А как легко дались откровения! Будто давно жаждал поделиться. Произнести всё это вслух. Да подходящий человек не попадался.

Получается, Жанна — подходящая? Кто бы мог подумать…

— Ты за дорогой-то следишь? Дождь на улице. И реки.

— Слежу, — кивнул Стас.

Он следил. Правда, больше на автомате. Но Жанна права. Надо быть внимательнее. Дождь поутих, и теперь с неба не лило, а капало, однако улицы превратились в реки. Не Россия, а почти Венеция. Машина в буквальном смысле рассекала по волнам. Того гляди, зальется вода, куда не следует, и останется Стас без личного транспортного средства. Гидроудар — вещь крайне неприятная. Ремонт встанет в такую копеечку, что закачаешься.

— Еще один поворот. Затем проедешь несколько метров, и повернешь на парковку, — проговорила Жанна. — Когда будешь говорить с Фельдманом, не лебези. Он этого терпеть не может, предпочитает, когда собеседники ведут себя на равных.

Стас нервно кивнул, не представляя, что скажет отцу Геры. Он сильно сомневался, что затея Жанны обернется чем-то путным. Может, папенька и недоволен сыном. Но это их семейное дело. Признавать его ошибки перед другими — совершенно иной уровень.

— Стас, расслабься, — велела Жанна, когда они вышли из машины. — У тебя лицо зеленое.

Он выдавил неестественную улыбку. Будет тут зеленое.

Дождь, наконец, закончился, но идти пришлось, обходя огромные лужи.

— Чем вообще занимается этот Фельдман?

— Техническими разработками и информационными технологиями. Но он не ученый, а бизнесмен. Находит молодых гениев, берет под крыло, вкладывается в их проекты. Потом имеет долю с реализации. Не грабительскую, кстати. Плюс у него еще сеть модных ресторанов, которая нацелена исключительно на прибыль. То есть, первое для души и заработка, второе только для заработка.

— Неплохой подход.

— Мне тоже нравится. Арман Феликсович подарил путевки в жизнь многим молодым умникам. Без него большинство так и сидело бы с разработками на уровне идей.

Офис Фельдмана располагался в самом обычном здании. Никакой видимой крутизны, призванной пустить пыль в глаза и заставить поверить, что здесь обитает не человек, а центр вселенной. Лифт отправился вовсе не на верхотуру, а на четвертый этаж, который, правда, целиком принадлежал Фельдману и его «подопечным».

Ждать в приемной не пришлось. Большой начальник сам вышел встречать гостей. Высокий, холенный, со спортивной фигурой. На висках серебрилась седина, но она, скорее, придавала шарма, нежели старила. Он обнял Жанну. Дружески, без намека на фамильярность. Обменялся рукопожатием со Стасом.

— Проходите, устраивайтесь и рассказывайте, что натворил мой обормот.

Стас невольно вспомнил собственного родителя. Все его грубые и обидные слова в свой адрес. Но ведь Гера, действительно, мерзавец. Доставать инвалида, а потом еще и побить Хуже не придумаешь. Сам Стас в юности при всей любви к закидонам в рукоприкладстве замечен не был.

— Арман Феликсович, мне жаль, что пришлось приехать по такому поводу, — начала Жанна после короткой паузы. — Но я считаю, что без внимания ситуацию оставлять нельзя. А сам Станислав Юрьевич, — она кивнула на помощника, — не в силах на нее повлиять.

— Сотрудник твой, значит?

— Да. И друг. Близкий друг. Мы встречаемся.

Фельдман лукаво приподнял брови, а Жанна продолжила:

— Дело в том, что брат Стаса Семён проходит реабилитацию в той же центре, что и Гера. Семён инвалид-колясочник с семи лет. Сейчас ему семнадцать. Этот центр он посещает каждый год. Не заработал ни единого нарекания. До сегодняшнего дня. У них вышел конфликт с Герой.

— Конфликт, — усмехнулся Фельдман. — Знаю я Герины «конфликты». Рассказывай дальше.

— Была драка и…

— Мальчик серьезно пострадал? — перебил Фельдман. Но вопрос адресовал не Жанне, а Стасу. Лицо перекосилось от гнева.

Стас с трудом удержался от желания вжать голову в плечи. Но на выручку пришли воспоминания, как он держался перед разгневанным отцом. И Стас ответил. Спокойным тоном:

— Синяк под глазом и губа разбита. Но дело не в этом. Семёна выгнали из центра. Сказали, больше никогда не примут. А вашего сына оставили.

Возможно, последнюю фразу не следовало произносить. Но Жанна же сказала, Фельдман любит, когда с ним говорят начистоту.

