— Боюсь, не получится. Не хотелось бы об этом упоминать, но мне известно о… недомогании вашей матери. Его величество, естественно, ничего не знает, но если проведает, то может счесть, что в таком состоянии женщина не должна и далее обременять себя заботой о сыне и дочери, которые вступают в пору юности.

Я с силой сжала руки, пытаясь подавить дрожь:

— Мы… мы ничем ее не обременяем, монсеньор.

— Никто этого и не говорил. Но вы — часть королевской семьи — жили вдали от двора с тех пор, как ваш сводный брат, король, вступил на трон. Он желает это исправить. — Архиепископ мягко дотронулся до моих стиснутых рук. — Дитя мое, я вижу, ты встревожена. Не облегчишь ли передо мной свою душу? Я служитель Господа, и все, тобой сказанное, останется в строжайшей тайне.

Мне не понравилось прикосновение его тяжелой руки, и, не в силах сдержаться, я сердито бросила:

— Мы много лет жили, не получая даже весточки от моего брата-короля, а теперь он вдруг пожелал видеть нас при дворе? Простите, но я не могу не усомниться в его искренности.

— Понимаю. Но тебе нечего опасаться. У короля по отношению к вам нет дурных намерений; он просто желает, чтобы в столь важный период его жизни ты и Альфонсо были рядом. Тебе ведь хочется увидеть маленькую племянницу, верно? И королеве не терпится оказать тебе радушный прием. У тебя будут учителя, новые комнаты и платья. Альфонсо получит собственную прислугу. Пришла пора вам обоим занять свое место в мире.

Он не сказал ничего такого, о чем бы я не думала с тех пор, как прочитала письмо короля. Казалось, я всегда знала — рано или поздно этот день наступит. Трагедия привела нас в Аревало, находившийся вдали от привычного нам мира, но королевским детям не пристало влачить существование в продуваемых всеми ветрами замках на краю света.

— А что с нашей матерью? — спросила я. — Что будет с ней?

— Его величество не собирается навсегда лишать вас матери. Как только вы обустроитесь при дворе, он пошлет и за ней. Но сперва вы с инфантом Альфонсо должны прибыть в Сеговию, чтобы отпраздновать рождение принцессы Иоанны. Король хочет, чтобы вы оба присутствовали на ее крещении.

Я посмотрела на него:

— Когда мы должны ехать?

— Через три дня. Ваша мать все знает и понимает. Донья Клара, другие фрейлины и прислуга о ней позаботятся. Твоя подруга Беатрис, конечно, может поехать с тобой, и ты будешь писать из королевского дворца так часто, как только пожелаешь. — Он замолчал, и на миг мне показалось, будто на лице его промелькнула неприятная гримаса. — Сожалею, что встревожил тебя, но обещаю — при дворе ты ни в чем не будешь нуждаться. Я хочу, чтобы ты во всем положилась на меня, ибо я твой друг. Я поддерживал вашу мать все эти годы, чтобы вы могли оставаться с ней в Аревало, но даже мои возможности небеспредельны. В конце концов, я всего лишь слуга короля и должен выполнять его волю.

— Понимаю. — Я встала и поцеловала его протянутую руку.

Он положил ладонь мне на голову.

— Милая моя инфанта, — пробормотал он, а затем повернулся и ушел, вздымая за собой мантию.

«Услуга в обмен на услугу…»

Вспомнив эти загадочные слова, сказанные много лет назад, я крепко стиснула край скамьи. Я не видела, как Беатрис вошла через открытую аркаду возле монастырских помещений по соседству с садом, вообще не замечала ее, пока не повернулась и не увидела, как моя фрейлина приседает в реверансе перед проходящим мимо Каррильо. Стоило тому уйти, как она подобрала юбки и побежала ко мне. Я расправила плечи, хотя мне казалось, что у меня подкашиваются ноги.

— Dios mio! — тяжело дыша, воскликнула она. — Это ведь был архиепископ Каррильо? Чего он хотел? Что сказал тебе?

Беатрис замолчала, вглядываясь в мое лицо.

— Он пришел за тобой и Альфонсо, да? Забирает вас во дворец?

Я уставилась туда, где только что скрылся архиепископ, а затем медленно кивнула. Подруга протянула ко мне руки, но я отодвинулась.

— Нет, — пробормотала я. — Хочу побыть одна. Иди, прошу тебя. Присмотри за матерью. Я скоро приду.

Я демонстративно отвернулась, оставив ее со страдальческим выражением на лице. Впервые я приказывала, зная, что это причинит ей боль. Но у меня не оставалось иного выхода. Мне было необходимо ее прогнать.

