— И то, и другое, пожалуй, — проворчала Жанна, сделав большой глоток. Даже не подумала посмаковать напиток. Хотелось ощутить хмель поскорее. — Плюс прошлое.

Алевтина Федоровна не торопила. Знала, коли Жанна захочет, сама расскажет. В подробностях. А та сидела, раздумывая, стоит ли начинать разговор. Может просто допить коньяк и отправиться на боковую? Но, проклятье! Выговориться хотелось до ужаса!

— Дело в Стасе, — призналась она с горькой усмешкой.

— Что он опять натворил?

— Ничего. Натворила я. У нас роман. Не притворный. Настоящий. Я с ним сплю.

Алевтина Фёдоровна подавилась мартини.

— Что ты делаешь? — переспросила она, щурясь.

— Схожу с ума, судя по всему, — проворчала Жанна, допила свой мартини и потянулась за оставленной на столе бутылкой.

— Ты это… помедленней, — посоветовала Алевтина Федоровна. — Как «такое» вообще случилось?

— Осуждаете? — спросила Жанна после того, как передернула плечами.

— Дело житейское, — ответила та спокойно. — Просто я помню твой первоначальный настрой, потому и удивилась. Да и обидел он тебя в юности крепко. Правда, ты так и не рассказала, в чем там было дело.

Жанна закрыла глаза, и память вновь унесла ее на двенадцать лет назад. В вечер выпускного бала. Она сидела в салоне красоты, а мастер, которой Марина заплатила еще до отъезда, превращала серую мышь в прекрасного лебедя. Снежанна Морозова смотрела в зеркало и не узнавала отражение. А на плечиках висело платье. Прекрасное голубое платье, воздушное, на тоненьких бретельках. Марина позаимствовала его из гардероба Сони. С разрешения владелицы, разумеется. Последние полтора месяца оно хранилось здесь — у мастера — и ждало своего часа. Туфли на каблуках Снежанна держала дома, старательно пряча от матери. Их пришлось купить самой, истратив немало из накопленных карманных денег. Если рост и в целом фигура у них с Соней совпадали, то ступни отличались на два размера. К тому же, Снежанне следовало научиться ходить на каблуках, чем она и занималась каждый день до возвращения матери.

— Если не хочешь это обсуждать… — донесся из настоящего голос Алевтины Федоровны.

Жанна тяжело вздохнула и проговорила с надрывом:

— Кто-то скажет, что это ерунда. Глупый поступок подростка-шалопая. Подумаешь, фигня какая. Но дело в последствиях. Для меня. Для моей матери. Стас прекрасно знал, кто она такая. И как его поступок воспримут все вокруг. Точнее, мой поступок, который он сделал всеобщим достоянием. Знаю, я сама совершила глупость. Но я… я просто…

Она запустила пальцы в волосы. Чувства, испытанные в тот вечер и последующие дни, недели и месяцы, нахлынули разом. Жанна чуть не разревелась. В голос!

— Ну-ну, не надо слёз, дорогая, это история давно прошедших дней, — Алевтина Федоровна пододвинула стакан. — Глотни ещё. И закусывать не забывай.

Жанна кивнула, выполнила оба пункта, вытерла пробежавшие по щекам слезинки.

— Всё началось с Марины, — проговорила гнусаво. — С дочери подруги матери Стаса. Марина гостила у них. Она была студенткой и фотографом. Даже помещение сняла для собственной студии. Хотя родители в восторг не пришли. Потрясающая была девчонка. Она хотела, как лучше для меня. Правда, не желала ничего дурного.

— Что она сделала? — спросила Алевтина Фёдоровна, когда Жанна замолчала, уставившись в одну точку.

— Марина? Ничего плохого. Заставила меня поверить в себя. А еще взяла со Стаса слово, что… что… В общем, Марина увидела во мне то, что не замечали другие. Не очки и жуткую одежду, а меня. Уговорила преобразиться и провести несколько фотосессий, чтобы я увидела себя ее глазами на снимках. Получилось бесподобно. Просто волшебно. Самой не верилось, что могу быть такой… красивой, уверенной, яркой. Марина не показывала мне ничего, пока не провела заключительную фотосессию и не обработала лучшие снимки. Боже! Никогда не забуду того ощущения. Я несколько дней просто летала. Счастья было через край. А потом Марине пришла в голову идея. Она решила, что я должна прийти на выпускной бал в новом облике. Как на снимках. Даже заранее оплатила услуги мастера, чтобы в ответственный вечер она сделала мне прическу и макияж. Приготовила платье.

