Мейв Бинчи - Ключи от рая

— Это действительно национальный позор? — спросил Ник.

— Нет, это совершенно необходимо. Россмор похож на стоянку для машин, и невозможно ни въехать, ни выехать из него. Давным-давно пора это сделать.

— А этот святой источник?

— Это языческая святыня. Считается, что боярышник имеет какие-то волшебные свойства — фермеры никогда не захотят его вырубить. По сути дела — полный вздор.

Ник сказал, что я очень занимательная. И разве не прекрасно, что он живет на расстоянии короткого автобусного маршрута от меня в Дублине?

Он сказал, что всегда хотел научиться садоводству, но думал, что уже слишком поздно, а я сказала, что всегда хотела научиться рисовать, но не знала, с чего начать. И мы оба согласились с тем, что, как бы ни была хороша компания самого себя, вдвоем быть гораздо лучше.

На следующий день, когда мы уезжали, Шэрон шла под руку с Гленном, а Тодд нес чемодан Альмы.

Когда полуголая девушка-служащая сажала нас в автобус, она спросила меня, приеду ли я еще в отпуск для одиноких. Я посмотрела на нее из-под моей широкополой цветастой шляпы и ответила, что в следующем году я не буду иметь к отпуску для одиноких никакого отношения.

Нет, я просто ненавидела возвращение домой из этого отпуска. Понимаете, просто ненавидела. Когда мы набились в автобус из Дублинского аэропорта, меня чуть наизнанку не выворачивало. Я была абсолютно уверена, что все кончилось, что это был курортный роман. Он говорил: «Встречаемся» — или звал меня, а потом все кончилось. Больше нет хороших местечек, куда можно пойти, как в Белла-Аврора. Только безрадостная работа и дождь, а мне никто так не нравился, как Гленн, за всю мою жизнь, а мне уже целых двадцать три.

Как бы то ни было, все прощались и целовались друг с другом, и рассказывали, как видели друг друга в таком-то и таком-то клубе, а Гленн стоял и смотрел на меня. Я молила Бога дать мне возможность думать о чем-то еще взамен того, что мелькало у меня в голове: «Не бросай меня, пожалуйста, Гленн» или «Все будет у нас хорошо, даже когда приедем домой и должны будем ходить на работу…». Я могла думать только об ужасных условиях, в которых я живу, о чем парни не любят слышать.

В конце концов я сказала: «Вот мы и побывали здесь», что было не особенно остроумно. Понятно, что мы были здесь. Где еще мы могли быть?

Гленн улыбнулся:

— Конечно, мы были.

— Было очень весело. — Я надеялась, что мой голос звучит ровно, не слишком громко, не слишком тихо.

— Да, но все еще не кончилось, так ведь? — тревожно спросил Гленн.

— Это невозможно, — ответила я, деланно улыбнувшись.

В этот момент к нам подошла попрощаться Вера.

— Ник возвращается домой только на следующей неделе, он пробудет здесь на неделю дольше, чем мы, а я собираюсь устроить в своем доме что-то вроде встречи друзей. Вы приедете? Тодд и Альма собираются. Мой адрес у вас есть, так что приглашаю вас в субботу на следующей неделе на Chez Вера. Как насчет восьми?

— Шоу Вера? — глупо спросила я.

Она ужасно милая, эта Вера, она никогда не поставит тебя в неловкое положение.

— Это такое дурацкое выражение. Оно означает… дома у кого-то, Chez Вера — значит, в моем доме, Chez Шэрон — в твоем доме… Мы просто так говорим уже давным-давно. — Она, в этой своей нелепой шляпе и старомодных джинсах, виновато посмотрела на нас.

Она помахала нам рукой, потому что ей пора было садиться в свой автобус. Смешная маленькая женщина, которая всем ужасно понравилась, — и у нее тоже закончился отпуск.

Гленн сказал, что его брат и несколько приятелей возвращаются из Санта-Понцы, они будут примерно через час, и он собирается встретиться с ними в баре. Они предложили подбросить его к нему домой. Не хочу ли я подождать, и они отвезут меня к себе домой?

Я была бы готова ждать очень долго, только бы наш курортный роман продолжился в Ирландии так же, как здесь, под этими голубыми небесами. Но пригласить Гленна ко мне домой было невозможно. Дело не в том, что Гленн недостаточно хорош, просто нужно было примерно месяц работать, чтобы привести наш дом в приемлемый для приглашения гостей порядок. Я не кокетничаю, ничего подобного, но такой уж у меня был дом.