— Идоты! — прорычал тот в ответ и грохнул кулаком по столу.

Поднялся и подошел к окну. Глядел на город и о чем-то раздумывал. Жанна молчала, не мешая ему принимать решение. А Стас… Стас снова не сдержался.

— В этом всём есть и моя вина. Я знал о конфликте, но не вмешивался.

Фельдман отвернулся от окна и уставился на Стаса. С любопытством. Но без осуждения. Сначала он предпочитал выслушать, а потом делать выводы.

— Семён говорил. Точнее, сестра говорила, что его в центре достает другой парень. Она даже справки навела. Нашлись общие знакомые. А я… я оставил всё, как есть. Не потому, что не хотел влезать. Семён… он ненавидит, когда его считают… хм… ущербным. Простите за грубое слово. Моё вмешательство означало бы, что я не считаю его способным решить проблему. Семён хотел разобраться во всем сам. Без заступничества. Так и сказал: «мужик я или где»? Вот я и умыл руки. Не думал, что до такого дойдет.

Фельдман улыбнулся.

— Правильный у тебя брат. Решение, достойное уважения. Ты и сам поступил верно. Заступничество только б раззадорило моего паразита. Не переживай о реабилитации брата, Станислав Юрьевич, — Фельдман вернулся за стол и взял ручку. — Я решу вопрос. Пусть эти бестолочи в следующий раз хорошенько подумают прежде, чем больного парня выставлять ни за что. Так, Семён Юрьевич, значит. А как фамилия?

— Александровский.

Ручка, которая успела вывести на бумаге имя и отчество, остановилась. Фельдман посмотрел на Стаса задумчиво.

— Удивительное совпадение. Фамилия не столь распространенная. Александровых хватает. Александровских гораздо меньше. Я к тому, что был у меня когда-то знакомый. Лет пятнадцать назад. Юрий Александровский звали. Заводом руководил. Не здесь. В одном из моногородов гораздо восточнее. Мы тогда только начинали наше дело. Я искал производственную базу для разработок первых подопечных. Никто не брался. Заказ маленький. Такой никому неинтересен. Но с Александровским мы договорились. Причем, на выгодных для нас условиях. За три года мы еще не раз к нему обращались. Всегда оставались довольны. Потом пришлось искать другое производство. С новым руководством завода сработаться не вышло. Юрий Дмитриевич погиб во время пожара. С женой и всеми детьми. Я только потом узнал и…

Фельдман замолчал, заметив выражение лица Стаса.

— Всё-таки родня? — спросил хрипло.

Стас кивнул.

— С двумя детьми погиб, не со всеми, — проговорил через силу. — Нас пятеро было. Осталось трое.

— Так, значит…

— Да. Отец. Был.

Фельдман тяжело вздохнул.

— Сожалею о твоей потере, Станислав Юрьевич. Прости за мое удивление. Мне сказали, в том пожаре никто не выжил. Вся семья погибла в одну ночь.

Стас выдавил благодарную улыбку, понимая, что Фельдман искренен.

— Не вся семья. Я в то время тут жил, учился в вузе, а самая младшая сестра ночевала у подружки. Из дома спасся только Сёмен. Но упал неудачно, когда выбирался из окна. С тех пор он в коляске.

С губ Фельдмана сорвалось нечто, напоминающее рычание.

— То есть, твой отец меня здорово выручил, помог начинающему бизнесу не загнуться. А мой сын избил его сына. Н-да… — он помолчал с полминуты и спросил, прищурившись: — Почему Семён проходит реабилитацию в бесплатном центре? Вам не достались отцовские деньги? Он ведь был человеком отнюдь не бедным.

Стас растерялся в первый момент. Одно дело обсуждать это с Жанной, другое — с Фельдманом. Второй раз за день — явный перебор. Но Фельдман смотрел требовательно, ожидая ответа. Да и Жанна ткнула в бок, мол, говори всё, как есть. Пришлось вздохнуть, призвать на выручку оставшиеся моральные силы и начать непростой рассказ. Снова. Фельдман слушал крайне внимательно, не перебивал. В какой-то момент поднялся из-за стола и, как в прошлый раз, подошел к окну. Но встал к нему спиной, чтобы видеть Стаса. Лицо оставалось непроницаемым. Не поймешь, что думает.

Когда Стас закончил, Фельдман заговорил не сразу. Стоял, потирая подбородок.

— Вот что, Станислав Юрьевич, — объявил он, наконец. — Если б я знал раньше, то обязательно приглядел бы за вами тремя. Моя вина, стоило узнать подробности.

