– А давно дядя Леша у вас обедает?

– Так, сейчас скажу, – задумчиво поднял мальчишка глаза к потолку. – Я тогда еще в первом классе учился, а сейчас в третьем.

– Значит, два года уже, – медленно покачивая головой, глянула в ее сторону Ольга.

– Ага. Получается, два года. А сейчас папа, когда приезжает, мне по телефону звонит. Мы гуляем, в кафе где-нибудь сидим. И просто так мы часто перезваниваемся. Он мне новый телефон купил, такой классный. Ой, а на день рождения папа поездку в Диснейленд подарил! Так классно! Мы с мамой ездили! Хотите, фотки покажу?

– Давай! – подпрыгнула на диванчике Ольга.

И снова Ирина глянула на подругу удивленно – никогда не наблюдала в ней такой оживленной искренности: глаза блестят, щеки разрумянились, и вся будто натянутая струна.

– Только пойдемте в мою комнату, а то фоток много, я все их сюда не принесу!

– Пойдем…

Ольга быстро подскочила из-за стола, пошла вслед за Егором в его комнату. Ирина еле догнала подругу в дверях, тронула за плечо, шепнула в ухо:

– Может, хватит уже? Ну чего мы мальчишке допрос устраиваем! Нехорошо как-то. Он же не знает, кто мы такие…

– Ой, да погоди, – небрежно отмахнулась подруга. – Погоди, сейчас…

В маленькой комнатке Егора все было очень аскетично, но довольно уютно устроено. Тахта, письменный стол с компьютером, платяной шкаф, полки с книгами. На стене – постер к фильму про Гарри Поттера. Ольга с размаху плюхнулась на тахту рядом с Егором, принялась листать альбомы с фотографиями.

– Вот, смотрите, это замок Спящей красавицы. Но все ерунда, это для малышни скорее. Там дальше интереснее будет, – возбужденно комментировал Егор, в нетерпении перебирая пальцами. – А здесь разбойники из диснеевских мультиков – видите, это я с ними?

– Ага, классно получился.

– Это я с ковбоями. Это хижина Робинзона Крузо. Вот, самое прикольное! Это индейцы майя!

– Ух ты-ы-ы-ы… Страшные какие…

– Да не, они вовсе не страшные! Там пещера такая была, нас туда потащили… А потом на лодку пересели и плыли по реке подземного города, представляете?

Он поднял на Ольгу сияющие восторгом глаза. Та кивнула головой, проговорила с придыханием:

– Ага… Здорово… Что, прямо настоящая река была?

– Да самая настоящая! Правда, правда! А это, смотрите, самый классный аттракцион – пираты Карибского моря! Вот Джек Воробей, а это Гектор Барбаросса. Они почти как самые настоящие, я бы не отличил!

– Ух ты-ы-ы…

Ира стояла, прислонившись к косяку двери, пытаясь сдержать слезы. И вовсе не была им причиной информация, полученная Ольгой от мальчишки так изысканно-вероломно. Впрочем, о какой вероломности может идти речь? Похоже, пропала подруга, провалилась в обаяние этого мальчика, сына Игоря. Да и немудрено – вон какие глазищи искренние.

Да и сама по себе информация о присутствии в жизни семьи «дяди Леши» казалась отсюда мелкой, неважной. Не в ней было дело. Что-то особенное происходило у нее внутри: вдруг лопнул нарыв, ушла боль. Потому что никакая боль не сравнится с болью этого мальчика, с вечной тоской по отцу.

Она прижала кулак ко рту, пряча дрожащие губы. И впрямь – еще разреветься не хватало, напугать мальчишку! И заставила себя прислушаться к диалогу.

– …А компьютер мне тоже папа подарил. И еще ролики, и велосипед. Бабушка говорит, что он меня подарками забаловал до неприличия. И еще какое-то слово говорит, обидное такое, я забыл… О, вспомнил, – откупается. Хм… Смешно, правда? Как это – папа от меня откупается? А мама почему-то плачет.

– Я думаю, бабушка не права, Егорушка. Папа просто очень любит тебя.

– Да я знаю! А бабушка все равно ворчит! И чего ворчать, непонятно? Ну, не женился папа на маме. Он мне объяснил почему! У нас был взрослый разговор, как у мужчины с мужчиной!

– И… почему?

Ох, Ольга, ну куда тебя несет, хватит уже. Что ж ты копнула так глубоко, нельзя! Это уже невыносимо, в конце концов.

– Так у него же, кроме меня, еще две дочки есть! – тихо-доверчиво сообщил Егор, глядя Ольге в глаза. Будто сокровенную тайну открыл. Она кивнула чуть, глядя на мальчика молча. А Егорка так же тихо продолжил: – Им же тоже папа нужен, правда? Девочкам даже больше, чем мальчикам!

– А, вон в чем дело, – прозвучало у Ольги вполне уважительно. – Выходит, ты им как бы уступил, по-мужски, да?

– Ну да. Папа сказал, что, когда я вырасту, обязательно со своими сестрами познакомлюсь. Как думаете, они ведь обрадуются, что у них брат есть?

