Эмма Орци - Клятва Рыцаря (сборник)

Блейкни не сразу прочел письмо; он быстро засунул его в карман и медленно побрел к себе домой. Только очутившись в своей каморке, он развернул письмо и прочел:

«Перси, Вы не можете простить меня, как и сам я не прощаю себя; но, если бы Вы знали, как я страдал последние два дня, Вы, я думаю, простили бы. Я свободен и в то же время я – узник. Когда же я думаю о Жанне, то могу желать для себя лишь смерти. Перси! Она все еще в руках этих злодеев. Я видел список заключенных женщин. Завтра, может быть, ее приговорят к смерти, а я даже не могу пойти повидаться с Вами из боязни навести шпионов на Ваш след. Не можете ли Вы, Перси, прийти ко мне? Привратница предана мне. Если сегодня в десять часов вечера Вы найдете ворота не запертыми, а на подоконнике окна налево от входа рядом с зажженной свечой будет лежать клочок бумаги с вашими инициалами, – это будет знаком, что Вы безопасно можете пройти в мою комнату. Вторая площадка, дверь направо. Именем женщины, которую Вы любите больше всего на свете, умоляю Вас прийти ко мне, помня, что любимой мною женщине грозит немедленная смерть и что не в моих силах ее спасти. Ради Бога, Перси, помните, что Жанна для меня – все!»

– Бедный Арман, – с грустной улыбкой прошептал Блейкни. – Он даже и теперь не доверяет мне, не хочет доверить мне спасение своей Жанны. Впрочем, – помолчав прибавил он, – и я ведь никому другому не доверил бы Маргариту.

В тот же вечер в половине одиннадцатого Блейкни, все еще в поношенном костюме рабочего и босой, чтобы иметь возможность скрыть шум шагов, повернул на улицу Круа-Бланш.

Ворота дома, где жил Арман, действительно не были заперты, и на улице не видно было ни души. Внимательно осмотревшись, он проскользнул в ворота. На подоконнике окна, налево от входа, рядом с зажженной свечой, он нашел клочок бумаги с собственными инициалами. Никто не остановил его, когда он бесшумно поднимался по лестнице. На второй площадке направо дверь не была заперта; он толкнул ее и вошел в маленькую переднюю, в которой не было огня. Дверь в следующую комнату была притворена; Перси осторожно отворил ее и в ту же минуту понял, что игра была проиграна: позади него послышались чьи-то шаги, а прямо перед ним, прислонившись к стене, стоял смертельно бледный Арман, по обе стороны которого, как два телохранителя, стояли Шовелен и Эрон.

В одну минуту комната наполнилась людьми: по крайней мере двадцать человек пришли арестовать одного!

Когда тяжелые руки опустились на плечи Блейкни, он весело расхохотался, говоря:

– Черт возьми, вот так попался!

– Теперь выгода не на вашей стороне, сэр Перси, – сказал ему по-английски Шовелен, между тем как Эрон ворчал что-то, как зверь, удовлетворенный пойманной добычей.

– Клянусь Богом, сэр, – хладнокровно ответил Блейкни, – я согласен, что в настоящую минуту вы правы. Не беспокойтесь, друзья мои, – прибавил он, обращаясь к солдатам, – я никогда не борюсь с обстоятельствами, которые сильнее меня. Двадцать против одного? Я легко уложил бы четверых, – ну, а что же было бы дальше?

Однако в солдатах была сильна вера в его сверхъестественную силу, и, прежде чем связать его, один из них для безопасности ударил его прикладом сначала по правому плечу, потом – по левому; затем Блейкни связали крепкими веревками. Но он умел проигрывать так же, как раньше умел выигрывать.

– Эти проклятые черти связали меня, как мокрую курицу! – с неподражаемой веселостью проговорил он. – А Жанна давно была освобождена, Арман! – крикнул он. – Эти дьяволы солгали тебе… и сыграли с тобою вот эту шутку. Она уже с воскресенья свободна… в том доме… знаешь?

Однако боль от ударов прикладом была так сильна, что Перси потерял сознание.

Это случилось во вторник 21 января 1794 года, или, согласно новому календарю, 2 плювиоза второго года Республики. В «Монитер» [8] от 3 плювиоза упомянуто:

«Вчера вечером, около половины одиннадцатого, англичанин, известный под именем Рыцаря Алого Первоцвета, в течение трех лет устраивавший заговоры против Республики, арестован благодаря самоотверженным стараниям гражданина Шовелена и водворен в Консьержери, где находится под строгой охраной. Да здравствует Республика!»

Сумрачный, навевающий тоску январский день близился к концу. В маленьком, уютном будуаре, перед ярко пылавшим камином сидела леди Блейкни, погруженная в невеселые думы. Старый дворецкий Эдвардс внес лампу под розовым абажуром, и ее мягкий свет сразу придал комнате более веселый вид.

