Вечером после очередной репетиции Борис ждал Марину у профилактория. Под липами. Марина даже не замедлила шаг. Она очень устала. В душе клокотали злость и раздражение (Степан всё-таки улучил момент и прижался к ней в углу у кулера, будто бы протискиваясь между опорами зала), вид массажиста хорошего настроения не добавил, тем более, что Танников был гладко выбрит, свеж, красив и хорошо одет. Он подошёл, взял её за руку и молча повёл на каменистый пляжик. Там она села на выбеленную солью скамейку, прислонясь плечом к осы́павшейся «пальме». Боря остался стоять.

— Работала? — спросил он.

Она кивнула. Горло саднило.

— Когда уходишь?

— Уже. Ушла.

Боря поднял брови.

— Я пою опять, — объяснила Марина. Она немного рассказывала ему про группу.

— Ты же не хотела, — озадаченно проговорил массажист.

— Хочу пою, не хочу — тоже пою, — устало сказала Марина. — Предложили, я согласилась. А ты зачем приехал?

— Расплатиться по долгам. Одним хорошим предложением. Ты же просила… Марин, я всё помню. Ты мне жизнь спасла. Другая бы испугалась, сдала б меня отморозкам. Ты же понимала всё, но не сдала.

У Марины чуть не вырвалось: «Хочешь отблагодарить? Я передумала, не надо искать мне работу! Защити меня, Боря, ты сильный, я ведь тебе нравлюсь: я опять вляпалась в то же дерьмо, на этот раз по собственной воле». Но она вспомнила шрамы на плече у массажиста и покачала головой:

— Я ведь уже объяснила, что… не хочу… чтоб ты был мне что-то должен, не нужно этого.

Борис прищурился — судя по лицу, тоже вспомнил, как она «объясняла»:

— Ну, то что ты не хочешь, я понял. Вопрос: почему? Тебе что, девочки нравятся?

— Боря, — с упрёком проговорила Марина.

— А что? Бывает ведь. Нет? Ну, прости. Должен же я знать, за что меня отшили.

— Ты хороший и очень привлекательный, — сказала она, прикрывая глаза. — Можно я в другой раз тебе объясню?

Боря фыркнул, с досадой поддал носком дорогой замшевой туфли пляжную гальку — обувь запылилась мелкими ракушками и влажным песком.

— Короче, — сказал он. — У меня есть для тебя работа. Не отказывайся. Дело хорошее и несложное. Я говорил тебе, что Кардашев передо мной в долгу? А я в долгу перед тобой. Сечёшь?

— Нет, — устало сказала Марина.

— Кардашев предлагает тебе работать у него. Моделью. Натурщицей. Ты картины его видела? Маринкин, интернет для чего изобрели? Он рисует только рыжих, со спины, вполоборота… Нет, не нагишом, не волнуйся, хотя что в этом плохого, не понимаю. Платит хорошо, налом за каждую постановку, или как договоритесь. Обещал приплачивать за кофе, если согласишься, Кардашев — кофеман со стажем, благо здоровья хватает. У старика сейчас творческий кризис, пресса его поругивает, картины продаются плохо. Ему до сих пор всё похрен было, а тут он тебя увидел и оживился. Я же говорил — харизма, пользуйся, пока есть. Сразу уточню: ничего такого в мыслях у Терентича нет. У него двадцать лет назад жена умерла, с тех пор он один бобылём. Она тоже рыжая была, тётя Анжела. Дочка у Кардашева в Италии живёт, третий раз замужем, Игната мама. Внук здесь, мамаше он на фиг не нужен. Люся из старика только деньги тянуть умеет, а Игнасика- ретрограсика учить надо. Он на первом курсе в ЮМУ. Что касается тебя, с Терентича — питание, проживание в доме в посёлке, прочие расходы. Даже готов заключить с тобой договор, если захочешь.

Марина слушала Бориса в полном смятении:

— Что за благотворительность ни с того ни с сего? Какая к чертям собачьим харизма? Хочешь сказать, другую натурщицу твой Кардашев найти не может? Ты что ему про меня нарассказал? — с подозрением спросила она. — Что я бедствую?

— А что, нет? — жёстко парировал Танников. — Посмотри на себя? Сколько тебе лет? Тридцать два? Тридцать пять?… Двадцать восемь?!! Красивая ведь… девчонка! А во что себя превратила?! То тряпьё, в которое ты одеваешься… у меня слов нет! Как питаешься? Где живёшь? У тебя ещё одна молодость имеется, запасная?! Решай, Марина! Кардашев и Игнат на три недели уехали: старик в санаторий, подлечиться, а пацан — к мамке, та в Москву собралась, жаждет повидаться с отпрыском. Если сомневаешься, просто хотя бы поживи у них, присмотри за домом. В тепле, с баблом, старик тебя не обидит. Там и определишься. Кота, кстати, будешь кормить — и мне не придётся эту тварь глупую к себе забирать…

— Кардашев доверит свой дом мне? — с недоверием спросила Марина. — Совершенно постороннему человеку?

