«Добрый день, – начал Джон, настраивая микрофон и осматривая немногочисленную аудиторию. – Сегодня я бы хотел поделиться с вами последними достижениями по видоизменению функционального действия квантового поля».

Его сердце норовило выпрыгнуть из груди. Расслабься, напомнил он себе.

Расслабься.

– И тут я увидел Билли.

Если задуматься, какая разница: в зале Билли или нет? Он изучал землетрясения, а их опасность более-менее понимал каждый человек, тогда как Джон выступал с речью по теории струн, области физики элементарных частиц, в которой мало кто по-настоящему разбирался, и еще меньше людей в нее верили. Но чрезмерно взволнованный Джон был просто не в состоянии думать рационально. Он продолжил описывать 496 измерений калибровочной группы, будто бы персонально для Билли, будто они снова сидели в комнате в общежитии, а не в полупустом лекционном зале. Он улыбался, когда их взгляды пересекались, вот только в задумчивых глазах Билли не мелькало ни намека на улыбку. В его красных глазах Джон увидел мерцание смерти.

Он затараторил и продолжил объяснять, как нетривиальные линейные расслоения конфигурационного пространства подверглись упрощению, сильно переживая, что произошло нечто страшное. Джон решил, что дело касалось его – неспроста же Билли пришел на конференцию.

Джон печально покачал головой.

– Как я сразу не понял? Как я сразу не понял, что это касалось Эвелин?

– Эвелин?

– Она всегда была единственным, кем Билли действительно дорожил. – Он сделал ударение на слове «всегда», словно пообещав мне что-то.

– В каком смысле «всегда»?

– Бедолага. С младших классов он был безответно влюблен в нее.

Джон сказал, что в детстве Билли жил в пределах четырех стен своей комнаты. Он часто приглашал Джона к себе, и вместе они настраивали игрушечную железную дорогу, чтобы вагоны ехали быстрее, или смотрели, как змея – питомец Билли – глотает мышку целиком. Они часами сидели в его темной комнате и наблюдали, как змея сворачивается в клубок и распрямляется, издеваясь над пойманной жертвой.

Джон засмеялся.

– Он назвал эту змею Клеопатрой. Никогда этого не забуду. Я вечно шутил, что это единственная девчонка, которую ему удалось затащить к себе в спальню.

– А Эвелин? Она когда-нибудь видела Клеопатру?

– Билли, конечно, не очень в этом разбирался, но даже он понимал, что не стоит показывать понравившейся девочке домашнюю змею. Нет, Эвелин обычно гуляла во дворе, играла в стикбол с твоей мамой, как и все нормальные дети.

Иногда они слышали треск или писк, раздающиеся с улицы, кажущиеся и Билли, и Джону неестественными. Билли часто раздвигал шторы и смотрел, как Эвелин играет внизу, как ее светлые волосы развеваются на ветру.

«Когда-нибудь я на ней женюсь», – говорил он Джону.

Но это было равносильно тому, как если бы он сказал, что женится на Мэрилин Монро или станет первым человеком на Луне.

«Что ж, удачи», – отвечал Джон.

– Но Билли был непоколебим. Он не переставал в это верить.

Когда Билли и Джон перешли в выпускной класс, Эвелин уже слыла самой популярной девочкой в старшей школе. Высокая и стройная – мечта любого парня, королева выпускного бала и самая младшая в команде чирлидеров. Она ходила на дополнительные занятия с углубленным изучением предметов и всегда здоровалась с Джоном, когда пересекалась с ним в коридоре, даже если была в окружении своих подружек, красоток, которые в жизни бы не обратили на него внимания. Когда Эвелин говорила «Привет!», Джон безмолвно смотрел на нее, и остальные девочки, включая Сьюзи, начинали смеяться.

– Твоя мама, – объяснил Джон, как будто я не знала, кто такая Сьюзи. Уже на тот момент она стала кем-то: юная, популярная, красивая, она стала кем-то, с кем я не имела ничего общего. – Эвелин с твоей мамой были той еще парочкой. Насколько Эвелин все умилялись, настолько боялись твою маму.

– Мою маму? Мы точно про одного и того же человека думаем?

Джон кивнул.

– Она огрызалась на всех, кто слишком долго смотрел на нее, даже на учителей.

Джон сказал, что они со Сьюзи ходили в один джаз-клуб. Джон со своим контрабасом стоял позади. Сьюзи же пела в самом центре, покачивая бедрами в такт, отчего он забывался и путался.

– Я не попадал в ноты, и она смотрела на меня так, словно я только об одном и мог думать. Аж страшно.