– Почты еще не привезли, Эдвардс? – спросила Маргарита, пытливо глядя на него своими прекрасными глазами, покрасневшими от слез.

– Нет, миледи, – ответил он.

– Но ведь сегодня почтовый день, не правда ли?

– Так точно, миледи, но в последнее время было много дождливых дней, и дороги, наверное, очень грязны; вероятно, оттого посланный и запоздал.

– Да, вероятно, так, – задумчиво произнесла Маргарита. – Нет, не закрывайте ставней! Можете идти… Я позвоню.

Слуга бесшумно удалился, и Маргарита снова осталась одна. Взяв отложенную в сторону книгу, она попыталась читать, но не в состоянии была уловить смысл прочитанного, а глаза ее все время застилал какой-то туман. Нетерпеливым жестом отбросив книгу, она провела рукой по глазам и, казалось, удивилась, заметив, что рука влажна. Подойдя к окну, она распахнула его и, присев на широкий подоконник, прислонилась головой к косяку, после чего устремила взор в надвигавшуюся мглу. Мягкий южный ветер шумел в прибрежных камышах и между ветвями могучих кедров парка. Маргарита с наслаждением вдыхала его полной грудью: ведь он принесся из далекой Франции, где ее муж, Перси Блейкни, продолжал свое благородное дело. Она невольно вздрогнула, хотя нельзя было пожаловаться на холод; но отсутствие почты совсем расстроило ей нервы. Два раза в неделю из Дувра приезжал специальный курьер, каждый раз привозивший какую-нибудь весточку от Перси, и это поддерживало мужество Маргариты, чувствовавшей, что любимый человек принадлежал не ей, а несчастным страдальцам в охваченной террором Франции. Три последних месяца Маргарита жила только короткими письмами от него. Около шести недель назад Перси неожиданно вернулся домой на самое короткое время, между двумя отчаянными предприятиями, чуть не стоившими ему жизни. То были блаженные дни для Маргариты. Но с того времени прошло уже больше шести недель, и хотя до сих пор она аккуратно получала известия от мужа, сегодня ее сердце весь день болезненно ныло, словно чувствуя грядущую беду.

Закрыв окно, она снова принялась за чтение, однако ее мысли были далеко. Вдруг до ее слуха долетел стук колес перед подъездом. Отбросив книгу, Маргарита судорожно схватилась за ручки кресла, внимательно прислушиваясь и стараясь угадать, кто это мог быть. Леди Фоукс была в Лондоне, ее муж – в Париже, а неизменный посетитель ричмондского замка, принц Уэльский, наверное, не отважился бы приехать сюда в такую погоду; что касается курьера, то он всегда являлся верхом.

– Я сейчас доложу миледи, – услышала Маргарита голос Эдвардса. – Для вашей милости миледи всегда дома.

– Сюзанна! – радостно воскликнула Маргарита, широко распахивая дверь. – Моя милая маленькая Сюзанна! Я думала, ты в Лондоне. Скорее иди сюда, в будуар! Какой добрый гений занес тебя ко мне?

Сюзанна обняла любимую подругу, пряча в складках ее косынки свое мокрое от слез лицо.

– Пойдем скорее в будуар! – настаивала Маргарита. – Ты там согреешься, у тебя такие холодные руки! – Она уже готова была увлечь Сюзанну в свою комнату, как неожиданно заметила сэра Эндрю, стоявшего в стороне, и радостно воскликнула: – Сэр Эндрю! – И вдруг остановилась.

Приветствие замерло на ее губах, вся кровь отхлынула от ее побледневшего лица, и по всему телу пробежала дрожь. Молча вошли все трое в уютный будуар, и сэр Эндрю тихо запер за собою дверь.

– Что с Перси? – едва могла произнести Маргарита пересохшими губами. – Он умер?

– Нет, нет! – с живостью воскликнул Фоукс.

Обняв подругу, Сюзанна усадила ее в кресло, встала возле нее на колени и горячими губами прижалась к холодным как лед рукам Маргариты. Сэр Эндрю молча стоял около обеих женщин с выражением бесконечной печали и дружеского участия на красивом лице. Маргарита продолжала некоторое время сидеть с закрытыми глазами, призывая на помощь все свое мужество, чтобы приготовиться выслушать ужасную весть.

– Расскажите мне всё! – наконец произнесла она беззвучным голосом. – Ничего не скрывайте, я готова ко всему.

С поникшей головой, но твердым голосом сэр Эндрю передал ей все события последних дней в том виде, как они дошли до него, стараясь только скрыть неповиновение Сен-Жюста воле их вождя, которое он в глубине души считал главной причиной обрушившегося на них несчастья. Он неясно намекнул на то обстоятельство, что Арман остался в Париже, вследствие чего и Перси принужден был вернуться в столицу в тот самый момент, когда его рискованное предприятие так блистательно удалось.