— Пока звучит неплохо, — проговорила Алевтина Федоровна, слушавшая очень внимательно.

Жанна всхлипнула.

— Вот именно: пока! Марина придумала, что я не просто должна прийти преображенной, а в компании самого популярного парня в школе. Стас согласился подыграть, дал Марине слово, что сделает всё, как надо. Сам он воспринимал бал, как обязаловку. Сказал: почему бы не устроить нечто грандиозное, приведя туда новую меня. Да только… только… Он, правда, устроил… Катастрофу!

Жанна снова замолчала, погружаясь в воспоминания. Она летела по улицам, стуча каблуками. Торопилась, потому что опаздывала к назначенному часу. И прекрасно знала, что звездный мальчик Стас Александровский не из тех, кто привык ждать. Это под него все вокруг всю жизнь подстраивались.

Вот только Стаса, которому полагалось сыграть роль прекрасного принца для Белоснежки, девочка так и не увидела. Вместо встречи с ним и выпускного бала было другое. Подружка, которая кричала в лицо «Ну и дура ты, Снежка», хохот и улюлюканье одноклассников, презрительные взгляды учителей и… собственная мать, бьющаяся в истерике. Впервые на памяти дочери. Снежанна вообще считала, что та не способна пролить и слезинки. Увидев дочь (преобразившуюся, накрашенную, без очков и косичек), она зарычала и влепила две звонкие пощечины.

«Ты для меня умерла!» — крикнула яростно. Не в сердцах. На полном серьезе.

— Мы со Стасом договорились встретиться возле школы, — проговорила Жанна горестно. — На рябиновой аллее. Собирались войти внутрь вместе. Как пара.

— Он не пришел? — спросила Алевтина Федоровна осторожно.

Жанна немного помолчала, а потом криво усмехнулась.

— Не знаю, был ли он там вообще. Скорее всего, нет. Я опоздала. Точнее, изначально опоздала не я, а другая клиентка мастера. Из-за нее мной занялись позже запланированного, и я вышла из салона черти во сколько. Телефона у меня не было. Мать не разрешала иметь собственный. Мол, ей и подружке я могу позвонить с домашнего. Всё равно почти никуда не хожу, торчу по ее велению в своей комнате. В общем, примчалась я в школу, а там… Скандал уже достиг апогея. Вместо церемонии вручения аттестатов все обсуждали меня и отхаживали мать, бьющуюся в конвульсиях.

Жанна представила перекошенное от отвращения материнское лицо и чуть не утонула в жалости к себе. Сколько же боли это тогда причинило. Ранило сильнее всего. Убил не столько поступок Стаса или смех одноклассников, а именно реакция матери. Да, дочь наворотила дел, но та без раздумий отреклась от нее, вышвырнула из своей жизни.

— Я сама виновата. Безусловно. Нельзя быть такой беспечной, терять голову, — Жанна глотнула еще мартини. — Просто… просто…

— Что сделал Стас? — спросила Алевтина Федоровна.

Она видела, что Жанна ходит вокруг да около, не решается сказать главное.

— Сделала я, — она вытерла заслезившиеся глаза. — Те фотосесии… Они… они меня раскрепостили. И под конец… Я не знаю, что на меня тогда нашло… В общем, я разрешила Марине сделать пару особенных фоток. Откровенных. Не то, что бы это была жуткая порнография, но я была там обнажена по пояс, а для школьницы — это однозначно перебор. Особенно для дочки завуча. Фото предназначались только для меня. Для меня одной! Марина потом их удалила. Я сама видела. Но она… она тогда была наказана, технику ей с собой родители взять не разрешили. Марина пользовалась ноутом Стаса. Обрабатывала на нем снимки. Возможно, фото сохранились. Резервные копии. Или Стас нарочно их скопировал. Я не знаю. Да это и неважно. Главное, что в вечер выпускного бала, до того как я примчалась в школу при полном параде, Стас Александровский разослал эти фотки всем, кому только можно. Фотки, на которых я в таком виде, что разразился скандал, а мою мать чуть удар не хватил.

— Ох… — Алевтина Федоровна зажала рот ладонью, сдерживая ругательства в адрес Стаса.

А Жанна покачала головой, горестно вздыхая.

— Будь я дочерью других родителей и оторвой, всё восприняли бы иначе. Но круглая отличница и дочь завуча — это случай из ряда вон. Да еще какого завуча! Яростного борца за скромность и беспрекословное послушание. Она выгоняла девочек с уроков за намек на помаду или слишком короткую, по ее мнению, юбку. Парочку, которую застукала за поцелуями, практически распяла перед всей школой. Семья парня в итоге переехала из нашего славного города. А тут собственная дочь полуголая на фотографиях!

