— Вы знали, что Вадим был влюблён в Марину? — ровным голосом спросил Ренат.

Конечно, я об этом знала! Из дневника.

— Э-э-э, — сказала я.

— Просто в пьесе это есть.

— Наверное, подсознательно… вылезло.

— Если бы я не подрался в тот день, наша жизнь, возможно, сложилась бы по-другому. Я не мог себя контролировать. Смеялся, когда она просила меня… забыть. Не мог… забыть. Я и сейчас не могу. Как напьюсь, начинаю его искать. Что-то копится, копится и закипает, понимаете? И тогда так было.

— Кто знает, как всё сложилось бы, — уклончиво произнесла я. И добавила: — Я видела тебя тогда, на балконе общежития. Это был уже пятый курс. Ты сидел и смотрел.

— Да, балкон, — взгляд Рената затуманился, он был уже где-то далеко. Вид у него был очень усталым. — Мне очень неловко вас просить об этом, но можно я у вас посплю… тут, на диванчике? Не уверен, что доберусь домой… утомился…

— Конечно, Ренатик, дорогой. Я тебе постелю.

— Спасибо. Вы очень много для меня делаете. Как вы все меня терпите?

— Вот как-то так, сами удивляемся, — проворчала я под нос, выходя за пледом.

Когда я вернулась, он уже спал. На животе, лицом на диванной подушке, свесив одну руку. Я укрыла его пледом, выключила свет. В темноте заметила, что возле руки Рената на полу лежит его большой золотистый телефон. Мобильный вспыхивал и жужжал, и Ренат каждый раз вздрагивал. Я подняла телефон с пола — вдруг наступит, когда проснётся. Мобильный как раз зажужжал, высветил сообщение: «уведомление о прочтении. 14/07/2013». Я отключила звук и положила телефон на тумбочку.

* * *

Борис приехал за ней ровно в три. Марина сидела на кухне, полностью готовая, и читала статью в «Кофе». Она прочитывала её, закрывала журнал, потом опять его открывала и начинала читать заново, с первых строк, в которых журналистка с каким-то раздражающим Марину фамильярным восторгом описывала внешность Рената. Когда Танников бросил в трубку короткое «Выходи», Марина ещё больше вознегодовала в душе: Борис прервал столь сладостную для неё муку, сеанс самоистязания.

Взгляд у Бориса, когда он её увидел, был очень говорящим. Он взял её за руку, отступил на шаг и с восхищением осмотрел с головы до ног. В этом было что-то… унизительное. Как будто Танников радовался собственной удачливости в выборе товара, тому, что за неказистой девчонкой в мешковатой футболке и с дурно крашеными волосами сумел разглядеть нечто, соотносимое с его высокими требованиями.

Они ехали по загруженной трассе, в дороге Борис блистал остроумием и сумел немного Марину развеселить. Она оставила журнал дома, иначе не удержалась бы и читала прямо во время свидания. Но она всё равно перечитывала статью, мысленно, даже болтая с Борей:

«К: Многие наши читатели следят за текущими проектами «Твайлайта». Признаться, мы привыкли к постоянным обновлениям и свежим программам. Как скажется разработка нового проекта на формате старого? Что это, ребрендинг?

М: В какой-то степени да, ребрендинг. Действительно, сейчас всё внимание на новом проекте, остальные старт-апы мы временно приостанавливаем. Были в перспективе радиоканал «Твайлайт» и несколько новых караоке-клубов, и мы в принципе от этих проектов не отказываемся. Мы ведь не просто клуб с музыкальной программой, мы немного театр, стэнд-ап шоу, даже цирк. Новый проект не просто расширит формат, возможно, он станет толчком для развития оригинального концепта. «Твайлайт-Стейдж» — это вторая площадка с более ярко выраженным театральным направлением.

К: Бродвей в Мергелевске?

М: (смеётся): Почему бы нет? Мы собрали прекрасную команду, закупаем световое оборудование, акустические системы, с нами работает музыкальный руководитель …»

— Ну? Так понравилась машина?

— Что? А, извини, задумалась.

Борис помог ей выйти из автомобиля.

— Как красиво! — ахнула Марина, оглядываясь вокруг. — Столько цветов! Я помню это место! Здесь ещё был такой… магазинчик-комиссионка!

— Ты помнишь странные места, Маринкин. Таким девушкам, как ты, нужно запоминать только расположение ювелирных салонов и бутиков.

— Куда мы идём?