Весь сад зарос одуванчиками и завален старыми железяками, которые нельзя выбрасывать. Кухонное окно заколочено досками, после того как папочка последний раз выбрасывал вещи, и до моего отъезда никто и не собирался вставлять стекло. Краска везде облупилась. Если бы я приехала с Гленном и он увидел, что творится в моем доме, он упал бы в обморок.

Поэтому я сказала: нет, мне пора ехать, но я надеюсь скоро о нем услышать. И я села в автобус и проплакала всю дорогу до дома.

Мама готовила ужин. Она выглядела усталой, как всегда, другой я ее не помнила.

— Не беспокой отца сегодня, — были ее первые слова.

— Он опять в запое? — спросила я.

— Ему немного не повезло, Шэрон, будь хорошей девочкой и не расстраивай его. У тебя только что были отличные каникулы, а у нас тут не очень весело?

Ответа у меня не нашлось.

У моей мамы не было ничего, только собачья жизнь и опостылевшая работа, уборка офисов с четырех до восьми утра, а потом еще мытье посуды в кафе, где целый день подают завтраки. У меня только что было четырнадцать дней солнца, и вина, и веселья, и я встретила потрясающего парня. У меня не было причин огорчаться.

Я изобразила улыбку, когда папочка вошел, громко ругаясь из-за какой-то лошади и так называемых друзей, которые сильно подвели его.

— Хорошо было, Шэрон, за границей-то? — спросил он, недовольно глядя на меня.

— Да, папа, мне очень понравилось, — сказала я и увидела, как успокоилось мамино лицо. На самом деле моя поездка была результатом тяжелого труда. Я откладывала по двадцать евро в неделю из тех денег, что зарабатывала в химчистке, и так копила тридцать семь недель! Все для того, чтобы оплатить этот отпуск и несколько нарядов.

Отец никогда не мог скопить ничего. Мама вполне могла, но все уходило на нас, и на дом, и на новые рубашки отцу в связи с тем, что он постоянно ходил на собеседования, чтобы получить работу.

Мои младшие братья пришли пить чай, и я достала для всех большую коробку итальянских бисквитов, которую привезла, и папочка окунал их в свой чай, потому что у него были плохие зубы и он ненавидел еду, которую надо было жевать.

Разве возможно предположить, что я могу привести сюда Гленна? В эту комнату, где на всех спинках стульев сохнет старая одежда, а по всему полу разбросаны газеты, открытые на страницах с объявлениями о скачках. Без скатерти на столе. Эта мысль вызвала у меня дрожь.

На следующий день я вышла на работу в химчистку в своей форменной одежде и ощущение было такое, что я никогда не была в отпуске. Девушки, которые работали там, отметили мой отличный загар, но клиенты никогда ничего не замечали. Они беспокоились лишь о том, чтобы бесследно удалить пятно от красного вина на белой кружевной блузке, или о том, как удалить смолу с дорогой юбки, в которой кто-то прислонился к сосновому стволу.

Потом я подняла глаза и увидела Гленна, стоящего у прилавка.

— Тебе идет желтый цвет, — сказал он, и неожиданно я подумала, что все будет хорошо. Он не забыл меня, он не собирается меня бросить.

Он работал на своего дядю, который был строителем, и трудился совсем неподалеку. Он сказал, что мы можем встречаться каждый день. Вопрос о том, где мы сможем проводить каждую ночь, решим позднее. Он был одним из шестерых детей, поэтому в его доме не было места, так же как не было в моем.

А потом даже клиенты начали замечать меня. Они говорили, что я — сама улыбка и само хорошее настроение. Девушки, работающие со мной, сказали им, что я влюблена, и им было приятно это слышать. В окружении жирных пятен, растворителей и материи, которая сминается, как только ты подумаешь об этом, было приятно и успокоительно подумать о любви хотя бы пару мгновений.

В следующую субботу мы пошли к Вере. Это была очень приличная часть города, и я не думаю, чтобы ее жители когда-нибудь видели в своем районе людей вроде меня с Гленном или Тодда с Альмой. Вера жила в трехэтажном доме, слишком большом для нее и ее рыжего кота Ротари. Конечно, Ник тоже мог бы жить с ней, если все пойдет на лад. У них все было в разгаре, и он, очевидно, навещал ее каждый день после ее возвращения. Он очень много смеялся над ее шутками и объяснял нам, что она чудесная женщина. Когда он говорил «чудесная», он закрывал глаза.

