— Нет. Знаю я свой диагноз. Я идиотка, да? Я не хотела! Оно само… как-то… Надя, что мне теперь делать? Как всё вернуть, как раньше, чтобы по-прежнему… Я так мучаюсь!

— А зачем, как раньше? — пробормотала Надя, глядя в окно. — Любовь — волшебное чувство. Болезненное, мучительное, но как без него? Жизнь прожить и не испытать? Годы пройдут, будет, что вспомнить.

— Надь, а ты…?

— А что я? Я бы, может, тоже хотела… по-прежнему… Нет, не хочу. Нож у тебя где консервный? Не пропадать же добру!

— Ты же говорила…

— Забудь всё, что я говорила. Я таких глаз, как у Муратова, когда он на тебя смотрит, ни разу не видела, даже в кино. Я бы тоже влюбилась, если бы на меня так смотрели. Так что, подруга, не обращай внимания на все эти его грубости, это защитная реакция. Влюблённые мужчины — те ещё дурачки.

* * *

Посёлок Кольбино, август, 2017 года


— Ну вот, — сказала Марина коту. — Годы прошли, и мне есть, что вспомнить. Здорово, правда? Нет, ты прав опять, не здорово. Спасибо, что выслушал. Хорошо, что ты со мной этим вечером, Пиксель.

Она легла в постель, глядя в окно. Моря видно не было, но Марина знала, что оно рядом — ждёт её. Завтра с утра — плавать, плавать… Пиксель свернулся на подушке, сопел носом, ощерив серые клычки. Марина впервые за многие годы засыпала без тревоги и страха.


[1] Наиболее привлекающий внимание публики участник представления, концерта

[2] «Фарфор» — композиция амер. певца Моби

[3] Deal? — англ. Договорились?

[4] Англ. «Давайте устроим Большой Взрыв!»

[5] Англ. Пришли мне песню.

[6] Сайте знакомств — англ. dating

[7] Англ. Сумерки.

Глава 15

Мергелевск, август 2017 года


Субботним утром, когда всё остальное наше семейство ещё безмятежно дрыхло, Римма позвала меня на кухню. Я подумала, что она хочет возобновить ранние походы на пляж с детьми, чтобы ловить незамутненное массовым человеческим присутствием общение с морем, но кузина воровато прислушалась и прикрыла дверь.

— Верочка, — обратилась ко мне Римма, — ты сама — жертва случайной поздней любви, ты меня поймёшь.

Я не поняла. Чья я жертва? Наверное, ещё не проснулась — сестра вытащила меня из-под тёплых боков мужа и кошки.

— Я… встретила мужчину, — немного заикаясь, сообщила Римма. — Неделю назад, на пляже. Он потрясающий! Бывший моряк. Вдовец. Любит Есенина. Приглашает меня в горы.

— В какие… горы?

— Кавказские! Горы Кавказа! Вера, просыпайся! Сварить тебе кофе?

За кофе кузина рассказала мне все подробности своего знакомства с любителем гор. Наша Римма, наша серьёзная, непоколебимая Риммуля, медик, последовательница здорового образа жизни, поставившая своей целью исправление воспитательных промахов сына и невестки, уже неделю флиртовала на пляже с пенсионером. Тот читал ей стихи, пока детвора плескалась в воде. То-то она начала ходить на море вечерами, изменив собственным принципам.

— Я понимаю, что прошу многого. Десять дней без меня… у Оли совершенно испорчен характер, а Коля стал скрытничать… но Верочка, я рассчитываю на твою помощь.

Римма умоляла. Я в первый раз видела, как она умоляет. Обычно кузина брала у окружающих всё сама, поэтому я была в шоке. Валера тоже был в шоке, когда Римма укатила на вокзал с наскоро собранным чемоданчиком. У детей шок был очень позитивным, и я их понимала.

— Так, — сказал Валера. — Берём всю толпу, включая Тимошу, и едем к другу моему Володьке на Азов. Клава давно нас приглашает, я Володьку сто лет не видел. У них своих четверо, а с нашими — уже воинское отделение. Я с Володькой на охоту, детей в сад и на речку. Ты с нами?

— Бедная Клава! — ужаснулась я и осторожно спросила: — А что, есть возможность… мне не ехать?

— Конечно. Ты же пишешь сценарий. Эти твои… пробы. Муратов разве тебя отпустит? Мы как-нибудь справимся. У Клавы и Володьки старшие девчонки уже самостоятельные, сами кашеварят, заодно и наших к самообеспечению приучат.

— Знаю я это ваше самообеспечение, — проворчала я, старательно пряча радость за недовольством. — Целый день на подножном корме.