– А то… Конечно, еще как! Это ж такое счастье, когда брат есть!

– И еще у папы жена есть. Ну, то есть другая тетя, не мама. Папа говорит, она хорошая, добрая. И еще говорит, что жизнь – очень трудная штука и не всегда отец и сын могут вместе, в одном доме жить. Это же не главное, чтобы по-настоящему, вот прям совсем по-настоящему вместе жить, правда? Можно ведь и так знать, что у тебя папа есть?

– Да, папа очень тебя любит, Егорушка.

И снова резануло по сердцу это дважды произнесенное – по-настоящему, вот совсем прям по-настоящему. И не сдержалась, всхлипнула тихо, зажав рот. А еще взмолилась мысленно – не заплачь, Ольга! Вон как у тебя голос сел до хрипоты, до слезной ноты. Подними голову, глянь в эти огромные синие глазищи, улыбнись, если сможешь.

Подруга вдруг подняла руку, провела ласково по вихрастой мальчишечьей голове, дрогнула полуулыбкой. Потом притянула к себе, прижалась губами к макушке, вдохнула глубоко и задержала дыхание, будто пытаясь запомнить запах…

– Ладно, Егорка, нам пора. Тебе еще уроки делать, наверное. В школе много уроков задают?

– Не, не много. Да я способный, быстро все делаю. Ой, а как вас зовут, я даже не спросил! Что маме сказать, кто в гости приходил?

– Да ты ничего ей не говори, Егорка, пусть это будет наша маленькая тайна, идет?

– Идет.

– Ну, пока. Смотри, больше никому так с разбегу дверь не открывай!

– Да я знаю. Если мама узнает, ругать будет. Потому и впрямь не скажу, пожалуй…

Подруги молча спустились по лестнице и вышли из подъезда. На улице накрапывал мелкий дождик, грозясь перейти в основательный ливень. Сели в машину, и забарабанили крупные капли по крыше – дождь собирался нешуточный.

Ольга нервно повернула ключ зажигания, включила «дворники», обернулась назад, примериваясь, как выехать со стоянки.

– Может, дождь переждем, потом поедем, а?

– Нет. Чего здесь высиживать-то? Все, что надо, уже высидели. Поедем.

Город под дождем выглядел совсем жалкеньким, скукожился серыми пятиэтажками. Улицы были пусты, редкие прохожие прятались под зонтами, и ветер, налетая, как коршун, норовил вырвать из рук хрупкие приспособления. Но на центральной площади исправно работал фонтан.

Выехали на трассу, дождь приутих. Ровно жужжали «дворники», разгоняя капли на ветровом стекле. Ольга молча вела машину, но вдруг спросила, резко, неожиданно:

– Ну что, довольна?

Не хотелось ничего говорить. Да и вопрос прозвучал несколько странно. Какое может быть довольство или, наоборот, недовольство, когда внутри бог знает что творится.

– Чего молчишь? Видишь, не зря съездили! Все, что хотели, выяснили.

– Что мы выяснили, Оль?

– Как это – что? Получается, твоему Громову еще два года назад неизвестный дядя Леша отставку дал. Так что можешь не беспокоиться, он теперь полностью твой, со всеми потрохами. А то, что было, то было. Можно и забыть за истечением срока давности.

– А разве у предательства есть срок давности, Оль?

– Ну, опять завела свою волынку. Надоела уже с этим предательством, Ир! Больше думать ни о чем не можешь, да? И это после всего, что видела?

Ольгины вопросы звучали с явным раздражением. И она понимала сейчас природу этого раздражения! И была согласна с ним! Бог знает чего она опять с этой волынкой…

– Не злись. Я сейчас вообще ни о чем думать не могу.

Но Ольгу уже несло:

– Я не пойму, у тебя такой жизненный принцип, что ли? Что бы ни случилось, но любимую рефлексию на произвол судьбы не брошу? Никогда не предполагала, что ты такая зануда! А впрочем, твое дело. Живи своей обидой дальше, намазывай ее на хлеб с маслом. Видно, тебя ничем не пробьешь…

Голос становился все более холодным, отрывистым, злым. Таким, что хотелось загородиться от него ладонями. Ирина проговорила тихо, обиженно:

– Зачем ты так?

– А как надо? Ты что, от меня до сих пор сочувствия ждешь, вселенского понимания? Ах, бедной подруге муж изменил? Ах, сволочь какая?

– Нет. Я вовсе не напрашивалась на такое благо. И вообще – ни о чем тебя не просила. Сама как-нибудь в своих рефлексиях разберусь.

– Да разбирайся на здоровье, а с меня хватит. Не зря в народе говорят – не делай добра. Вернее, не лезь со своим добром в чужое занудство. Потому что вместо благодарности ответное занудство получишь.

– Ну, если ты жаждешь благодарности… Спасибо, конечно.