— Уже доверил. Под мою ответственность, — массажист сморщил нос. — Да ну, шучу. Я ему рассказал про то, как Валюшка мне деньги через тебя передавала. Старик впечатлился. Да и должок за ним, он помнит…

Марина забыла про усталость и раздражение. Она смотрела на Бориса, раскрыв рот.

— А как же мои репетиции? Посёлок далеко.

— Марина, люди давно изобрели наземный транспорт: автобусы, маршрутки, такси.

— Да, верно…

— Обещаю, приставать больше не буду, — проговорил массажист с улыбкой. — Я в последнее время у Терентича в доме редко бываю. Тем более, бизнес свой зачинаю. Бизнес-шмизнес. Ну, решай!… Вот и умничка! Давай, рысью, час на сборы, отвезу. Считай, твой первый рабочий день сегодня.

* * *

В машине Марина спросила:

— Он алкоголик, Кардашев?

Борис с неохотой кивнул:

— Бывший. Как чувствует, что накатывает, едет в санаторий, особый. Уже пятнадцать лет так и спасается. А как ты…?

— Просто ощущение… Есть в нём что-то такое…надлом. Я встречала таких людей, в музыкальных тусовках в основном… Жизнь жестока с талантливыми людьми, алкоголь часто становится решением.

— Охренеть! Тебе двадцать восемь! Ты на шесть меня младше, а выдаёшь иногда… перлы житейского опыта. Жизнь и к тебе была жестока?

— Немного, — Марина посмотрела в окно. Они проезжали самую красивую часть пути, с видом на яхт-клуб и парусники. — О каком долге ты всё время говоришь? Чем Кардашев тебе обязан?

— Пятнадцать лет назад старик взял меня к себе, когда умер мой батя. Был у Терентича самый пик запоя, белая горячка маячила на горизонте. Я был девятнадцатилетним пацаном с разбитым сердцем, ругался с матерью. С Кардашевым дочь порвала, из-за пьянки. Короче, нашли мы друг друга. По большому счёту, он меня тоже вытащил… из ада. Но до сих пор считает, что это я его спас, заставил опять рисовать. Ну да, заставил. Я с девчонкой встречался, у неё отец держал крупный салон. Так сложилось, что он заинтересовался работами Терентича. Тот в то время писал, как бешеный, с душой, страстью. Пил и рисовал. Не хотел ничего продавать, я уговорил. И понеслось. Его работы сейчас в нескольких музеях современного искусства, у нас и на западе. Совет: иногда заглядывай в интернет.

Марина помолчала, переваривая услышанное. Потом сказала:

— Извини меня… за тот вечер. Это не из-за тебя. Просто у меня… в жизни был случай, много лет назад… Один парень… он однажды совершил одну глупость и чуть не погиб. Я очень из-за него переживала и попала в неприятности.

— Ренат? — тихо спросил Борис, глядя на дорогу.

— Да… Ты меня… я вспоминать стала… и поэтому… прости.

Боря выдохнул сквозь напряжённые губы:

— Значит, у меня ещё есть надежда?

— Прости… нет. Я просто пыталась смягчить… — Марина жалко улыбнулась, готовая провалиться сквозь землю.

Танников рассмеялся:

— Да ладно, не оправдывайся, не судьба, значит… И всё же… что там стряслось? С тобой и тем парнем.

— Стряслось то, что я… влюбилась… — выдохнула Марина.


Мергелевск, ЮМУ, ноябрь 2006 года


Грипп у Аниды Батистовны совпал с подготовкой к концерту ко Дню Факультета, в котором участвовали хор Тараса Семёновича и «Биг Пош», поэтому было принято решение отложить совместные репетиции оперы. Солисты распевались в фоностудии по отдельности, и Марина с Ренатом почти не пересекались. Муратов держал обещание: Марина перестала «случайно» встречать его в коридорах университета, кафетерии и столовой. Она иногда видела его издалека, всегда в компании «мушкетёров», но он ни разу не посмотрел в её сторону. Вадим тоже затих, хотя его взгляд на себе Марина всё-таки иногда ловила. Ярник продолжал ходить на репетиции «Биг Пош», и она ничего не могла с этим поделать. Не приставал больше, и то хорошо.

Марина начала успокаиваться, удивляясь самой себе: почему вдруг она решила, что может влюбиться в Муратова? Такие мальчики вообще не в её вкусе. И что бы там ни говорила мама по поводу интересного общения с хулиганами, Марине совсем не хотелось, чтобы оно было НАСТОЛЬКО интересным. Тем более, что по университету поползли разговоры. Студенты шептались, что муратовская команда ушла в полный отрыв. Муратов за неделю до дня рождения уже начал отмечать: текила в «Кактусе» льётся рекой, девчонки сбиваются в стаи и чистят пёрышки, «Д’Артаньяну» грозит большой штраф за драку в баре, но для него это, разумеется, не проблема.