Не хотелось, чтобы кто-то видел мои слезы.

Глава 4

Мы остались на ночь в Санта-Ане, в комнатах для высокопоставленных гостей на втором этаже монастыря. Матери выделили маленькую комнатку, а мы с Беатрис ночевали в соседней. Я не стала рассказывать о встрече с архиепископом, а мать и Беатрис ни о чем не спрашивали, хотя испытующий взгляд подруги преследовал меня весь вечер.

На следующий день мы вернулись в Аревало. Мать ехала впереди с высоко поднятой головой, беседуя с доном Бобадильей. В нашу сторону она ни разу не взглянула. Едва мы добрались до замка, она направилась в свои покои, за ней поспешила донья Эльвира, нагруженная рулонами ткани, которую они с Беатрис купили в Авиле.

Когда мы с Беатрис вошли в зал, по лестнице сбежал Альфонсо с луком и колчаном за спиной.

— Наконец-то, — заявил он. Волосы его были взъерошены, пальцы перемазаны чернилами. — Я уже устал вас дожидаться. Пошли постреляем по мишеням перед ужином. Все эти дни я только и делал, что читал. У меня глаза болят. Нужно немного размяться.

Я попыталась улыбнуться:

— Погоди, Альфонсо, мне нужно сказать тебе кое-что важное. — Беатрис повернулась, собираясь уйти, но я положила руку ей на плечо. — Останься. Тебя это тоже касается.

Я подвела обоих к столу. Альфонсо бросил лук, сел на жесткий деревянный табурет и нахмурился:

— Ну что еще? Что-то случилось в Авиле?

— Да. — Я немного помолчала, сглатывая комок в горле, а затем все рассказала, наблюдая за его лицом. Рядом неподвижно замерла Беатрис. Когда я закончила, Альфонсо какое-то время молчал, а затем сказал:

— И о чем тут волноваться? Мы исполним наш долг, побываем на крещении, а потом нас отправят обратно.

— Ты, похоже, не понял, — сказала я, бросив быстрый взгляд на Беатрис. — Каррильо говорил, что не знает, как долго мы будем отсутствовать. Возможно, мы вообще сюда больше не вернемся.

— Конечно вернемся. — Альфонсо провел рукой по волосам. — Это наш дом. Энрике мы никогда прежде не интересовали, и вряд ли теперь что-то поменялось. — Он встал. — Так что, пойдем постреляем?

Я открыла рот, собираясь возразить, но Беатрис пнула меня по ноге и покачала головой.

— Иди, — сказала я Альфонсо. — Мы устали. Пойдем посмотрим, не нужно ли чего маме.

— Ладно, дело ваше.

Он взял лук и вышел. Тяжело вздохнув, я повернулась к Беатрис:

— Брат не понимает, что это означает. Как его защитить, если он не хочет меня слушать?

— Он еще мальчик, — сказала Беатрис. — Чего от него ожидать? Пусть думает, что ничего особенного не случилось. Считает, что едет в гости, а потом вернется. Откуда тебе знать, что будет потом? Возможно, он прав и все это ненадолго. Разве не может такого быть? В конце концов, Энрике никогда раньше не приглашал нас к себе.

— Да, полагаю, вполне может быть и так, — тихо ответила я. — Прости меня за мое поведение в Санта-Ане. Я вовсе не хотела тебя обидеть. Ты моя единственная подруга, и я не имела права тебя прогонять.

Она обняла меня:

— За что извиняться? Ты моя инфанта. Я готова на край света отправиться, лишь бы служить тебе.

— Похоже, нечто подобное нам и предстоит, — сказала я, высвобождаясь из ее объятий. — Мне нужно проведать мать.

— Иди, а я начну собираться. — Когда я подошла к лестнице, Беатрис добавила: — Ты сильнее, чем тебе кажется. Помни об этом, Изабелла.

Я отнюдь не чувствовала себя сильной, поднимаясь по ступенькам в покои королевы. Дверь была распахнута, и изнутри слышались голоса матери и доньи Эльвиры. Я приготовилась к худшему — к сцене, от которой могли бы рассыпаться камни Аревало, но, увидев меня в дверях, мать повернулась к разложенной на кровати ткани и воскликнула:

— Смотри, Изабелла! Отличный материал для твоего нового платья, правда? Зеленая парча очень идет к белой коже.

Я взглянула на Эльвиру — та, уныло шаркая ногами, вышла из комнаты. Мать повозилась с тканью, раскладывая рулоны, и развернула отрез черного дамаста.