Ник, оказывается, снял квартиру на расстоянии автобусной остановки от дома Веры. Конечно, он мог переехать к ней и жить в таком большом доме. Они очень подходят друг другу и могут даже пожениться.

Вера приготовила много спагетти по-болонски, а Ник приготовил большой торт со взбитыми сливками и кучей клубники, и всем было хорошо, за исключением Альмы, которая шепнула мне, что Тодд, по некоторым признакам, остывает к ней, и это было плохой новостью. Когда Тодд сказал, что он должен уйти пораньше, Альма собралась идти с ним, и это выглядело так, будто она навязывается ему. Можно было видеть, что он раздосадован, и это обеспокоило бедную Альму еще сильнее.

Под конец мы с Верой мыли посуду, а Гленн помогал Нику обрезать ветви вереска и ежевики, которыми заросла задняя дверь в доме.

— На вас с Ником приятно смотреть, — сказала я, вытирая тарелки.

— Да, он очень, очень хороший человек, — ответила Вера, довольная моим замечанием.

— И вы будете жить вместе? — спросила я. Такой вопрос Вере можно было бы задать, даже если бы ей было около девяноста.

— Нет-нет, мы не будем этого делать, — неожиданно ответила она.

Я почувствовала себя неловко.

— Я не имею в виду секс, — сказала я, стремясь загладить свою вину, — я имею в виду дружеское общение.

— Нет, в смысле секса проблем нет, возможно, после вашего ухода мы снова займемся сексом, — прозаично ответила Вера.

Я поинтересовалась, в чем же тогда проблема. У него есть жена или другая женщина, которую он прячет? У него куча детей, которые не хотят отпускать его к Вере?

— Все совершенно не так. В этом смысле все в порядке. Когда вам уже достаточно много лет, кажется, что вам не хочется менять свою жизнь, или вы не можете изменить ее так, как вам хочется. Должно быть привычное пространство, а ваши собственные вещи должны быть на своих местах.

— Я не понимаю. Разве это важно, где должны быть мои вещи, если я живу с парнем, от которого без ума? — спросила я.

— Да, но, может быть, ты не имела стольких вещей, и они не стояли на своих местах так долго, как мои.

— В чем же дело? — спросила я.

— О, Шэрон, все трещит по швам. Я не могу вынести, когда Ник касается некоторых вещей, таких как мой гербарий или мои коробки с вырезками, которые я однажды наклею в альбом. А он очень беспокоится о своих тюбиках с красками, даже таких старых, из которых ничего нельзя выдавить, о старых рваных блокнотах для зарисовок, о коробках с письмами. Все это он когда-нибудь выбросит, но не сейчас. Мы не можем себе позволить погрузиться в это, Шэрон, мы сражались неделю. То, что у нас есть, более важно. Мы не можем рисковать этим ради того, чтобы жить вместе.

Мы с Гленном говорили об этом всю дорогу на обратном пути. Казалось, эти два хороших человека тратят отпущенное им время впустую. Мы вздохнули. Мы ничего не имели. Мы так хотели жить вместе, и ничто этому не препятствовало. Правда, у нас не было денег, и нам негде было жить.

— Нельзя ли поселиться у тебя, Шэрон? Разделить с тобой комнату? В конце концов, у тебя есть своя комната, а у нас с братом одна на двоих, — сказал Гленн.

— Нет, Гленн, поверь мне, нет. Не получится. Мой отец — пьяница и игрок.

— Ничего, мой — религиозный фанатик. Говорю тебе, это не важно.

— Это важно, если ты там живешь.

— Я могу внести деньги, можно?

— Нет, Гленн, отец просто станет больше пить.

— Что же нам делать? — Гленн расстроился.

— Мы что-нибудь придумаем, — сказала я с уверенностью, которой на самом деле не чувствовала. Я представила мамину жизнь и решила, что никогда не буду жить так, как она. Она готовила, стирала, чистила и носилась вокруг папочки и братьев все время, оставшееся после уборки офисов и мытья жирных тарелок.

«Я вполне счастлива, Шэрон, — говорила она, если я ее об этом спрашивала. — Я имею в виду, я люблю его, и мы не должны забывать, что он не гулял, когда я вас носила».

Двадцать четыре года она благодарна ему за это и называет это любовью, а он принимает это как должное.

Время от времени я встречала Альму. Она сказала, что Тодд определенно видится с кем-то еще, но она любит его и сделает все, чтобы его вернуть. Он встречается с другой женщиной, и она знает это, но тем не менее прощает ему, потому что любит.