— Какой ужас, — проговорила Алевтина Фёдоровна печально. — Неудивительно, что поднялся такой шум. Многие еще и позлорадствовали. Вряд ли твою матушку любили. Но Стас… Может, он тогда не головой думал. Мерзко поступил, низко, но…

— Не защищай его, прошу, — Жанна посмотрела строго. Сквозь слёзы, но строго. Учительским взглядом, позаимствованным у матери. — Стас никогда не был идиотом. Больше прикидывался, взбрыкивая перед толпой зрителей. Должен был понимать, что творит.

— Хорошо, не буду защищать, — согласилась Алевтина Федоровна. — Но как же твоя мать? Неужели за столько лет она не оттаяла? Хоть чуть-чуть? Вы не общаетесь, знаю, но должна же она была предпринять хоть одну попытку сблизиться. Она же мать.

Жанна засмеялась. Но это был злой смех. Истерический.

— Она педагог. Завуч. А мать… так, по совместительству. Она выгнала меня из дома, даже вещи собрать не позволила. Мол, у неблагодарной твари нет ничего в ее доме. Да, я понимаю. Из-за моей глупости она потеряла всё.

— Ее уволили?

— Написала заявление по собственному. Но ей «предложили» это сделать. Скандал вышел за рамки школьного. Вмешалось управление образования. Какой кошмар, какая катастрофа! Надо принимать меры! Да и кто будет воспринимать всерьез завуча, которую собственную дочь приструнить не в состоянии?! Тем более, у нас элитное учебное заведение! — протараторила Жанна, имитируя манеру разговора чиновников. — Естественно о трудоустройстве в другую школу города речь не шла. Мать уехала. Как и я. Но даже здесь — в большом городе — не нашла работу. Пыталась, но ей везде вежливо отказывали. В школах наводят справки прежде, чем кого-то брать. Конечно, вставал вопрос о причине ухода с прежнего места. Теплого места! Звонок на старую работу и… до свидания. Возможно, там и не рассказывали деталей, но явно намекали, что педагога Морозову брать не стоит. В итоге она стала репетитором. Неплохой заработок. Но это не то же самое, как помыкать детьми в школе. Платных учеников носом в ошибки не ткнешь, не накажешь за любое неосторожное движение. Они развернутся и уйдут, а о тебе мигом слухи поползут, и клиентура разбежится. Так что, да, я сломала матери жизнь. И такое не прощается. Ни за что. Оно и к лучшему. Я бы не хотела, чтобы у Лёшки была такая бабушка. Чтобы подрезала крылья и убивала веру в себя.

— Какая печальная история, — протянула Алевтина Фёдоровна и накрыла свой стакан ладонью, не давая Жанне подлить еще мартини. — И тебе хватит. Утром на работу.

— И то верно, — та как раз пыталась плеснуть себе, но передумала, поставила бутылку подальше. — На работу. А там Стас.

Алевтина Федоровна похлопала ее по руке.

— Тебе нужно принять решение, девочка. Выбрать одно из двух. Либо ты смиряешься с тем, что натворил глупый мальчишка в юности. Либо расстаешься с ним сейчас. Потом будет сложнее. Тебя уже затягивает, как в болото.

— Понимаю. Я, правда, всё понимаю. Но есть Викентьев, который пока не собирается исчезать с горизонта. А, впрочем… Кого я обманываю. Дело уже не в Викентьеве. Я не представляю, как остановиться. Как всё прекратить. Да и не хочу это делать. Сама мысль, что больше не будет свиданий: обычных прогулок и близости, сводит с ума.

Алевтина Фёдоровна закатила глаза.

— Всё хуже, чем я думала. Да ты влюбилась, девочка.

Жанна опешила. Чуть со стула не свалилась.

— Я? В Стаса?! Да никогда в жизни!

Алевтина Фёдоровна поднялась и поцеловала Жанну в лоб.

— Тебе не меня надо в этом убеждать, дорогая. Подумай обо всём на свежую голову. А сейчас отправляйся на боковою. Хватит себя терзать.



* * *


Утром Жанна приняла решение. Окончательное и бесповоротное. Она продолжает играть в невесту Стаса перед Викентьевым и его шпионами. Но на этом всё. Никаких встреч наедине, никакой близости. Иначе эти отношения затянут так, что вовек не развязаться. Но стоило увидеть Стаса в офисе, как уверенность позорно капитулировала. Мелькнула предательская мысль: может подождать еще недельку или даже две, а потом распрощаться, поставив жирную точку в странном романе.