Он вздрогнул. Я почувствовала такое знакомое тепло в груди. Я обожала эти истории о Сьюзи. Меня охватывала ностальгия по той маме, которую я никогда не знала.

– Так как Билли и Эвелин начали встречаться? – спросила я.

– Дело в том, что она проводила все время у них дома.

Джон сказал, что отец Эвелин редко находился рядом, а мама просто ничего не знала – Джон не мог вспомнить почему. Пока комната Билли продолжала пополняться моделями самолетов и плакатами Эйнштейна и Ньютона, в его жизни кое-что изменилось без его ведома: он вымахал на целую голову, его тело обросло мускулами, стало крепче, однако девчонки этого не замечали. Ну, кроме тех случаев, когда он врезался в них в коридоре, увлеченный чтением учебника. В остальное время Билли казался невидимкой. И, тем не менее, Эвелин проводила у них дома каждый день.

– Он решил воспользоваться тем, что она не разбирается в естественных науках.

Эвелин сидела одна в столовой, склонив голову над учебником по биологии. Сьюзи то ли задерживалась после уроков, то ли была в джаз-клубе. Эвелин часто приходила к ним после школы, где читала книги, дожидаясь свою подругу. Билли стоял в дверном проеме, наблюдая, как она недоуменно качает головой.

«Тебе помочь?» – спросил он.

Эвелин схватилась рукой за сердце.

«Ты меня напугал!»

«Прости. – Он осмелился зайти в комнату. – Если ты не в курсе, я неплохо ориентируюсь в биологии».

«В курсе», – язвительно ответила она, чтобы его подразнить, но Билли удивился, что она вообще заговорила с ним.

Он сел рядом, настолько близко, что почувствовал ромашковый запах ее шампуня. Джон спросил тогда: «Откуда ты вообще знаешь, как пахнет ромашка?» Их плечи слегка соприкоснулись, когда он наклонился прочитать главу из учебника. Эвелин изучала митохондрии. Он взял из ее рук карандаш и нарисовал на клочке бумаги овал, обозначив внутреннюю и внешнюю мембраны, матрикс.

С тех пор каждый раз, когда ей нужна была помощь, она стучалась в дверь Билли, и он целый день объяснял ей фотосинтез и репликации ДНК, наплевав на свои обязанности. «Ты гений», – как-то раз сказала она, и Билли тут же повторил эти слова Джону. «Гений. Она назвала меня гением, веришь?» Но Джон так и не осмелился сказать ему, что, возможно, девчонка просто подлизывалась к несчастному болвану, чтобы тот помогал ей с домашней работой.

– Похоже, дураком в этой ситуации оказался я, – усмехнулся доктор Кук. – Но кто мог поверить, что такая девушка, как Эвелин, влюбится в парня из нашего школьного кружка по химии?

Даже в парня, который выглядит, как Билли.

Все началось за ужином. Эвелин была чем-то обеспокоена. С озадаченным выражением лица она казалась еще прекраснее.

«Он говорит, что поставит два, если я не выполню задание, – рассказала она родителям Сьюзи и Билли. – Но я не смогу этого сделать! – продолжила Эвелин. – Вы ведь в курсе, что лягушек еще живыми кладут нам на стол? Это же бесчеловечно!»

«Предлагаю устроить забастовку», – предложила Сьюзи.

«Послушай-ка, Сьюзан, – заговорил ее отец, – не думаю, что тебе стоит вмешиваться. Ты и без того постоянно влипаешь в неприятности».

Билли засмеялся, прикрыв рукой лицо, на что Сьюзи кинула в него булочку.

«Ты пробовала объяснить учителю, что тебе неприятно?» – спросила миссис Силвер.

«Он черствый сухарь. Говорит, что смерть – это часть биологии, что ученые должны смириться с круговоротом жизни. Но я не хочу быть биологом. Не хочу привыкать к смерти».

Она спрятала лицо в ладонях, что Билли описал как искреннее и глубокое отчаяние.

– И Билли решил: время действовать. – Джон активно жестикулировал, размахивая руками, как волшебник. – Он пообещал себе придумать такой способ завоевать ее, что парням из бейсбольной и баскетбольной команд и не снилось.

Билли не сомкнул глаз в выходные. Заперевшись у себя в комнате, он разложил на полу пластмассовые детальки игрушечных самолетов, кружку с зеленой краской и чертежи со схемами. Времени на детальное воссоздание внутренней анатомии у него не было, поэтому он нарисовал органы и всю кровеносную систему на чертежной бумаге и приклеил их внутрь самодельной трехмерной лягушки.

