— Кормак знает обо всем этом? — спросила она, проклиная свою слабость, побудившую ее задать этот вопрос.

— Он находился среди тех, кто стоял возле двери в спальню Изабель.

— О Боже! — Элспет была потрясена, однако нашла в себе силы подавить свое стремление немедленно поехать к Кормаку и попытаться помочь ему преодолеть постигшее его разочарование. — Тебе известно, что он намерен теперь делать?

— Он задержится при дворе, так как может потребоваться дополнительный свидетель. Ведь многие знают, что сэр Раналд не испытывал желания жениться на Изабель, а потому вполне мог ложно обвинить ее. Другие же свидетели являются его родственниками. Поэтому не исключено, что присутствие Кормака окажется необходимым. Сэр Раналд хочет, чтобы Изабель и сэр Кеннет получили по заслугам и были повешены. Он старается собрать всех, кто хоть что-нибудь знает об их преступлениях. Его действиями руководит не стремление Дугласов избавиться от досаждавшей им парочки. Он хочет, чтобы не осталось никаких сомнений относительно их вины.

— Сэр Раналд мог бы просто воспользоваться могуществом клана Дугласов, и то, что он отказался от этого, говорит о его порядочности и честности.

— А также о том, что он хорошо знает, как уцелеть. Здесь не все так просто, дорогая. Дугласы стали слишком могущественными и высокомерными. Скоро может начаться передел собственности и смена власти. Сэр Раналд намеревается пережить все это и сохранить в неприкосновенности свои земли и власть. Думаю, он хорошо разбирается в политической обстановке. Впрочем, посмотрим. А что ты думаешь о Кормаке?

Пейтон произнес это имя так неожиданно, что Элспет не успела скрыть свою реакцию. «Ужасно, — подумала она, если от одного лишь упоминания имени этого мужчины у меня болезненно сжимается сердце и я вздрагиваю, как от удара». Элспет понимала, что еще очень не скоро ее чувства к Кормаку угаснут, но ничего не могла с собой поделать.

— А что о нем думать? — пожала она плечами. — Он наконец понял, что собой представляет Изабель, и это уже хорошо. Теперь он свободен от нее и от своей проклятой клятвы. Все остальное не имеет значения.

— О, Элспет, неужели ты действительно так считаешь? Она вздохнула, смирившись с тем, что вынуждена говорить о Кормаке, и изо всех сил стираясь не расплакаться.

— Что еще я могу сказать? Я проиграла, пытаясь завоевать его сердце, и не хочу повторять попытку. Возможно, я стала трусихой. То, что он выбрал Изабель, задело меня гораздо сильнее, чем я могла себе представить, и я не хочу подвергать себя новому испытанию.

— Он просто глупец.

— Конечно. — Губы Элспет тронула легкая улыбка, а сердце учащенно забилось от сдерживаемых эмоций. — Но может быть, я еще глупее, если думала, что за несколько недель смогу все изменить.

— А что ты будешь делать, если он приедет за тобой?

— Не знаю. Кроме того, что я испытываю боль, я не могу не злиться на Кормака. Не пробуждай надежды в моем сердце. Меня бросает в дрожь при мысли, что Со мной будет, если все опять окажется напрасным.

— Я тебя понимаю, — кивнул Пейтон.

— Элспет, — позвал ее отец и вошел вместе с матерью в гостиную, — посыльный принес тебе какой-то пакет.

— Ты еще ничего не рассказывала им? — шепотом спросил Пейтон, наблюдая за приближением дяди и тети.

— Нет, — тоже тихо ответила Элспет, — но, полагаю, уже пора. — Она улыбнулась отцу, однако по его прищуренным глазам поняла, что попытки задобрить его напрасны. — От кого послание? — спросила Элспет, когда отец протянул ей небольшой пакет, перевязанный яркой шелковой лентой.

— Не знаю. — Бал фур сел на стул во главе стола и пристально наблюдал за дочерью. — Парень, принесший пакет, ничего не сказал. Он ждет ответа.

Элспет дрожащими руками вскрыла пакет. В этот момент она так явственно ощущала присутствие Кормака, что, казалось, он вот-вот войдет в гостиную. К верхней части маленького листочка пергамента была приколота очень красивая серебряная брошь с темно-красными гранатами. Ниже размашистым мужским почерком было написано: «Прости меня. Кормак».

Обуреваемая нахлынувшими чувствами, Элспет тем не менее заметила, что отец и мать внимательно изучили брошь и записку, а затем вопросительно посмотрели на нее.

— За что ты должна его простить? — сурово спросил Балфур.