Стас Образов шутил, что Ренату нужно лучше стараться — ещё пара скандалов, и «Биг Пош» сможет купить новую барабанную установку за спонсорскую «компенсацию» Муратова-старшего.

Группа готовила на концерт две песни: авторскую «Big Bang» и кавер песни «Send me a song[2]» группы «Celtic Woman». Марина репетировала каждый день. Ей очень нравилась лиричная «Пришли мне песню»:

Когда-нибудь ты окажешься вдали от меня.

Но, быть может, я последую за тобой,

Я услышу твоё пение

Даже слабое, в дыхании ветра.

Только пообещай прислать мне свою песню.

За четыре дня до концерта она с ужасом выяснила, что совершенно не готова к зачёту по истории религии. В конспектах у неё был полный хаос. Она путала конфуцианство с даосизмом, а национальные религии Индии снились ей по ночам. Вечером накануне зачёта она дала религиям последний решительный бой, чувствуя, как всё больше превращается в душе в убеждённую атеистку. Но в семь часов в блоке наверху начались массовые гуляния. Гремела музыка, грохотала двигаемая мебель, потолок вибрировал от взрывов хохота: панельная семиэтажка охотно делилась весельем со всеми желающими и нежелающими.

Марина продержалась ровно час. Потом встала, решительно вынула из ушей бесполезные беруши (музыка, гремящая наверху, резонировала в костях черепа) и отправилась на четвёртый этаж, как была, в стареньком домашнем свитерке и подвёрнутых до колен перепачканных чернилами джинсах.

Дверь ей открыл… Муратов. Открыл и уставился. Марина на миг потеряла дар речи. Она остро почувствовала каждое пятно на джинсах и тесноту свитерка, севшего от частых стирок и откровенно обтянувшего грудь. Марина сделала вид, что чешет шею, прикрываясь.

— Я …это… пытаюсь заниматься. Мой блок внизу. Очень громко… у вас.

Муратов молчал и пялился. В коридорчике появилась Дана, поднырнула бойфренду под мышку, прижалась к груди. Ренат поднял руку и обнял Рудникову за плечо, продолжая таращиться на Марину. Дана вопросительно кивнула первокурснице.

— У меня завтра зачёт, — начала объяснять Марина. — Я живу внизу. Всё слышно. Вы не могли бы потише…?

— Мамочки, — насмешливо протянула Рудникова, — первый курс? Какое старание! Ренатик, мы тоже такими были? Не верится.

— Хотя бы музыку… — Марина почувствовала, как у неё против воли обиженно надуваются губы.

— Эй, Антошка, иди копай картошку, у нас вообще-то день рождения, — Дана поморщилась. — Трудно потерпеть?

— Нет, но…

— На часы посмотри! Девяти ещё нет. Мы погуляем и выключим. Имеем право, — бросила девушка, закрывая дверь.

— Я… — сказала Марина дверной ручке, подняла руку, чтобы ещё раз постучать… и ушла.

Она столкнулась с Вадимом на лестнице. Ярник схватил её за локоть, тревожно оглянувшись на лестничную площадку пятого этажа:

— Ты что? Ты откуда? Где ты была?

— Да отстань ты, надоели вы все! — Марина вырвала у него руку, чувствуя, что вот-вот заплачет. — Я вообще заниматься не могу! Повключали на всю общагу!

Мимо прошли два парня с обнимку с подозрительно звенящими пакетами, кивнули Вадиму и заговорили с ним. Марина воспользовалась тем, что Ярник отвлёкся, и побежала вниз, к себе. В блоке она села за стол и уставилась в конспект. А потом вдруг поняла, что музыка уже не гремит, а едва-едва просачивается к ней в блок. Марина посидела несколько минут, с недоверием прислушиваясь, с облегчением выдохнула и начала учить. Ближе к одиннадцати наверху захлопала дверь, и всё стихло. Марина хорошо выспалась и сдала зачёт.

Обе песни имели на концерте большой успех. Марину начали узнавать. Если бы она снова возжелала влюбиться, то выбирать ей теперь было из кого. Однако всеобщее внимание быстро надоело, даже начало напрягать. Популярность, оказывается, имела больше минусов, чем плюсов: с ней постоянно заговаривали незнакомые ребята (и не только с ФПР, но и со всего ЮМУ — концерт был общеуниверситетский), не давая иногда добраться до столовой за всю большую перемену, вечерами в дверь блока стучались мальчики с предложением пойти погулять, на лекциях поклонники и поклонницы с первого курса садились сзади, чтобы поболтать. Марина опять начала плохо кушать, запираться (до разговора с Вадимом и концерта дверь в её комнату почти всегда была открыта) и втыкать в уши беруши за выполнением домашнего задания.