Фиона Макинтош - Клятва француза

– Когда вы с нами расстались, я очень расстроился, – признался Робер. – Мои самые светлые воспоминания о детстве связаны с вами.

Люк горестно вздохнул.

– Бабушка меня утешала, говорила, что вы обязательно за мной вернетесь.

– Вот я и вернулся, – ответил Люк, глядя на юношу.

– А отца я больше не боюсь.

– По-моему, ты его никогда не боялся, тебя страшило одиночество, но с нами ты сможешь начать новую, счастливую жизнь.

– Вы так говорите, будто я ваш сын, – пробормотал Робер.

– Надеюсь, что стану тебе достойным отцом. Если хочешь, возьми себе нашу фамилию.

– Боне?

– Нет, теперь меня зовут Люк Рэйвенс, – произнес Люк. – Начнешь жизнь заново: новое имя, новое место, новое занятие.

– Новая семья, – добавила Дженни и ласково улыбнулась. – А что, Роберт Рэйвенс, прекрасно звучит.

– Подходит для пирата? – шутливо осведомился Робер.

– Еще как! – восторженно закивала девочка.

Робер перевел взгляд на Люка.

– Хорошо, я поеду с вами в Сеньон, там мы обо всем поговорим. Спасибо вам, мсье Люк, – дрогнувшим голосом произнес он. – Спасибо, что вернулись.

В Л’Иль-сюр-ла-Сорг решили ехать поездом, в тот же день. Робер упаковал свои нехитрые пожитки в рюкзак, а Люк договорился с жителями деревни об установке надгробия на могиле Мари. Услышав об этом, Робер разрыдался, и Дженни бросилась его утешать.

Отец Робера спал пьяным сном. Ему оставили записку с кратким объяснением случившегося. Люк обратился в местную жандармерию с просьбой позаботиться об организации ухода за старшим Дюга. Начальник жандармерии пообещал, что займется этим лично.

В Л’Иль-сюр-ла-Сорг они остановились в пансионе и сразу же отправились в кафе на берегу реки Сорг.

– Тебя надо подкормить, – заявил Люк Роберу.

Из окна кафе открывался прекрасный вид на старинные водяные мельницы, которыми славился городок.

– А в Сеньон мы завтра поедем? – спросила Дженни, с аппетитом поглощая рыбу и рататуй.

– Нет, пожалуй, – невозмутимо ответил Люк. – Давай пару дней здесь проведем. У меня кое-какие дела в округе есть.

– Пап, ну какие могут быть дела! – обиженно произнесла девочка. – Мы же отдыхаем.

– Дженни, в этом регионе выращивают лаванду. Мне надо побеседовать с владельцами ферм, договориться об аренде оборудования, побольше узнать о местном рынке сбыта… В общем, ничего интересного, – ответил он, не глядя на дочь.

– Да, как-то это все скучно, – вздохнула она.

– Если хочешь, мы с тобой можем погулять по городу, – предложил ей Робер. – Я здесь никогда не был.

– Правда? – обрадовалась Дженни. – А тебе со мной будет интересно?

– Конечно, – кивнул он. – С тобой весело, и мой шрам тебя не смущает.

– Видишь, пап, мы и без тебя прекрасно обойдемся, – с улыбкой заявила девочка. – Только деньги нам не забудь оставить.

– Не забуду, – улыбнулся Люк, внутренне расслабившись. – Робер, я тебе очень признателен за заботу о моей своевольной дочери.

– Ну что вы, это для меня большая честь, – ответил юноша.

Дженни гордо напыжилась.

– Завтра я уеду с утра пораньше, но к ужину вернусь, – предупредил Люк. – Если проголодаетесь, меня не ждите.

– Ладно, – кивнула Дженни. – Если вдруг что, мы с Робером пойдем ужинать в бистро у церкви.

Люк отошел к телефону в углу кафе и набрал номер, с замиранием сердца ожидая ответа.

– Фредерик Сегаль слушает, – раздался знакомый гнусный голос.

– Мсье Сегаль, это Лоран Кусто, журналист, – напомнил Люк.

– А здравствуйте! Вы откуда звоните?

– Как обещал, звоню вам за день до приезда в Фонтен-де-Воклюз, – уклончиво ответил Люк.

– Где вы остановились?

– В каком-то пансионе… «Мезон де Мари», если не ошибаюсь, – сказал Люк, лихорадочно соображая, не почуял ли фон Шлейгель подвох. – Ну что, мсье Сегаль, мы с вами завтра пойдем в горы?

– А вы выдержите? Прогулка предстоит нелегкая.

– Не волнуйтесь, я не стану вам обузой, – заверил Люк.