— Так, пустяки, — ответила Элспет, испытывая огромное желание уединиться, чтобы прийти в себя.

— Посыльный ждет твоего ответа.

— Просто поблагодарите его, — сказала Элспет и пошла к выходу из холла, еле сдерживая желание пуститься бегом.

— И больше ничего?

— Ничего.

Как только дочь вышла, Балфур посмотрел на Пейтона.

— Что-то очень беспокоит мою дочь.

— Да, — согласилась Молди, сидя напротив Пейтона и не сводя с него строгого взгляда. — И это продолжается уже довольно долго. Что произошло между ней и Армстронгом?

— И почему он просит у нее прощения? — добавил Балфур.

Пейтон вздохнул и провел рукой по волосам.

— Это вопрос не ко мне. Вам надо поговорить с Элспет.

— Именно это я и собираюсь сделать, — сказал Балфур. — Мне бы хотелось только прощупать почву. Похоже, он обидел ее.

— Да, но Элспет не позволит вам наказывать его, а тем более убивать. По правде говоря, он не заслуживает смерти. Во многом Элспет сама виновата. Она затеяла с ним игру и проиграла. Или думает, что проиграла.

— А ты думаешь иначе? — спросила Молди, рассеянно поглаживая сжатый на столе кулак Балфура, чтобы смягчить его нарастающий гнев. — Полагаешь, все будет хорошо?

— Да, — ответил Пейтон. — Хотя Элспет права, говоря, что слишком жестоко пробуждать в ней надежду, я думаю, еще не все потеряно. Просто приз в этой игре достался ей не так легко и быстро, как она рассчитывала. Ситуация очень непростая.

— Теперь я совсем ничего не понимаю, — произнес Балфур.

Молдн встала и потянула Балфура за руку.

— Нам надо поговорить с Элспет, а тебе следует хорошенько выспаться, Пейтон. Ты выглядишь очень усталым, — сказала она и подмигнула племяннику.

Балфур вышел вслед за женой из холла и остановился, увидев, что юный посыльный все еще ждет.

— Моя дочь просит передать благодарность, — обратился он к нему и, заметив, что мальчик нахмурился, добавил: — Да, больше она ничего не сказала. Тем не менее ты можешь еще передать своему господину, что он отнял у моей дочери кое-что очень драгоценное и, если в ближайшее время не исправит положения, я отплачу ему в той же мере.

— Балфур! — запротестовала Молди, задержавшись на ступеньках лестницы.

Он пожал плечами и снова двинулся вслед за женой.

— Так этот болван лучше поймет, что его глупость уже не является секретом для нас, и ему придется объясниться.

— Мы еще не знаем, его ли это глупость.

— Но скоро узнаем, — сказал Балфур, направляясь к спальне дочери таким быстрым шагом, что Молди оказалась позади него.

Элспет сидела на кровати, невидящими глазами глядя на брошь, которую все еще держала в руках. Рядом мурлыкал Мадди и терся головой о ее бедро, как будто зная, что ей сейчас необходимо утешение. Она протянула руку и начала поглаживать ему спину. Размеренные движения и громкое урчание кота немного успокоили ее. Элспет не сомневалась, что родители скоро придут к ней, и хотела чувствовать себя достаточно хладнокровной для ответа на все их вопросы.

Кормак написал: «Прости меня». Но за что именно? За то, что обидел ее? Не захотел больше иметь с ней дело? За то, что сам не знал, чего хотел? За то, что напрасно оставался верным клятве, данной женщине, которая не заслуживала его преданности? А может быть, за то, что не нашел в себе силы сдержать страсть? Существовала вероятность, что Кормак сам скоро приедет сюда вслед за своим подарком. Однако Элспет не была уверена, что хочет видеть его. Ей хотелось, чтобы он предпочел ее, а не Изабель, когда та была еще жива. Теперь же, когда эту женщину должны повесить и она окажется навсегда потерянной для Кормака, он готов примчаться к другой со своей драгоценной незапятнанной честью, но это было уже не то. Ее гордость восставала против этого. Сознание того, что она явилась его вторым выбором, стало бы постепенно отравлять ей душу, и в конечном счете она могла бы возненавидеть его и себя.

После короткого и резкого стука в дверь в комнату вошли родители. Отец прикрыл дверь и прислонился к ней, скрестив руки на широкой груди. Строгий взгляд его карих глаз, в которых сквозило и сочувствие, сказал Элспет, что он уже о чем-то догадывается. Когда мать села рядом с ней на кровать и взяла ее руки в свои, Элспет ощутила и ее сострадание. Ей было неловко от такого участия родителей — ведь она уже не маленькая девочка, а взрослая женщина, и их утешение могло лишь немного смягчить боль, но не избавить от нее.