В понедельник, перед звонком на первый урок, он поджидал Эвелин возле кабинета биологии, сутулясь и перекачиваясь с ноги на ногу от волнения. Вдруг на горизонте появилась Эвелин со своей свитой. К счастью, Сьюзи среди них не оказалось. Билли сказал Джону, что будь там его сестра, он бы вряд ли отважился подойти.

Подружки Эвелин разошлись по разным кабинетам, и она осталась одна. Заметив Билли, она помахала ему рукой.

«Пришел пожелать мне удачи перед казнью? – спросила Эвелин. – Понятия не имею, как это пережить».

«Тебе не придется мучиться».

Билли протянул ей лягушку.

«Это ты сделал?»

Положив лягушку в левую ладонь, Эвелин открыла крышку, сконструированную Билли на пластмассовом животе.

«Здесь и легкие есть, и остальные органы».

«Да. Тебе не придется привыкать к смерти, чтобы стать ученым».

– К слову, Эвелин все равно получила двойку, но этот момент – лучшее, что могло приключиться с Билли.

– Не могу представить, чтобы кто-либо из моих учеников оказался таким же заботливым, – сказала я. Да что там, я не могла представить, чтобы мой молодой человек решился на подобный романтичный поступок.

– Твой дядя был тем еще джентльменом. – Джон печально покачал головой, и я подумала о Билли-джентльмене, Билли – безнадежном романтике, Билли-вдовце.

– Получается, Билли пришел на вашу конференцию, чтобы сказать, что Эвелин умерла?

– К тому моменту мы довольно долго не общались, но я был рядом с ним, когда он впервые потерял Эвелин. Поэтому я мог представить его чувства.

– В каком смысле «впервые потерял Эвелин»?

– Билли так драматизировал, будто его единственного во всем мире бросила девушка. По крайней мере, она у него была! Я вообще в первый раз сходил на свидание на последнем курсе университета.

Джон объяснил, что Эвелин с Билли встречались, пока Эвелин училась в старшей школе. До Калтеха ехать меньше часа, поэтому Эвелин часто приезжала к нему. Билли гулял с ней по кампусу, указывая на апельсиновые деревья без плодов, кирпичи и разбросанные банки краски, оставленные после очередных розыгрышей. Для двадцатилетнего Джона они являлись образцом вечной любви.

– Первая любовь всегда такая, – улыбнулся Джон. – Она слишком сильна. И также ужасны ее последствия.

Но в случае с Билли последствия были еще хуже.

Эвелин поступила в университет Вассар в Нью-Йорке и обещала приезжать каждый семестр, обещала проводить лето в Лос-Анджелесе. Что значат четыре года разлуки, если они будут вместе всю дальнейшую жизнь? Поначалу они созванивались раз в неделю. Затем пришло время зимних каникул, и все соседки Эвелин собрались на лыжный курорт в Вермонт. Эвелин никогда не каталась на лыжах, поэтому она решила провести это время на Восточном побережье, но пообещала приехать весной. Потом Нью-Йорк и Вашингтон охватили протесты, затем была работа на все лето, пока в какой-то момент она не перестала искать оправдания, точно так же, как и звонить Билли. Ничьей вины здесь не было, говорила она. Просто их дороги разошлись.

В то лето, когда Эвелин и Билли расстались, умер отец Джона. Джон вернулся на последний курс университета сломленным и подавленным, едва ли в состоянии сконцентрироваться на учебе. Он не мог выбросить из головы воспоминания о последних вздохах своего отца. Он надеялся, что университет поможет ему отвлечься, ведь там его учили, что жизнь состоит из набора частиц, соответствующих математическим формулам из уравнений, в результате которых он мучается от горя и тоски. Джону всегда нравилась бесчувственность физики, но после смерти отца он слабо верил в эти рациональные законы.

Джону хватило одного взгляда, чтобы понять, что с Билли тоже случилась какая-то катастрофа. Он тяжело передвигался, словно каждый шаг давался ему непосильным трудом, словно все его тело принадлежало не ему. Зная, насколько сильны чувства друга к Эвелин, Джон решил, что она умерла. Оказалось же, что они всего лишь расстались.

– Конечно, потеря первой любви видится концом света. Но учитывая то, что я тогда переживал, я был просто не в состоянии оказать ту помощь, на которую рассчитывал Билли.

Основную часть времени Билли проводил за закрытой дверью своей комнаты. Иногда он отвечал на стук. Но чаще всего нет.

– Наверное, мне стоило проявить терпение, но твой дядя всегда думал только о себе. Прости, я не хотел тебя задеть.