— Вот-вот, — подхватил муж. — Рыбка свежая, на костре жареная, фрукты из сада, овощи с огорода… огурцы в пупырушку…хруп-хруп…м-м-м… Научим с Володькой детвору рюкзаки паковать, на местности ориентироваться.

Мне тоже до пупырышек захотелось вырваться из города. А почему нет? Вот разберусь немного со сценарием и присоединюсь, так сказать.

Первые дни в тишине пустой квартиры мы с Кысей ели и отсыпались. Я работала над «Любовью дель-арте» и выкраивала по паре часов, чтобы продолжать свою… вторую книгу. Меня всё больше затягивало в события десятилетней давности, и я не могла предугадать, чем всё закончится.

Я побывала в «Твайлайте» через несколько дней после отъезда мужа и внуков. Они все были там: Артём, такой же крепыш (я вспомнила, как он в одиночку таскал по сцене тяжеленные декорации), Вадим, по-прежнему симпатяга и умница, правая рука Рената, Надя, как раньше, модница и красавица. Они изменились, но в клубе царили дружба и взаимопонимание. Я увидела, как Ренат общается со своими подчинёнными, он всегда был лидером и хорошим организатором, но теперь в нём проявлялась… любовь, настоящая человеческая любовь к людям, что разделяли его страсть к музыке и театру.

Не хватало только… Изабеллы. Да, у нас в мюзикле до сих пор не было главной героини. И не было ни одной певицы, что понравилась бы Муратову на прослушивании. Мне всё время хотелось задать Ренату один вопрос, но вопрос был… странным и мог не понравиться моему бывшему студенту, поэтому я молчала.

* * *

Ренат с утра не мог дозвониться Ксюше. Макар должен был отвезти «Коломбину» к врачу, но она так и не появилась на остановке, где он её ждал. Дома её не было. Бабушка волновалась, но не знала, куда с утра пораньше унесло внучку. Муратов как раз выезжал на объездную, когда Ксюша позвонила, наконец, с незнакомого номера.

— Алло, — голос девушки звучал жалобно. — Ренат Тимурович, я… это… не смогла сегодня.

— Причину назови, — Муратов постарался ответить сухо и воздержаться от рвущегося из него «какого я с тобой вожусь, вообще?!»

— Я совсем-совсем не смогла. И не могу, — Ксюша всхлипнула. — Мне тут дали позвонить. Я сказала, что вы, может, мне поможете… по-дружески. Я…

Выслушав Ксюшу, Муратов набрал Артёма:

— Тёма, дело есть. Ты сейчас где? Помнишь заведение «Большой Лиман»? Да, да, тот самый… Наша Коломбина сейчас там, ждёт материальной помощи от ангелов-хранителей, типа нас. Ей что-то недоплатили, вот она и отправилась в свой бывший гадюшник, в одиночку, и наткнулась там на «приятелей»: пара «поклонников», за столиком которых они с подружкой недавно наели на приличную сумму, решила… взыскать, ибо девушки тогда смылись, не «отблагодарив»… Да знаю я. Но раз уже влезли во всё это… Ты же хотел развлечься?… Ну, вот и я…. Та не знаю, Тёма, злой я какой-то в последнее время. Кровь бурлит молодецкая… Нет, Вадиму не говори, сами справимся.

… Через несколько часов Надя прижигала ранки на лице у Муратова, который сидел, запрокинув назад голову с торчащими из носа окровавленными ваточками. Рядом развалился на стуле Олейников. Судя по блаженному виду, начальник службы безопасности всячески одобрял возращение «старых добрых времён», когда муратовцы решали все спорные вопросы простым и понятным обеим сторонам мордобоем. У Артёма были разбиты костяшки и выбит из сустава мизинец. Он держал обмотанную упаковкой льда руку перед собой, дожидаясь, пока Макар сможет отвезти его к врачу.

Ксюша сидела на столе. Бинт у неё на ноге был грязным. Девушка всхлипывала, со страхом поглядывая на Муратова. На этот раз видно было, что она не притворяется и не скрывает, как напугана.

— Ты зачем туда поехала? С больной ногой, — трубно спросил Муратов. — Я тебе мало плачу?

— Я подумала… — проныла Ксения, — это несправедливо — бабки зажимать. Я пахала, как лошадь.

— Добилась справедливости? Я не понял, кто на кого работает? Ты на меня или я на тебя? У меня ни ноги, ни лицо не казённые. На этой неделе переговоры со спонсорами. Как я им такой покажусь?

— Шрамы украшают мужчину, — неуверенно пискнула Ксюша.

— Спасибо, я уже вполне украшен. Надя, скажи.

— А откуда Надежда Александровна знает? — заинтересовалась «Коломбина», сразу перестав хлюпать носом.