— Смотреть картины, конечно. Я же теперь владелец галереи, забыла? Каждый день тружусь аки пчела. В Мергелевске особо нечем поживиться, но там, куда мы сейчас идём, любят выставлять свои работы на продажу довольно интересные, немейнстримовые ребята. Вложи копейку, получи миллион — вот мой девиз.

Они поплутали по узким улочкам и спустились в салон-подвальчик, по очень крутой лестнице. Несколько залов были полны золотого блеска: на подставках тут и там стояли под стеклом дивные венецианские маски. Кроме них, в салоне не было ни одного покупателя. Боря провёл Марину через небольшую комнату с гротескными скульптурами, и они оказались в просторном зале с полотнами на стенах и подставках в виде стилизованных мольбертов.

— Ищи, — бросил Борис, улыбаясь.

— Что? — удивилась Марина, оглядываясь. Она немного отошла от него, привлечённая сочным пейзажем с грустными коровами.

— Представь, что ты владелица галереи. Что бы ты купила? Осмотрись, не спеши. Выбирай не по цене, не по именам, по зову сердца.

Борис глядел на неё, совершенно не скрывая своих желаний и дальнейших планов. Он очень хорошо смотрелся среди многокрасия масла и акварели. В золотом полумраке салона зелёные глаза казались дымчато-серыми. Марина против воли продолжила контакт глазами. Откровенность мужского взгляда неожиданно её успокоила. А место и обстановка придавали их свиданию особую романтичность. Марина подумала, что многие девушки мечтали бы сейчас оказаться на её месте. Она принялась ходить по залу, стараясь не отвлекаться на внимательно следящего за каждым её шагом Бориса. И на грустных коров, которые смотрели на неё с немым упрёком.

Она разглядывала полотна, прислушиваясь к своим ощущениям, понимая, что имел в виду Танников. Это как музыка. Услаждение души. Рага.

— Вот, — сказала Марина, указывая на небольшой пейзаж.

На нём были горы, «выгрызенные» горы Мергелевска с белыми выступами там, где добывался много лет назад цемент.

— Из тебя выйдет толк, — произнёс Борис над самым её ухом, от чего она вздрогнула. — Алексей Доронин, очень перспективный юноша. Пишет редко, ещё реже выставляет что-либо на продажу. Я ради него сюда и прихожу.

Он положил ей руки на плечи, заскользил ладонями к шее и обнажённым ключицам в вырезе платья, обнял, заставил повернуться:

— Дубль два. И не пытайся сбежать.

Марина запрокинула голову, послушно подставляя губы. Всё равно. Теперь уже всё равно. В конце статьи говорилось о скорой женитьбе владельца «Твайлайта»:

«К: О, Ренат! Вот ты сейчас понимаешь, сколько разочарованных женских вздохов пронеслось в эту секунду по Мергелевску?! Да что там по Мергелевску! По всему Югу!

М: (смущенно улыбается) Они меня простят. И порадуются за меня. Я вступаю в новый для себя период времени. И у меня всё хорошо»

Борис целовался умело и… цепко. Оторвался от неё, прошептал, стискивая плечи в чёрном кружеве:

— Хорошая девочка.

И продолжил, прикрыв глаза. Марина сквозь веки смотрела на коров. Коровы немо взывали к её совести. Тогда она зажмурилась.


… В открытом кафе под плетёным потолком висели яркие гирлянды. Бориса кто-то позвал из-за соседнего столика и он, извинившись, сделал заказ и подсел к знакомым, которые, судя по всему, имели отношение к его галерейному бизнесу. Марина была рада передышке. Она устала. Город был слишком шумен и слишком полон любви: парочек разных возрастов, зажигательной музыки, откровенных взглядов. Она бездумно следила за огнями на море. Он назвал своё клуб «Твайлайт». Неслучайно? Хотелось бы верить, что да, но не сто́ит: у Рената было несколько любимых песен с таким же названием. Марина вдруг вспомнила, что когда-то у неё был почтовый ящик со словом «twilight»[2] в адресе и паролем из восьми цифр — днём её рождения и той их первой ночи. Почту завёл Ренат. Она уже не помнила, зачем. Наверное, электронный ящик заблокирован спустя столько лет.

Он не была заблокирован, лишь часть сообщений за первые годы ушла в архив, о чём сообщало сервисное извещение. Марина с ужасом смотрела на экран. Больше трёх тысяч писем, часть из них — спам, но остальные с одного и того же адреса. Она ткнула пальцем наугад: «Группа «The Cure». Хорошие ребята, тебе не понравятся. Альтернативный рок. Странные голоса. Странные мысли. Послушай их в сборнике с чем-нибудь, разбавь. Только послушай обязательно. Ты знаешь, сколько в сети разной музыки? Всё почти можно скачать, не то, что раньше. Люблю тебя, Почемучка». Письмо было датировано двадцатым ноября две тысячи девятого года. Оно было отправлено через два с половиной года после их расставания.