— А это, — сказала она, прикладывая ткань к себе и поворачиваясь перед медным зеркалом, — для меня. Вдовам полагается носить черное, но нигде ведь не сказано, что мы должны походить на ворон?

Я не ответила. Она бросила ткань на кровать:

— Что ты такая серьезная? Не нравится зеленая? Ладно, вот симпатичная серо-голубая. Вполне подойдет для…

— Мама, — сказала я, — хватит.

Она замерла, погрузив руки в груду ткани и не глядя на меня.

— Не говори ничего, — прошептала она. — Ни слова. Я не смогу этого вынести.

Я шагнула к ней:

— Ты знала, что он будет там. Почему меня не предупредила?

Она подняла взгляд:

— А чего ты ожидала? Что я могла сделать? Я все поняла, как только пришло письмо, и сказала тебе тогда, что за вами рано или поздно придут. Это цена, которую я должна заплатить, мой долг. Но, по крайней мере, я выплачу его на своих условиях. Каррильо об этом позаботился.

— На своих условиях? — Я осторожно взглянула на нее. — Мама, что это значит?

— А ты как думаешь? Этот червяк Энрике не лишит моего сына права на престол. Он не поставит бастарда выше Альфонсо. Будь что будет, но мой сын, в жилах которого течет королевская кровь, должен стать королем.

— Но у Энрике теперь есть дочь, и ее объявят наследницей. Ты же знаешь, что Кастилия не соблюдает салический закон, — здесь принцесса может унаследовать трон и законно править. Принцесса Иоанна…

Мать быстро, словно кошка, обежала вокруг кровати:

— Откуда известно, что она его ребенок, а? Кто вообще может это знать? Энрике никогда не отличался мужской силой в постели и прожил многие годы бездетным — как поговаривают гранды, случилось непорочное зачатие и королеву наверняка посетил ангел! — Она горько рассмеялась. — Никто при дворе не верит в отцовство Энрике, никто не воспринял всерьез этот фарс. Все знают: Энрике слаб и им правят катамиты.[11] Сластолюбец — окружил себя охраной из неверных, и его Крестовый поход для завоевания Гранады завершился катастрофой. Глупец — вместо того чтобы заниматься делами королевства — предпочитает декламировать стихи и надевать на своих мальчиков тюрбаны. Рогоносец — отводит взгляд, когда его жена-шлюха ложится в постель с первым попавшимся лакеем.

Слова матери и злоба на ее лице повергли меня в ужас, и я отшатнулась.

— Кастилия за этими стенами лежит в нищете, — продолжала она. — Наша казна пуста, власти у грандов больше, чем у короны, а народ голодает. С помощью ребенка Энрике рассчитывает заслужить благосклонность, но в итоге не добьется ничего, кроме раздоров. Грандов ему не обмануть. Они растерзают его, подобно волкам, а когда это случится, мы заявим права на все то, чего он нас лишил. Бросил нас, оставив гнить здесь, но однажды Альфонсо наденет его корону, и тогда Энрике де Трастамара поймет, что презрел нас себе же на погибель.

Я вспомнила слова Каррильо: «Аистиха — хорошая мать; она умеет защитить своих птенцов», и мне захотелось заткнуть уши. Взгляд матери прожигал меня насквозь, тлея едва сдерживаемой яростью, что накопилась за годы обиды и унижения. Притворяться, будто не понимаю правды, я больше не могла. Движимая гордостью и упрямством, мать потворствовала казни кондестабля де Луны за измену, повергнув отца в смертельное горе. Ее тщеславие стоило ей всего — мужа, положения, нашей безопасности, — но сейчас она считала, что нашла способ вернуть все назад, замыслив заговор с архиепископом Каррильо и недовольными грандами с целью поставить под сомнение законнорожденность новой принцессы и посеять смуту в стане моего единокровного брата. Она не понимала, сколь тяжки подобные обвинения, заставляющие верить в самое худшее о короле и королеве. Стремясь защитить права Альфонсо, она готова строить козни, наносить оскорбления, сражаться и даже, упаси ее господь, убивать.

— Мы должны это сделать, — сказала она. — Это должны сделать вы — ради меня.

Я через силу кивнула, чувствуя, к своему ужасу, как к глазам от беспомощности подступают слезы. Я сморгнула их, стиснула зубы, и мать тут же замолчала, нахмурив лоб, словно только сейчас поняла, насколько далеко зашла.

— Ты… тебе должно быть стыдно, — услышала я собственный шепот.

Королева вздрогнула, затем подняла голову и бесстрастно произнесла:

— Я сделаю тебе платье из зеленого бархата, с серо-голубой отделкой. Альфонсо получит новый камзол из синего атласа.