– Очень на это надеюсь, – ответил фон Шлейгель, и собеседники натянуто рассмеялись.

Перед глазами Люка встала зловещая ухмылка гестаповца.

– Завтра ровно в семь я выхожу из кафе, – предупредил фон Шлейгель.

– Встретимся у входа?

– А вы откуда приедете? – поинтересовался фон Шлейгель, настойчиво задавая один и тот же вопрос с самого начала разговора.

– Из Кавайона.

– Как вас туда занесло?

– Не люблю останавливаться в больших городах, когда работаю над заданием, – пояснил Люк. – Вдобавок, решил воспользоваться возможностью и ознакомиться с местными достопримечательностями.

– А, понятно, – сказал фон Шлейгель. – По-моему, в Л’Иль-сюр-ла-Сорг интереснее.

У Люка замерло сердце: недаром Макс предупреждал о подозрительной натуре фон Шлейгеля.

– Видите ли, Л’Иль-сюр-ла-Сорг очень похож на Фонтен-де-Воклюз, а в издательстве настаивают, чтобы я тщательно исследовал окрестности Люберона.

– От Кавайона до нас километров десять, если не больше, – заметил фон Шлейгель. – Вы на машине?

– Нет, – соврал Люк. – Я проверяю, легко ли к вам добраться общественным транспортом: поездом до Л’Иль-сюр-ла-Сорг, автобусом до Фонтен-де-Воклюза… Ну, или автостопом, если на то пошло. Впрочем, скорее всего, сегодня вечером я возьму машину напрокат и приеду в Фонтен-де-Воклюз, чтобы завтра не опоздать.

– Если хотите, можно встретиться под горой, там, где трасса заканчивается.

– Отлично! – согласился Люк, которого вполне устраивала встреча под покровом темноты в уединенном месте.

– Тогда до завтра.

– Не беспокойтесь, я не опоздаю, мсье Сегаль. – Люк, не дожидаясь ответа, повесил трубку и задумчиво закусил губу.

– Все в порядке, мсье? – спросил его владелец кафе.

– Да, спасибо. Прошу вас, включите в счет мой разговор.

– Закажите кофе, и мы будем в расчете.

Люк кивнул и вернулся к столику, где Дженни оживленно беседовала с Робером.

– Завтра мне придется уехать затемно, – сказал им Люк. – Я не стану вас будить.

– А почему так рано? – полюбопытствовала девочка.

– Я договорился встретиться с владельцем одной из лавандовых ферм, – пояснил Люк. – Осмотреть поля. К сожалению, он свободен только рано утром, на рассвете.

– Ладно, – рассеянно кивнула Дженни.

За кофе Люк рассказывал о своем пребывании в партизанском отряде, Робер вспоминал о жизни с Мари, и время пролетело незаметно. Потом они вернулись в пансион, усталая Дженни легла спать. Люк поцеловал дочь в лоб и спросил:

– Ты не обиделась, что я тебя с Робером на целый день оставляю?

– Нет, что ты, пап! Мне с ним интересно. Вот посмотришь, я его завтра обязательно рассмешу.

– Да, это ты умеешь…

– Жалко, конечно, что тебя не будет, – вздохнула Дженни. – Но у тебя и так голова кругом. Ты о ферме беспокоишься?

– Нет, Том прекрасно справляется без меня, – ответил Люк.

– И о чем ты будешь говорить с этим фермером? Ты о лаванде больше всех на свете знаешь, – улыбнулась девочка.

– Ох, есть о чем побеседовать, – сказал Люк, ненавидя себя за ложь. – Чтобы возродить ферму в Сеньоне, мне надо разузнать, как сейчас обстоят дела в округе.

Дженни зевнула и спросила:

– А потом мы сразу поедем в Сеньон?

– Обязательно. – Он поцеловал дочь в щеку, выключил свет и направился к двери. – Дженни? – окликнул он с порога.

– Что, пап? – сонно пробормотала она.

– Я люблю тебя больше, чем лаванду.

– А я люблю тебя больше, чем «Шанель».

Люк улыбнулся, закрыл дверь и постучал в номер Робера.

Юноша задумчиво сидел на краешке кровати.

– Что случилось? – спросил Люк.

– Я никогда в жизни не спал на таких чистых простынях, – вздохнул Робер.

Люк пожелал ему спокойной ночи, в очередной раз мысленно укорив себя за то, что не разыскал юношу раньше.

– Я вам очень признателен, – произнес Робер. – Вы для меня так много сделали.

– Нет, это я перед тобой в долгу, – возразил Люк. – Мари обрадовалась бы, узнав, что мы снова вместе.

– Да, – кивнул юноша.

Люк прислонился к стене у двери.