Ольга замолчала – снова повисла меж ними холодная злая пауза. Обе напряженно глядели в ветровое стекло, по которому равнодушно двигались «дворники», исполняя свою механическую работу. Вжик-вжик, вжик-вжик… Хоть какой-то звук в неловкой тишине. Наконец подруга произнесла тихо, без прежнего раздражения:

– Дура ты, Ира, вот что я тебе скажу. Зажравшаяся, избалованная благосклонностью судьбы дура. Все тебе судьба щедро отвалила – и любовь, и детей…

– Да. Любовь, это да, это конечно! Особенно любви мне судьба много отвалила. Так много, что делиться пришлось.

Не хотела, а получилось довольно грустно, с долей язвительной насмешливости. Надо же было хоть что-то ответить! Ольга вдруг резко съехала на обочину, остановила машину, развернулась к ней всем корпусом:

– Да, именно любви! Потому что любовь – это не только когда тебя любят! Главное, чтобы она в тебе самой была, понимаешь ты это или нет?! Не бывает для женщины большего счастья – самой любить! И поверь мне, я знаю, что говорю! Потому что сама этого дерьма нахлебалась – во!

Ольга чиркнула ухоженной ладонью по горлу, бриллиант на безымянном пальце сверкнул хищной ледяной искрой. И задрожала вдруг, прикрылась ладонями, пряча исказившееся слезной судорогой лицо.

Ирина растерялась, смотрела не нее, не понимая причины столь резкой перемены. Дотронулась до дрожащей ладони, пролепетала испуганно:

– Что ты, не надо…

– Отстань! – отняла ладони от лица Ольга. – Не трогай меня! И без того всю душу разбередила, дура! И зачем я с тобой только связалась! Тоже голубь мира нашлась, мать твою…

Слезно шмыгнула носом, потянулась на заднее сиденье, вытянула из сумки салфетку, смяла в ладони. Резко вдохнула воздух и снова затряслась в слезном злом приступе:

– Если б ты знала, Ирка, как мне тяжело… Ты ж обо мне ничего не знаешь, вообще ничего! Думаешь, я такая вся из себя белая и пушистая, что ли? Жена успешного любящего мужа-бизнесмена, любительница красивой удобной жизни? Да видела я эту жизнь в гробу вместе с успешным любящим мужем-бизнесменом!

– Но он и в самом деле тебя любит. Разве не так?

– Да любит. Если уж совсем красиво сказать – любовью больной, мучительной и странной. Да не смотри на меня так! Любит и сам себе простить не может… Идиот… Лучше уж никак, чем так…

Высморкавшись в салфетку, приспустила оконное стекло, бросила ее в дождь. Сырой холодный воздух ворвался в салон, огладил прохладой их разгоряченные лица. Пристроив затылок на подголовник, Ольга закрыла глаза, принялась рассказывать тихо, будто жалуясь самой себе:

– Это я там, Егорке, ляпнула, что с отчимом жить хорошо. Ага, сказка прям душевная, все мое детство и юность испоганившая. Мне и десяти лет не исполнилось, как он, сволочь, меня лапать начал. Я сначала не поняла ничего, с подружкой посоветовалась. Она говорит – матери расскажи. Ну, рассказала. А она мне – оплеуху. Представляешь? С тех пор я дома старалась меньше бывать. После уроков хожу, брожу по улицам или во дворе сижу, пока в кухонном окне ее суету не увижу. Любила она этого подлеца, каждый вечер котлетки ему наворачивала. Так мне и запомнилась – с мясорубкой. А где дочь пропадает – ей и дела не было. Такая вот материнская любовь мне досталась, не шибко качественная. Нет, с виду-то все хорошо было – вполне благополучная семья. Новый год с елкой, дни рождения, мамино пузо беременное. К тому моменту, как я школу окончила, они еще двоих успели настрогать. Ох, как я тряслась, помню, когда мать в роддоме лежала! Чего только не придумывала, чтобы дома не появляться…

– Оль, а может, показалось? Ну, что он тебя лапал. Может, просто приласкать хотел?

– Ага, приласкать… Тебя, когда отец в детстве ласкал, за интимные места трогал?

– Я без отца росла. Мне два года было, когда он от мамы ушел.

– Ну, так и не говори тогда, если не знаешь.

– А отчим у меня тоже был. Но ничего такого – даже близко.

– Повезло, значит. Я ж говорю – везучая. А надо мной прямо какой-то рок в этом смысле висит. Школу окончила, мать с отчимом сели напротив – рожи умильные, как на картинке про хороших родителей, – спрашивают: ну что, доченька, как будешь в жизни определяться? Пора и самостоятельную жизнь начинать. Учиться, работать пойдешь? Хотя в нашем поселке ни техникумов, ни институтов не имеется, да и работы никакой нет. Может, в город поедешь? Кивнула – да, мол, конечно. Я по натуре девчонка тихая была, стеснительная, да еще и внутри страшно запуганная. Но, в общем, поняла, что как ни крути, а сваливать надо. Вырастили, выкормили, долг родительский исполнили, все, лавочка закрывается. Дальше сама, как хочешь. С глаз долой из сердца вон. Приехала в город с чемоданчиком. А дальше уже и вспоминать не хочется…