…После встречи с моим папой Илья сказал мне: «Я тебя люблю».

Тебе, Ася, он никогда не говорил «я тебя люблю», а мне сказал!

Здравствуй, Зина.

Я понимаю.

Ася.

Здравствуй, Ася.

Нет! Ты не понимаешь! Никто не может понять другого человека.

Папа разрешил Илье брать почитать книги.


…При следующей встрече Илья еще раз закинул в Писателя крючок своего необыкновенного обаяния и вытащил – книги. Ни будущее Ильи, ни рукопись не упоминались, словно и не было никакого разговора о журналистике, и никакой рукописи не было найдено на диване, но Илье фантастически, невероятно повезло – Зинин отец допустил его к своей библиотеке.

Зинин отец разрешил читать свои книги чужому, пусть даже славному, влюбленному в литературу мальчику – это было чрезвычайно странно. Он нервничал, злился, постукивал по столу, когда чужие глаза начинали шнырять по полкам, а уж дать почитать – никому, никогда!.. А тут вдруг – пожалуйста, приходи и бери, прочитаешь – меняй на другую, как в районной библиотеке. Необъяснимо. Ну, разве что его растрогал рассказ о маленьком октябренке, которого дразнили «девчонкой-печенкой».

Только полностью погруженный в литературу человек, не прочитавший еще Платонова, Набокова, Булгакова, может представить себе изумление, восторг, ошеломление, дрожь в теле и туман в голове, когда тебе говорят – приходи и бери Платонова! Набокова! Булгакова!..

Илье разрешалось взять одну книгу, только одну и никогда две. Он медленно бродил вдоль полок, рассматривал книги, вытаскивал одну, гладил, открывал, подчитывал, как будто надеясь схитрить и прочитать ее прямо тут, у полок, вздыхал, ставил обратно и вынимал другую. Некоторые книги нельзя было выносить из кабинета, например сборник Булгакова 1925 года «Дьяволица», библиографическую редкость. Илья смотрел на Зининого отца просящим взглядом «я только глазками», тот отвечал возмущенным взглядом «ты же не можешь читать прямо тут, в кабинете!».

Илья мог читать прямо тут, в кабинете. Если бы ему разрешили, он поселился бы в кабинете под столом. Домработница тетя Ира называла Илью «этот, хорошенький, который у нас на абонементе».


И вдруг… Все всегда происходит «вдруг». Спустя две недели «абонемента» вдруг…

– Знаешь, что происходит с человеком, чей первый роман прочитал знаменитый писатель? От которого зависит все? – шепотом сказал Илья. – Что было с Пушкиным, когда старик Державин его заметил?.. С Гоголем, когда Пушкин его все-таки принял?.. С Мопассаном, когда его похвалил Стендаль?.. С тобой, когда тебе ставят пятерку за сочинение?!

Зина пожала плечами:

– Я думаю: «Все правильно, у меня и должна быть пятерка».

– Ну, а мне хочется плакать, кричать, смеяться, взлететь!..Неужели он так и сказал – «талантливо»?! Ты точно не врешь?

– Вру, – кивнула Зина, – я вру из жалости, на самом деле он сказал «ужасно». Сколько раз повторять: он – сказал – «весьма талантливо». Папа вчера вечером взял, а утром вернул! Всю ночь читал. Он никогда не читает начинающих, в лучшем случае проглядывает начало и финал, а тебя всю ночь читал!..

– Всю ночь! Читал!..Я гениальный! Талантливый! Я хороший! Неплохой! Я – не самый ужасный! Я – присылайте нам ваши новые произведения, – веселился Илья.

Она солгала. На самом деле отец отозвался о романе не равнодушно, но и не так горячо. Он сказал: «В таком виде никому не нужно, но есть дар, и можно развить».

Зина и сама очень внимательно прочитала роман. В романе Ильи были приведены рассуждения Толстого о том, что есть любовь, а что половое чувство, и посреди реальных исторических персонажей была вымышленная героиня, воплощение чистоты, совершенно равнодушная к полу. Зина прочитала и подумала – эта девушка похожа на нее, надо же, как совпало!..

– Между прочим, я в этом радостном событии не последний человек! Это вообще-то я все устроила!..

Илья словно не услышал или не захотел говорить об этом. Помолчал, затем показал Зине книгу, которую держал в руке, – смотри, что я взял у твоего папы, Мариенгофа…

– Ты мог бы сказать мне «спасибо»!.. – потребовала Зина. – Скажи мне «спасибо»!

