форма ее была как у ребенка, пальчики маленькие, ногти короткие и ненакрашенные. Рука схватила трубку до того, как телефон вновь зазвонил, и утянула ее в ворох постельного белья.

– Алло, – сказала она хриплым голосом, а затем уже более ясным, – алло.

– Анни? Это Джил. – Анни еще не совсем проснулась, и он, поняв это, повторил: – Джил Гриффин.

Во сне она была совсем в других мирах, в местах, которые ей не хотелось покидать. Неохотно она вернулась к реальности. Джил Гриффин.

– Джил. Привет. – Она догадалась, что это не светский звонок, Анни не могла вспомнить, когда Джил звонил ей в последний раз. Несомненно, это было задолго до его развода с Синтией. И уж конечно, он никогда не звонил ей – она взглянула на свои часики – в половине шестого утра. Что-то, наверное, стряслось.

– Мне нужна твоя помощь. Синтия, она умерла, Анни. Анни никак не могла взять в толк его слова. Что-то тут было не так, скорее всего, смысл слов не соответствовал тону, которым они были произнесены. Никаких эмоций. Прогноз погоды. Холодный фронт, надвигающийся из Канады. Затем до нее дошло.

– О Боже! Что случилось? – Это было невообразимо. Ведь Синтия не была больна. По крайней мере, Анни ничего не было об этом известно. Кроме того, она старше Анни всего лишь на год. Возможно, это несчастный случай. Разве Синтия много пила? Нет, это другая ее подруга, Элси, была пьяницей.

– Самоубийство, – сказал Джил. Это окончательно лишило Анни дара речи. Он сухо сообщил несколько ужасных подробностей. Ванна. Перерезанные вены. Нашли мертвой через два дня.

– Мне бы не хотелось это обсуждать, – продолжил Джил вкрадчиво и отстраненно. Переменные дожди на Среднем Западе, подумала она. Он дает прогноз погоды. Потом добавил:

– Мне нужно, чтобы ты сделала кое-что.

– Конечно. Чем я могу помочь? – Это была автоматическая реакция хорошей девочки. Боже мой, Синтия умерла, Синтия умерла, а я такая вежливая. Анни задрожала под одеялом, несмотря на то, что был конец мая. – Что я могу сделать?

– Похороны завтра утром.

– Завтра утром, Джил? Так скоро? Но людям нужно время, чтобы…

Он оборвал ее:

– Ты не могла бы обзвонить некоторых из ее друзей и дать им знать? Я не общался с ними уже долго время.

– Конечно, мне бы хотелось помочь, но сегодня канун Дня памяти павших. Люди уезжают из города рано. Кроме того… – Она подумала о своей поездке в Бостон, чтобы повидать сына-выпускника. И отъезд дочери Сильви. Упаковка вещей. Это были их последние дни вместе. О, нет. Не сейчас. Неделя была и без того трудная, теперь еще это. При этих мыслях она почувствовала, что ее охватил стыд. Она сказала громко: – Так мало времени, что я не уверена…

– Сделай все, что можешь. Я сам очень загружен, – сообщил он без всякого выражения. Опасность наводнений в Нью-Йорке. Да, все как в дурной шутке, подумала Анни. Она села. Почему такая спешка? Почему так ужасно быстро?

– Все необходимое уже сделано? Никто не успеет купить цветы и все прочее. Я имею в виду… – Она задохнулась от слез. Потом попыталась успокоиться. – А как же надгробные речи?

– Я это уладил, Анни. Тебе нужно только позвать ее друзей. Итак, завтра в десять в Кемпбеллз.

– В десять? – Она покачала головой, как будто это могло прояснить ее. – Так быстро? Я…

– Сделай, что можешь. Спасибо. – Он повесил трубку. От нее отделались. Анни продолжала держать умолкнувшую трубку. Она с трудом дышала. Ну подлец, подумала она. Бессердечный подлец. Медленно Анни повесила трубку.

Синтия покончила с тобой. Синтия умерла. Анни сжалась в своей постели, дрожа, несмотря на теплое стеганое одеяло. Она просто немножко полежит и подумает о случившемся. Прочувствуйте чувства других людей, так ее учила доктор Розен. Она вытянулась под одеялом. Сиамский кот Пэнгор молча пересек комнату и прыгнул на постель рядом с ней. Синтия, дорогая, милая, смешная Синтия умерла. Это было ужасно. Но удивительно, слез не было.

Только воспоминания. Синтия, ее подруга в школе мисс Портер. Они жили в одной комнате, Синтия всегда была так добра к ней. В первую ночь в школе, когда Анни сняла верхнюю одежду и осталась в белье, Синтия не смеялась над ней. Молча она протянула ей лифчик, отвернулась и сказала: «Тебе, возможно, захочется его надеть. Иначе другие девочки могут тебя дразнить».

Она и Синтия вместе ходили на свидания. Брат Синтии представил Анни Аарону, и, когда они поженились, Синтия была подружкой у нее на свадьбе. Потом Синтия вышла замуж за Джила. И дочери родились у них в одно и то же время.