— Не подумайте, что мы в чем-то нуждаемся, — поспешил заверить Стас. — И о тех деньгах я не жалею. Брат с сестрой тоже. Отцовское состояние не принесло нашей семье счастья. К тому же, и Света, и Семён умники. Всего в жизни добьются своими мозгами. Они учатся в школе для одаренных. То есть, Света учится. Семён закончил. Теперь на первом курсе. Изучает информационные технологии, кстати.

Стас осекся. Зря он сказал это «кстати». Будто намекал на что-то.

Однако Фельдман не заострил на этом внимание. Широко улыбнулся.

— Молодцы у тебя брат с сестрой. Да и ты не промах, раз в одиночку таких вырастил. Но я понял тебя, Станислав Юрьевич. Ты хочешь справедливости. Будет. Не сомневайся. Я позвоню главврачу центра и разъясню «политику партии». Пусть в следующий раз головой думает прежде, чем выставлять кого-то на улицу. Семён получит место назад и закончит лечение. А потом… может, и практику ему какую-нибудь придумаем. По специальности. Ну-ну, — Фельдман подмигнул Стасу. — Не хмурься. Я аккуратно. Без явного покровительства. Ваш с Семёном отец помог моему бизнесу состояться. Я помогу его сыну сделать первые шаги на профессиональном поприще. Ответная услуга, не более. Договорились, Станислав Юрьевич?

Стас кивнул, соглашаясь на такой «обмен».

— А Гера у меня получит. На этот раз основательно. Это была последняя капля.

Жанна поднялась, уверенная, что встреча окончена. Потянула Стаса. Тот встал, но уходить не спешил.

— Буду откровенен, Арман Феликсович, — проговорил, волнуясь. — Я не хочу, чтобы… чтобы ваш сын и вы… Чтобы эта история встала между вами. Дело в том, что и я был отцовским разочарованием. В юности. Вас, наверное, удивит, но последние два года жизни он знать меня не хотел. Дал денег на учёбу и выставил вон. Я не был идеальным сыном. Считал, что богатство и отцовская власть дают привилегии. И поплатился за это.

— Ты прав, — ответил Фельдман, внимательно глядя на Стаса. — Верится с трудом.

— Тогда я был другим человеком. Заносчивым богатым мальчишкой. Жизнь пообломала. Вы знаете, по какой причине. Возможно, Гера… он…

— Не столь безнадежен? — подсказал Фельдман.

— Да. Возможно, есть способы пробудить его лучшую сторону. Без трагедий и вашего гнева. Я просто не хочу, чтобы у вас испортились отношения с сыном, как у меня с отцом.

Фельдман подошел к Стасу и похлопал по плечу.

— Спасибо, что это сказал. Я так зол на сына, что был готов пойти на крайние меры. Но, кажется, мне нужно остыть и хорошенько обдумать, как «работать» с ним дальше. И знаешь, что? — Фельдман улыбнулся мягко, по-отцовски. — Уверен, Юрий Дмитриевич был бы горд, если б увидел, каким ты стал. Надеюсь, и мне доведется увидеть улучшенную версию сына.



* * *


Жанна и Стас решили прогуляться после непростого разговора с Фельдманом. Стас чувствовал себя невероятно. С одной стороны опустошенным, с другой почти счастливым. Из него словно выдавили весь яд, что копился годами и отравлял изо дня в день. Крылья за спиной не выросли, но гора с плеч точно упала.

«был бы горд, если б увидел…»

Стасу очень хотелось думать, что это правда.

— Ты в порядке? — спросила Жанна.

Они брели по мокрым каменным дорожкам сквера. Опавшая листва превратилась в нечто уродливое и склизкое. Но им это не мешало. Зато после ливня дышалось легче.

— Сам не знаю, если честно, — ответил Стас, потирая переносицу. — Ну и денек сегодня выдался. Я почти забыл, что на свете встречаются хорошие люди. В смысле, хорошие люди с большими деньгами. Среди простых смертных гораздо больше отзывчивых. Как та же тетя Зоя — санитарка из реабилитационного центра. У самой муж больной. После инсульта. Дочь замужем на другом конце страны. Звонит от силы раз в месяц. Тетя Зоя живет от зарплаты до зарплаты, а о пациентах заботится с искренней добротой. Никогда дурного слова не скажет. Ни в глаза, ни за глаза.

Стас грустно улыбнулся и добавил:

— Знаешь, по ту сторону многое не ценишь, считаешь само собой разумеющимся. И плевать на тех, кто ниже тебя по социальной лестнице. Фельдман не такой.