– Спасибо, Зина, ты можешь испортить любую радость, – сердито сказал Илья. – Нет, ну какой у тебя все-таки плохой характер! Требуешь формального «спасибо», как будто не понимаешь, как я тебе благодарен, особенно за это… – Илья показал на Мариенгофа. И ехидно добавил: – Знаешь, Зина, ты очень странный женский экземпляр. Ты красивая, у тебя манеры… ты сама прекрасно знаешь, какое производишь впечатление, и при этом у тебя комплексы размером с дом! Все время болезненно следишь, достаточно ли тобой восхищаются, как будто делаешь смотр своим солдатикам. К тому же у тебя просто плохой характер: ты высокомерная, холодная, злая, ты не такая, как Ася! Я тебя люблю.

– Хватит меня анализировать… – обиделась Зина. – …Что?.. Что ты сказал?.. Это откуда цитата?

– Я тебя люблю, – повторил Илья, глядя на книгу, как будто сказал «люблю» Мариенгофу.

– Папа уже разговаривал… с теми, от кого зависит, когда твой роман напечатают, – заторопилась Зина.

Она опять солгала. Отец ни с кем не говорил о романе Ильи. Услышав это неожиданное «я тебя люблю», Зина не смутилась, не удивилась, не обомлела от счастья – не почувствовала ничего, что полагается чувствовать, когда говорят «я тебя люблю», только страх, страх, что Илья любит Асю больше, чем ее… Ей захотелось что-то дать Илье взамен «я тебя люблю», как будто для его любви было недостаточно ее самой. Илья же сказал – у нее комплексы размером с дом.

…Когда отец сегодня утром сказал «есть дар», на Зину мгновенно накатил душный жар. Отец никогда еще не говорил так определенно – дар. Обычно он говорил – «несусветная чушь, очередная бездарность» или, в крайнем случае «не так страшно, как можно было бы ожидать»… Значит, Илья действительно гений…

…Гений, но – Асин!.. Нечестно, что все лучшее – Асе! Она должна отнять его у Аси, во что бы то ни стало вырвать ее руку из его руки и вставить свою, как в детстве – тянуть чужую игрушку, пока не отнимешь!

Зина.

P. S.

Ну, гадость же, какая гадость!

Я была не хуже других, – хорошая девочка с нормальными понятиями о добре и зле. Папа вырастил меня на хороших книгах, ненавидела Карабаса, презирала Дуремара, хотела быть как герои советских детских книжек. Илья говорит, что все эти советские детские книги создавали для детей моральные императивы, четко определяя некий кодекс – что хорошо, а что плохо. В общем, папа не учил меня, что, когда хочешь получить чужое, нужно царапаться и кусаться, – и взять, что хочется.

На мне тогда была твоя синяя юбка и наш самый любимый свитер, зеленый с синим воротником, мне его мама из Венгрии привезла.

Привет, Ася!

– Зачем ты мне рассказала? Лучше бы я не знала, – сказала Ася. Та, первая вспышка отчаяния, когда ей показалось, что за ее спиной происходит другая любовь, не повторилась, и теперь она просто пыталась примениться к новым обстоятельствам, – может быть, лучше не знать?

– А если бы я промолчала, ты бы сказала, что я предатель?!..Промолчать и правда было бы не вполне порядочно… – сказала Зина строгим голосом, каким объясняла Асе алгебру и физику. – Кстати, выражение «не вполне порядочно» не имеет смысла, порядочность, как осетрина, не бывает второй свежести, а только первой. А я порядочный человек.

Ася посмотрела на Зину с сомнением, как на бандероль, которая пришла к ней по ошибке.

– Я больше не буду с ним встречаться… Он твой… – сказала Ася.

Девочки делили Илью, как в детстве последнюю конфету. Зина отдавала мрачно, боялась – отдаст, а вдруг потом сама захочет? Ася отдавала с размаха – на, возьми, и так же легко забирала обратно.

– Илья спит со мной, а тебе говорит «я тебя люблю»… – в который раз повторила Ася. – Он спит со мной, целует меня, и ни разу не сказал мне «я тебя люблю», а тебе сказал!.. С тобой спать нельзя, с тобой другие отношения… Ты его Прекрасная Дама!..

– Зато у него к тебе страсть, а я не вызываю у него вообще никакого желания, он даже за руку меня ни разу не взял… – возразила Зина. – У нас как в психологическом романе начала века… Или нет, это Айрис Мердок. Смутные желания, неосознанные мотивы, герой любит обеих, к одной у него страсть, а с другой…

– А с другой… он думает, что любит ее, а на самом деле он любит книги… – засмеялась Ася. Во всем, что не касалось уроков, у Аси был очень быстрый ум. Она смеялась – это был единственный способ не плакать, и все уступала и уступала Илью Зине. – Хочешь? Хочешь, бери его себе?..