Дочь Синтии, Карла, ее единственный ребенок, появилась поздно. Сейчас ей было бы столько же лет, сколько Сильви, подумала Анни. Карла была прекрасной, здоровой девочкой, Анни было больно видеть, что Карла растет и развивается быстрее, чем Сильви. В один из мартовских дней Карлу сбила машина, когда она выходила из школьного автобуса. Анни чувствовала себя вдвойне виноватой за свою тайную зависть. Целую неделю она дежурила в больнице в Вайт Плейнз около ребенка, находившегося в коме, – мозг девочки был непоправимо поврежден. В конце концов большинство друзей Синтии перестали ходить, но Анни не сдавалась: она знала, что не приносит никакой пользы, но мысль оставить Синтию одну казалась ей непереносимой.

Однажды утром, в конце мая, Синтия вошла в залитую солнцем комнату. Лицо ее было бледнее обычного, глаза запали, вокруг них легли темные тени. Через всю комнату она обратилась к Анни громким, ровным голосом: «Он хочет, чтобы ей отключили респиратор. Джил хочет, чтобы все кончилось».

Анни встала и открыла свои объятия, Синтия подошла к ней и, положив голову на плечо Анни, беззвучно заплакала. Так они стояли долго. Когда, наконец, Синтия перестала плакать, она глубоко вздохнула, посмотрела прямо на Анни и сказала: «Моя мать меня никогда не любила». Анни кивнула в знак согласия. Потом Синтия пожала плечами, достала носовой платок и вытерла глаза.

Аппарат, поддерживавший жизнь в ребенке, отключили днем, и вечером девочка умерла. Вскоре после похорон Гриффины уехали в Европу. Спустя некоторое время они вернулись, продали свой дом, купили другой, более роскошный, в Гринвиче.

В это время двое сыновей Анни поступили в школу, и она вместе с Аароном переехала в Манхэттен. Конечно, они с Синтией иногда встречались, чтобы пообедать в городе или вместе походить по магазинам, но Синтия, казалось, окаменела. Она все меньше и меньше разговаривала, а после развода с Джилом стала еще тише.

Теперь Синтия ушла из жизни. По своей воле. Не было совпадением, что это произошло в конце мая, тогда же, когда умерла Карла.

О Боже! Анни поняла, что это была годовщина смерти Карлы. Ей бы следовало сразу догадаться! Как она могла так отдалиться от подруги? Как она не подумала о ней? Почему же так происходит, что свою сильную боль и отчаяние люди стыдятся открыть даже самым близким друзьям? Она перевернулась в постели и застонала.

Анни было сорок три. В ней было пять футов четыре дюйма росту, средний рост для американской женщины, но весила она только сто девять фунтов, немногим более того, что было в ней 25 лет назад, когда она училась в школе мисс Портер. К своему весу она относилась внимательно, так же, как и ко многим другим вещам в своей жизни: одежде, квартире, загородному коттеджу, карликовым японским деревцам, сочинительству и здоровью. Теперь, по совету своего врача, она позволила горестным ощущениям овладеть ею. О Боже, это было так тяжело. Синтия мертва. Если бы только она позвонила мне. В последнее время мы с ней почти не встречались. А надо было бы…

Слезы покатились у нее из глаз. Она начала всхлипывать, сдавленные звуки вырывались из ее губ. Анни закрыла лицо пледом в надежде заглушить их. Не только боязнь разбудить дочку, спавшую внизу, была причиной этого. Анни самой были неприятны звуки собственных рыданий.

Боль была невыносимой, так ей казалось, когда она плакала. Теперь ей явились образы. Блеск стальной бритвы. Кровь, окрасившая воду в ванне. Это было ужасно. Почему я не позвонила ей? Ах, Синтия, почему ты не позвонила мне? Она лежала на спине и плакала, накрывшись пледом. Слезы бежали по щекам, струились по тонким морщинам у глаз и затекали в уши. Наконец она перестала всхлипывать и медленно села на кровати.

Через всю свою безупречно убранную комнату и высокие окна Анни посмотрела на улицу, где уже занимался рассвет. Она была обессилена, хотя день еще не начался.

– Проклятье, – сказала она, сбросив плед, и встала с постели.

Город только начинал просыпаться. Огоньки все еще мерцали за рекой в Куинс, который был похож на волшебную страну. На самом деле Куинс был мрачным маленьким округом. Анни проезжала через него по пути в аэропорт, поэтому она знала, что издали он производит обманчивое впечатление. Внешность часто бывает обманчивой.

Из окна своей фешенебельной квартиры, находившейся на верхнем этаже небоскреба, Анни увидела несколько человек, бежавших трусцой по мокрой аллее. Всю предыдущую неделю погода была ужасная – сырая и холодная. Она поежилась и отвернулась от окна.

Как пережить самоубийство старого друга? Эти мысли занимали ее, пока она шла в ванную по мягкому ковру. Итак, она будет соблюдать свой обычный распорядок. Она будет занята делами, их сейчас много. Ей нужно будет позвонить Бренде и Элиз, а также всем остальным друзьям Синтии, которых ей только удастся вспомнить.