— Элспет, вот уже десять дней мы видим, как ты страдаешь, — обратилась к ней мать, — и не можем больше оставаться в стороне. Скажи, что так мучит тебя? Мы хотим помочь тебе.

— О, мама, боюсь у тебя нет отвара, который залечил бы эту рану, — тихо произнесла Элспет. — Думаю, разбитое сердце будет болеть, пока боль не утихнет сама собой, и никакие мази и повязки здесь не помогут.

— Значит, я был прав, — сказал Балфур глухим, резким голосом, едва сдерживая гнев. — Этот негодяй попользовался тобой, а потом бросил. — Он поморщился, когда жена и дочь недовольно взглянули на него и в их одинаковых зеленых глазах отразилось неодобрение.

— Ты мог бы выразиться помягче, — упрекнула его Молди.

— Правда, — согласилась Элспет. — Да и дело вовсе не в этом.

— Ты хочешь сказать, что он не спал с тобой? — напрямик спросил отец.

Элспет почувствовала, что краснеет.

— Понимаю, что огорчу вас, но я действительно уже не девица. Однако это не вина Кормака. Он не собирался лишать меня невинности, я сама отдалась ему. Поймите, я полюбила его еще с того дня, когда нашла его раненным на землях Донкойла.

— Это детское увлечение.

— Да, возможно, сначала так и было, но это чувство росло и зрело вместе со мной. Когда же Кормак пришел мне на помощь в замке сэра Колина, я с первого взгляда поняла, что он тот человек, который мне нужен. — Она посмотрела на мать и слегка улыбнулась. — Конечно, мне следовало быть более осторожной, мама. Ты была права. А я поцеловала Кормака, как только увидела его. — Она бросила взгляд на нахмурившегося отца. — Я украла этот поцелуй как бы в порыве благодарности за спасение и почувствовала его страсть. Нас охватило взаимное желание, и тогда я окончательно поняла, что люблю его. После этого я решила завоевать и его любовь.

— А ты не могла сделать это, не отдаваясь ему?

— Нет, папа. Понимаешь, он был влюблен в леди Изабель Дуглас и дал ей клятву еще до того, как я нашла его окровавленного в наших владениях. — Элспет увидела, что отец нахмурился еще сильнее, и спросила: — Ты знаешь эту женщину?

— Видел однажды, но очень многое слышал о ней. Она красивая шлюха, похоронившая четырех мужей.

— Ее должны скоро повесить за это вместе с ее любовником, состоявшим в сговоре с ней. Нет, это не Кормак, — поспешила добавить Элспет, увидев выражение тревоги на лицах родителей. — Теперь он знает: все, что говорили об этой женщине, правда. Он был одним из тех, кто подслушал, как она и ее любовник намечали избавиться от ее очередного мужа, а потом свалить вину за это преступление на Кормака, добившись, чтобы его повесили. Пейтон может рассказать вам об этом более подробно.

— Значит, этот парень теперь свободен и может посвататься к тебе, — сказала Молди.

— Ты так думаешь? — Элспет покачала головой. — А что бы ты сказала, если бы папа приехал к тебе только потому, что умерла женщина, которую он действительно любил? И потому, что клятва, которую он давал ей, потеряла значение лишь благодаря виселице? — Элспет заметила, как мать содрогнулась. Затем она рассказала родителям всю свою историю, начиная с момента, когда Кормак появился в замке сэра Колина и спас ее. При этом она, конечно, не говорила, как часто и как страстно они занимались любовью.

— Значит, ты на прощание сказала, что примешь его, если он приползет к тебе на коленях? — удивленно переспросила мать, едва сдерживая смех.

Балфур же откровенно рассмеялся:

— Узнаю мою девочку. Молди покачала головой:

— В этом нет ничего смешного, Балфур.

— Конечно, я смеюсь не над ее болью, а над тем, с какими словами она рассталась с ним. — Он посмотрел па Элспет. — Несмотря ни на что, ты сохранила свою гордость, моя малышка. Однако я все-таки не понимаю, почему ты должна была отдать ему свою невинность.

— Папа, Кормак был влюблен или по крайней мере думал, что влюблен, в другую женщину, — сказала Элспет. — Он любил ее в течение десяти лет, веря в то, что она несчастная жертва, которую несправедливо обвиняют в различных грехах. Кормак чувствовал себя связанным с ней клятвой и являлся к ней каждый раз, когда она звана его. Он был предан ей, хотя знал, что она делила постель со своими мужьями.