Марина шла по улице и нажимала на экран. Жирный шрифт сообщений становился обычным. В неё врезались люди, или это она в кого-то врезалась. «Группа «The Doors». Вот этих не слушай ни за что! Я ведь тебя знаю, Карамелька. Ты влюбишься в одержимого красавчика и завесишь все стены постерами…»

— Уже, — сказала Марина вслух сквозь слёзы. — Уже, Ренат.

Она шла по набережной. Пахло морем и сладостями. Три тысячи писем. Три тысячи. На последнем стояла июльская дата текущего года. Музыкального «ликбеза» в нём уже не было. «Прощай, Карамелька. У меня больше нет сил. Мне жаль».

…

— Ты чего? — испуганно спросил Игнат, наклоняясь с лестничной площадки. — Ты где была?

Марина непонимающе посмотрела на него снизу вверх. Потом начала подниматься, сжав телефон в руке.

— Тебя дядя Боря потерял! Звонил раз двадцать. Знаешь, какой кипиш поднял?! Вы поругались, что ли? Ты чего трубку не брала?

— Игнат, — Марина встала напротив подростка, пытаясь сформулировать ускользающую мысль. — Я ушла. Просто ушла. Это плохо. Надо извиниться.

У Игната округлились глаза:

— Чё, и вправду отшила?! Дядю Борю.

Марина подумала и сказала:

— Да.

— Ну ты, мать, даёшь!

Она быстро приняла душ и переоделась, на этот раз без всякого сожаления смыв красоту, сотворённую Ираклием. Игнат был в её комнате, лежал, нагло развалившись, поперёк кровати с Пикселем на животе.

— Иди к себе, — сказала Марина, хватаясь за телефон и садясь на подушки, — что ты тут забыл?

— Я не к тебе. Я к Пикселю. Он совсем меня игнорирует, а я, между прочим, его опекун. Да, Пискля? Чем она тебя приманивает?… Что тут у тебя? — подросток приподнялся и потянул с тумбочки журнал. — Я написал крёстному сообщение, что с тобой всё в порядке и что ты окончательно свихнулась. Он успокоился, а то хотел уже ехать сюда.

— Спасибо, — сказала Марина машинально, бегая глазами по строчкам письма за две тысячи одиннадцатый год.

— Всегда пожалуйста. Сам не хочу, чтоб он приезжал. О, Пискля! Наш сосед! Смотри! — Игнат развернул журнал и показал его коту. — Ты его любишь, да? Он тебя мятой кормит, урод. А мне потом ходи тебя забирай. Надо забор починить… Тебе такие мужики, что ли, нравятся? С запонками? Запонки — чума! Слышь!

— А? — Марина подняла на подростка рассеянный взгляд.

— Говорю, у тебя тут вся страница, как из… Ты её жевала, что ли? Такие тебе нравятся? — Игнат развернул к Марине журнал. — Наш сосед — твой идеал?

— Ваш сосед? — непонимающе переспросила Марина.

— Ну а кто ещё? Наш сосед, Муратов. Зануда. Ты у него ещё яблоки воровала. Почти год не можем добиться, чтобы он кошачью мяту выполол… Эй, ты куда рванула?!

Марина выскочила во двор, взбежала по лестнице из камней и спрыгнула в соседский сад. Она стояла под яблоней, глубоко дыша. Дом был тёмен, лишь вполсилы горела подсветка в бассейне. Над забором показалась взъерошенная голова Игната:

— Ты совсем с башки слетела? Чего ты у него забыла? Опять за яблоками? Ты знаешь, что он сделает, если узнает? Я один раз тоже влез, за Пикселем, думал, живым не уйду! Тем более, его кто-то грабанул вроде пару дней назад. Не слышала? Телохранитель ещё заходил, лысый такой. Ты как раз деду позировала.

— Игнат, — немного придя в себя, спросила Марина. — Как мне выбраться?

— Сейчас.

Страдальчески пыхтя, Игнат перебросил через забор стремянку. Марина поднялась наверх, и подросток с трудом поднял раздвинутую лестницу обратно.


[1] Au-pair — няньки, бебиситтеры


[2] Англ. Сумерки.

Окончание части 1

* * *

— Ты очень красивый в этом парике! Тебе идёт! И мушка. Ты такой милый, Дон Карлос.

— А ты просто ослепляешь! Волнуешься? Это ведь наше первое выступление.