– Ничего, что я Дженни с тобой на целый день оставляю? – спросил он.

– Ну что вы, я ради нее на все готов, – воскликнул Робер. – Она – как солнечный луч среди мрачной зимы…

– Скажи мне, чем бы ты хотел заняться в будущем?

Робер задумался и ответил:

– Честным фермерским трудом.

– А лаванду растить не хочешь? – Люк перехватил недоуменный взгляд юноши и пояснил: – Ну, научиться всем премудростям возделывания, тонкостям дистилляции и перегонки, сбыту…

– Как вы?

Люк кивнул.

– Я тебя с удовольствием обучу всему, что знаю сам.

– Выращивать лаванду в Сеньоне? – удивленно заморгал Робер.

– Конечно. Я хочу возродить ферму Боне, мне нужен надежный помощник здесь, во Франции. А ты к такой работе с детства привык…

– Да, я согласен, – ответил юноша.

Люк воспрянул духом.

– Мы с тобой попозже все подробно обсудим, только Дженни пока ничего не говори, пусть это останется между нами.

Робер кивнул.

– Я рано утром уеду, а вы с ней, как выспитесь, идите гулять. Ни в чем себе не отказывайте и есть не забывайте, – напомнил Люк.

– Я Дженни в обиду не дам! – пообещал Робер.

– Знаешь, у меня к тебе есть еще одна просьба, – сказал Люк, доставая из кармана конверт. – Вот, пусть у тебя побудет.

Робер удивленно уставился на протянутый конверт.

– Письмо адресовано Дженни…

– Да, – кивнул Люк. – Но ты его пока ей не отдавай…

– Послушайте, мне уже не пять лет, – возразил Робер. – Я прекрасно понимаю, что зимой в лавандовых полях делать нечего. По-моему, вы задумали что-то очень опасное, и меня это тревожит.

– Ничего подобного, – с нарочитой беспечностью отмахнулся Люк. – Просто я суеверен… В общем, ты письмо возьми, а если вдруг что…

Робер насупился и заявил:

– Ладно, но вы лучше возвращайтесь, иначе вашему врагу не поздоровится.

Люк ошеломленно посмотрел на юношу.

– В бреду вы не только Лизетту вспоминали, – смущенно признался Робер.

Люк успокаивающе похлопал его по плечу.

– Не волнуйся, мы завтра увидимся, – сказал он и вышел из номера, раздумывая о своих безумных намерениях.

Он решил насладиться местью и ради этого оставлял дочь на произвол судьбы. А вдруг с ним что-то случится и Дженни останется круглой сиротой? Люк отогнал от себя тревожные мысли, не в силах противиться натиску бурных чувств, накопившихся за долгие годы.

«Забудь о прошлом!»

Люк как будто слышал рассудительный голос Лизетты. Она всегда отличалась здравым смыслом и благоразумием, принимала взвешенные, обдуманные решения, а Люк действовал импульсивно и эмоционально. Его совесть взывала к нему, требуя: «Отомсти за семью Боне!»

Он присел на кровать и задумался. Медленно текли минуты, превращались в часы. В номере раздавалось тихое дыхание спящей дочери. Люк поцеловал Дженни, достал из чемодана кое-какие припрятанные там вещи и на цыпочках вышел в морозную ноябрьскую ночь, к арендованной машине, припаркованной на булыжной мостовой у пансиона.

В три часа ночи на улицах не было ни души. Бары и ресторанчики закрылись, посетители разошлись по домам, только одинокий пьянчужка неуверенно брел вдоль дороги, что-то бормоча себе под нос. Люк вздрогнул, вспомнив комендантский час в 1943 году: с наступлением темноты на улицы выходить запрещалось, в бары пускали только немецких солдат, французы голодали, а гестаповцы держали в страхе целые области.

Он поморщился и сел в машину. До Фонтен-де-Воклюза было недалеко, однако на неосвещенной проселочной дороге требовалось соблюдать осторожность. Люк еще раз удостоверился, что ничего не забыл и в последний раз посмотрел на окно номера, где мирно спала Дженни. В письме, оставленном Роберу, он во всем признался Дженни, просил ее связаться с Максом, объяснял, что перед отъездом из Австралии составил завещание, по которому Дженни оставалась единственной наследницей не только Рэйвенсов, но и семьи Боне: адвокаты в Европе занимались розыском банковских счетов, замороженных после войны. При жизни Якоб Боне имел дело со швейцарскими банками, где хранил весомые вклады. Вдобавок, он спрятал значительную сумму денег в сеньонских тайниках, расположение которых Люк все эти годы хранил в секрете, но теперь сообщил об этом дочери. Если с ним случится непоправимое, Дженни будет весьма состоятельной девушкой.