— Я не в том смысле! — рявкнул Муратов, выпрямляясь.

— Не в том, — подтвердила Колесова, улыбаясь и укладывая в аптечку пузырьки и вату.

— Я думала, вы приедете и денег им дадите… в счёт моей будущей зарплаты… — возобновила нытьё Ксения. — Вы столько для меня делаете… Мы с Настей просто кушать очень хотели, думали, они от чистого сердца, а они — за задницу…

— А вроде кажешься умной. Должна знать, что от чистого сердца до чужой задницы — совсем близко. Если так дело пойдёт, — сказал Ренат, осторожно ощупывая пластырь на скуле, — никакой зарплаты у тебя не будет. Нет, будет, но недолго: отработаешь на кухне с тарелками или вон, на полотёрке.

Муратов подхватил со стула пиджак и пошёл к выходу. Олейников последовал за шефом, держа на весу кривой мизинец.

— Пугает, да? — жалобно протянула Ксюша, глядя в спину Ренату.

— М-м-м, — Колесова подумала и сказала: — Нет.

— Вы бы видели! Как он за меня сражался! Как этот… барс! — с жаром сообщила Ксения, не смутившись. — Я таких людей раньше никогда не встречала. Я теперь ради Рената Тимуровича — всё, что угодно!

— Эй! Смотри не влюбись, детка!

— Ну что вы, Надежда Александровна! Он же старый! Я это так, чисто метафизически!

— Чисто метафизически? — устало сказала Колесова. — Знаешь, сколько девчонок в мужиков постарше влюбляется, даже замуж за стариков выходят не ради денег, а по любви? А уж сколько ради денег… Пойдём, недоразумение. Напою тебя чаем с пирожным и отвезу домой.


… Вадим дозвонился Ренату, когда тот уже подъезжал к посёлку. Ярник потребовал включить камеру, полюбовался радужной физиономией друга:

— Лучше б тебя прибили, наконец, ей-богу! Я бы тогда вздохнул спокойно!

— Ну спасибо!

Ренат с упрёком посмотрел в зеркало заднего вида. Макар перехватил его взгляд и сердито засопел — судя по виду, водитель совсем запутался, кому в каком случае звонить и от кого в каком случае больше «прилетит». Прилетало ему при любом раскладе сил.

— Ты нормальный? Давно по больницам не валялся? — продолжал орать в трубку Вадим, Артём на всякий случай слегка отодвинулся.

— Я всё продумал. Я был с Тёмой.

— Против лома хоть с Тёмой, хоть с Папой Римским! Ренат, ну как ребёнок, ей богу! А если журналюги прознали, что ты там уже несколько раз бывал? Если они тебя там поджидали? Нет ничего хуже провинциальных желтушников, которым надоело писать про засорившиеся ливнёвки! Они высосут сенсацию оттуда, где её и нет! Что уж говорить о тебе!

— Вадь, мы по-тихому, за гаражами.

— Ты ведь всё понимаешь, оболтус! Сколько мне тебя прикрывать?! Я перенёс встречу со спонсорами на понедельник после Дня Города, плёл… х… фигню про переделки сценария!

— Спасибо, Вадим. Ты мой лучший друг.

— Я на полпути к тому, чтобы стать твоим личным врагом! Подставишь меня ещё раз, и я увольняюсь!

— Вадик, честь дамы…

— Отмазка! Заскучал опять, да? Мало тебе было прошлогодней истории с девчонками из бара? Подставился по полной! Понравился сюжет в газетёнке… как её…?! Понравилось, как тебя говном обмазали?! Сколько мы тогда бабла отстегнули, помнишь?

— Вадик, не увольняйся! — жалобно попросил Ренат. — Куда я без тебя?

— Скотина!!! — Вадим отключился.

— Волнуется, — со счастливым видом сообщил Муратов Олейникову.

Тот умиротворённо поддакнул:

— И всегда волновался.


Мергелевск, декабрь 2006 года


Рената перевели в отдельную палату. Врачом у него теперь была женщина, высокая, суховатая, не склонная к любезничанию и долгим разговорам со статусными пациентами и их родственниками. Ренат этому был только рад: бородатый здоровяк, в смену которого он поступил, чуть не разболтал Андрею Эльмировичу про «хорошенькую подружку» Муратова-младшего.

Вадим сидел на стуле и мрачно глядел на Рената. Уже минут пять сидел и глядел. Муратов отвернулся к окну и делал вид, что интересуется зарядившим на несколько дней отвратительно-холодным зимним дождём.

— Ну что, насмотрелся? — заговорил, наконец, Вадим.

— Ну… — Муратов повернулся, думая, что Ярник говорит о дожде.