– Насколько я понимаю, леди Блейкни, Арман в Париже влюбился в одну красавицу, артистку Ланж, – сказал он, заметив смущение на бледном лице Маргариты. – Ее арестовали за день до освобождения дофина из Тампля. Арман не присоединился к нам. Он чувствовал, что не мог покинуть ее. Я уверен, вы поймете его. – Видя, что Маргарита молчит, сэр Эндрю продолжал свой рассказ: – Мне было велено возвратиться к заставе Ла-Виллетт и днем работать поденщиком, а ночью ожидать известий от Перси. Хотя два дня я ничего не слышал о нем, но это меня не тревожило, так как я безгранично верил в его находчивость и удачу. На третий день я услышал, что англичанин, известный под именем Рыцаря Алого Первоцвета, был схвачен на улице Круа-Бланш и посажен в Консьержери.

– На улице Круа-Бланш? – спросила Маргарита. – Где это?

– В квартале Монмартра, там жил Арман. Перси, вероятно, хотел заставить его уехать, и негодяи схватили его.

– Когда вы узнали все это, сэр Эндрю, что вы сделали? – задала вопрос Сюзанна.

– Я отправился в Париж и, к сожалению, убедился в справедливости этих слухов. На улице Круа-Бланш я узнал, что Арман куда-то скрылся. Привратница, по-видимому, преданная ему, со слезами передала мне некоторые подробности ареста Перси. Оказывается, рано утром, во вторник, Арман послал ее сына с письмом на улицу Сен-Жермен л’Оксерруа, в тот дом, где Перси жил всю последнюю неделю и где мы с ним виделись. Можно предположить, что Перси поджидал письма от вашего брата, – обратился Фоукс к Сюзанне. – По крайней мере мальчик говорит, что, когда он добрался до указанного ему дома, какой-то высокий, здоровый рабочий отнял у него письмо, сунув ему в руку золотую монету. Разумеется, этот рабочий был Блейкни. Отправляя свое письмо, Арман не знал, что мадемуазель Ланж уже освобождена и находится в безопасном убежище; поэтому в письме он, вероятно, объяснял свое печальное положение и выражал страх за любимую женщину. Но ведь известно, Перси не такой человек, который может покинуть товарища в несчастье! За то мы и любим его, и восхищаемся им, и готовы отдать за него жизнь, что он не остановится ни перед какой опасностью, чтобы только помочь тем, кто попал в беду. Арман обратился к нему за помощью – и Перси отправился его выручать. За вашим братом уже следили. Видели ли ищейки Эрона, как мальчик передавал письмо рабочему, была ли сама привратница на улице Круа-Бланш шпионом Комитета общественного спасения, или солдатам Комитета было приказано постоянно следить за этим домом, мы, вероятно, никогда не узнаем. Известно лишь, что около десяти часов вечера Перси вошел в этот дом, а четверть часа спустя привратница увидела, как по лестнице спускались солдаты с какой-то тяжелой ношей. Выглянув из своей конурки, она разглядела, что это был крепко связанный веревками человек с закрытыми глазами и что на его одежде была кровь. Казалось, он был без сознания. А на следующий день было официально объявлено об аресте Рыцаря Алого Первоцвета, и по этому случаю были публичные торжества.

Молча и с сухими глазами выслушала Маргарита ужасную весть, не замечая, как на ее тонкие руки неудержимо лились горячие слезы Сюзанны, не видя, как сэр Эндрю, окончив свой грустный рассказ, упал в кресло и закрыл лицо руками.

– Скажите мне, сэр Эндрю, – начала она после некоторого молчания, – где теперь лорд Тони и лорд Гастингс?

– Они в Кале, – ответил он. – Я видел обоих, когда возвращался сюда. Они благополучно доставили дофина в Мант и ожидали в Кале дальнейших приказаний от Блейкни, как было условлено.

– Как вы думаете, дождутся они нас?

– Нас, леди Блейкни? – с удивлением повторил Фоукс.

– Ну да, нас, сэр Эндрю, – повторила она со слабой улыбкой. – Разве вы не собираетесь сопровождать меня в Париж?

– Но, леди Блейкни…

– Ах, я знаю, что вы мне скажете, сэр Эндрю! Теперь не может быть и речи о каких-нибудь опасностях и риске, и если вы скажете, что я, как женщина, могу быть лишь помехой, как в Булони, то я возражу вам, что теперь совершенно иные обстоятельства. Пока Перси был на свободе, он всегда умел найти выход из самого затруднительного положения; но теперь он в руках врагов, и неужели вы думаете, они выпустят его? Они будут стеречь его, как стерегли несчастную королеву Марию Антуанетту; только на этот раз не станут долго держать его в заключении; теперь Шовелен не станет дожидаться, чтобы ненавистный ему Рыцарь Алого Первоцвета опять сыграл с ним какую-нибудь шутку. Поймав его, сразу отправят на гильотину.