– Хочу, – деловито сказала Зина. – Ну что, договорились?.. А может быть, мы обе с ним расстанемся?

– Да, лучше мы обе, – согласилась Ася. – Я позвоню и скажу ему…

Телефон стоял на столике в прихожей. Зина вытолкнула Асю в прихожую, протянула ей трубку – звони.

– И позвоню!.. – решительно сказала Ася. – И скажу: «Дорогой Илья, мы обе не хотим больше тебя видеть, привет тебе от Айрис Мердок».

Ася набрала номер, подержала трубку в руке, осторожно положила на рычаг, тоскливо сказала:

– И я больше никогда его не увижу?

Зина обняла Асю, погладила ее по голове.

– Ася?.. Завтра последний экзамен.

…Обе, и Зина, и Ася, получили на экзамене по английскому пятерки, Зина успела написать и свою тему – «Ленинград – город трех революций», и Асину – «Успехи СССР в покорении космоса». Они уже были, можно сказать, студентки. Зину ждали на филфаке, будто она будущий лауреат Нобелевской премии, Асю ждали в Академии художеств, – у всех членов приемной комиссии были работы Асиного отца.

Зина.

P. S.

Ася?..

Наверное, ты права… Ты права. Илья сказал «люблю» не мне, а папиным книгам. Он влюбился не в меня, а в папины книги: в Платонова, Замятина, в «Доктора Живаго», «Воспоминания» Надежды Мандельштам, изданные в Нью-Йорке, в ее «Вторую книгу», изданную в Париже, ее нельзя было выносить из кабинета.

«Доктора Живаго» Илья прочитал, потом вернул, но не смог окончательно расстаться, – еще раз взял-прочитал-поменял у папы на другую книгу. А потом уже просто приходил и подчитывал. Некоторые страницы он знает наизусть, как стихи, – выучил в туалете у нас дома, бегал в туалет с книжкой и сидел там, пока мама или тетя Ира не начинали покашливать у двери.

Так и менял, пока не выучил наизусть.

Ася!

Ася хотела нарядиться на выпускной вечер первоклассницами – школьные платья, белые передники, огромные белые банты, но Зина не согласилась, и они были в нарядных белых платьях, как положено. У Зины платье с рукавами-фонариками и пышной юбкой из особенного отдела не для всех в Гостином дворе, – во двор, направо, на второй этаж, у Аси платье с рукавами-фонариками и пышной юбкой из Америки, – Жанна-Марианна купила у спекулянта.

Выпускники на сцене, родители в зале. Зинин отец, такой знаменитый, учителя и родители на него пальцем показывают: «Смотри, кто это…» – «Неужели это он…», рядом Зинина мать в вечернем платье, полная гордости, но не дочерью-отличницей, а знаменитым мужем. Сидят в первом ряду.

Асин отец – на него пальцем не показывали, но все, кому нужно знать, знали, какой он знаменитый, рядом с ним его любовница Жанна-Марианна в джинсах и красном кожаном пиджаке, нарядная, взволнованная. Рядом с Жанной-Марианной Илья. Сидят в последнем ряду, с краю.

Девочки, Зина и Ася, ждут, когда Асю пригласят выйти вперед и торжественно выдадут аттестат. Зине аттестат уже выдали – одной из первых, она же отличница, гордость класса. Учительница литературы смотрит на них неодобрительно – даже на выпускном вечере они болтают не переставая, ни-ка-кого уважения ни к че-му! Вот скажите, – неужели за десять лет не наговорились, о чем им разговаривать?!

О чем они разговаривали – все о том же, уступали Илью друг другу.

…Ты бери его себе – нет, ты бери его себе, он твой – нет, он твой, я, чур, первая, Зиночка – а я, чур, вторая, Асечка…

…Пусть он сам выбирает…

…Мы не знаем, кого он выберет, а кому будет больно…

…Нам обеим будет больно. Ты не сможешь радоваться, если мне будет плохо, и я не смогу…

…И мы потеряем друг друга…

…Мы с тобой не можем потерять друг друга…

…Мы с тобой как один человек. Одна любит разговаривать, а другая любит любить. А один человек может иметь роман с другим человеком: у нас с тобой будет роман с Ильей…

…У нас будет любовь втроем…

…Это будет идеальная любовь…

…Мы разделим: одной духовную любовь, а другой физическую…

…Это как будто «я за тебя сделаю математику, а ты за меня рисование»…

…Союз выдающихся личностей, возвышающихся над обыденностью…

…Вера Павловна, Лопухов, Кирсанов… Тургенев, Полина Виардо и ее муж; Некрасов и Панаевы; Гиппиус, Мережковский и Философов; Блок, Андрей Белый и Любовь Менделеева; Маяковский и Брики…