– Малькольм? – Я остановилась. Разве я называла его имя? Может, упомянула вскользь один раз, но этого недостаточно, чтобы Джей запомнил.

– Не представляю, как Билли ладил с ним.

– А что он такого сделал?

– Он… он…

– А что сделал Малькольм?

– Он просто козел, вот и все.

– По-твоему, все парни, которым ты не нравишься, козлы.

– Я большинству парней не нравлюсь.

– Во-первых, это неправда. А во-вторых, ты большинство парней считаешь козлами.

Пусть Джей и «братан», но рассмешить он мог меня всегда.

Я села на пыльный деревянный пол и прислонилась спиной к входной двери.

– Я скучаю.

Джей вечно видел меня в ином свете. Я никогда не была одной из тех девушек, которых замечали в барах. Замечали обычно Джоани. Я же гордилась своей способностью видеть в каждом человеке что-то хорошее. Полезный навык, между прочим. Пригодится, если я все-таки продолжу работать учителем. Как только начинаешь с цинизмом относиться к будущему Америки, понимаешь, что это начало конца.

– Мы же скоро увидимся? Ты успеешь приехать?

«Успею приехать к чему?» – почти спросила я, но вспомнила: Четвертое июля. Я же пообещала, что приеду.

– Я еще не купила билет.

– На следующую неделю?

– Если ты не заметил, я немного занята.

Джей замолчал, наверняка ожидая, что я извинюсь за свою резкость.

Когда этого не произошло, он сказал:

– Мне надо сходить в душ, а то скоро выходить. Позже позвоню.

Я положила трубку и осталась сидеть на полу. Будь ситуация обратной, я бы ужасно разозлилась, что он еще не взял билет. Я бы сказала, что он несерьезно ко мне относится.

Но все равно я не испытывала вины.

Произошло столько всего важного… Вот я и забыла про чертов билет. Джей должен был понять.

* * *

Малькольм до вечера угрюмо сидел за стойкой, изредка убирая в сторону свое чтиво, когда покупатели просили помочь или курьер просил расписаться за коробку с книгами. В час дня Лючия пришла в кафе на замену Чарли. Я притаилась за дальним столиком, перечитывая «Страх полета» и наблюдая за тихой жизнью магазина, слишком тихой, которую стоило усовершенствовать, если мы хотели оставить хоть какую-то надежду возродить «Книги Просперо».

Писатели один за другим уходили, пока в кафе не остались только молодой человек с девушкой – очевидно, на первом свидании – и доктор Ховард. Малькольм разрешил Лючии уйти с работы пораньше, и она принялась спешно вытирать столы, надеясь успеть до того, как он передумает. Я продолжала читать о сексуальных подвигах Изадоры Винг. Больше всего меня поразила часть про ее отношения с матерью. Изадора одновременно обожала и порицала свою мать. Она говорила, что у нее было две матери: одна любила ее и оберегала, а другая могла бы стать художницей, если бы не Изадора и ее сестры. Возможно, все мамы немного напоминали мать Изадоры. Моя-то уж точно. В ней жили два человека: одного я знала всегда, а второго никогда не встречала.

– Секс нараспашку? – поинтересовался доктор Ховард. Я быстро захлопнула книгу и прикрыла руками название. – Ой, прости, не хотел тебя смутить.

– Думаю, мне не надо было читать это на людях, – призналась я.

– Не глупи. Этот роман преобразил целые поколения женщин. Он снял табу с мастурбации, научил прислушиваться к своим желаниям и заниматься сексом нараспашку. Своего рода обряд посвящения для свободных умов. Его необходимо прочитать такое количество раз, чтобы твой позвоночник разломился надвое и выпустил наружу Изадору Винг.

Парочка на свидании сидела довольно близко к нам, но они были слишком заняты друг другом, чтобы услышать монолог доктора Ховарда. Мне же все равно хотелось спрятаться под стол.

– Мужчины столетиями писали о желаниях женщин. Но это вы должны говорить о своих желаниях. Вы должны их чествовать. – Доктор встал и поднял вверх кулак. – Во все времена книги писались спермой, а не менструальной кровью, – прокричал он слова Эрики Джонг, как мантру.

Молодые люди подавили смех и посмотрели друг другу в глаза – вот и их первое совместное воспоминание. Малькольм хихикнул, протирая стеллажи. Я потянула доктора Ховарда обратно на стул. Секс всегда смущал меня, особенно если мужчина, годящийся мне в отцы, говорит об эякуляции и женских днях. Я закрыла «Страх полета», раз и навсегда уяснив, что при докторе Ховарде ее читать нельзя, только если мне потребуется группа поддержки для пробуждения сексуального либидо. К тому же я перечитала ее уже несколько раз, а прогресс все еще не наступил. В книге должна была присутствовать какая-то загадка или сувенир специально для меня, что-то, что приведет меня к следующему этапу. Я старалась не обращать внимания на все чаще подкатывающий страх, что Билли, возможно, слишком сильно в меня верил.

Парочка допила кофе и ушла. Доктор Ховард принялся складывать свои книги в аккуратную стопку – признак того, что он собирается уходить. Он столько раз перечитывал их, что корешки разваливались. И тут меня осенило. Разваленные корешки. В «Книгах Просперо» копились сотни перекупленных изданий, которых, по словам Элайджи, не было в электронной системе, экземпляров, в которых Малькольм видел единственный лучик света в нашей растущей задолженности. Наверняка у нас имелся и перекупленный экземпляр «Страха полета», а я его не заметила.

– Мои дорогие друзья и покорные товарищи, вынужден откланяться. – Доктор Ховард поклонился и неторопливо вышел, оставив нас с Малькольмом вдвоем.

– С доктором Ховардом не соскучишься, – усмехнулся Малькольм.

– Ты читал эту книгу? – Я показала ему обложку.

Малькольм вздрогнул.

– Моя мама ее любила. Представь мой ужас, когда в подростковом возрасте я узнал, о чем она.

– Твоя мама, должно быть, раскрепощенная женщина.

Малькольм снова вздрогнул.

– Пожалуйста, больше не используй в одном предложении слова «раскрепощенная» и «моя мама».

Малькольм положил тряпку, жестом указал, что скоро вернется, и ушел на кухню. Я решила воспользоваться своим уединением и принялась копаться в электронных разделах художественной и профеминистской литературы, но там не нашлось ни одного перекупленного экземпляра книги.

– Что-то ищешь? – спросил Малькольм, вернувшись с двумя кружками.

– Просто смотрю, – ответила я.

Малькольм протянул мне чашку. Она была меньше чем наполовину наполнена какой-то янтарной жидкостью.

– Раз уж разговор зашел о моей матери, мне лучше выпить. – Он сел за один из пустых столиков в кафе. – У Билли на кухне всегда лежала бутылка виски для особенно ленивых дней.

Я подняла кружку в его сторону.

– Хьюго, меня особо не заботит ваше законодательство, но, ей-богу, этот бурбон хорош! – Малькольм бросил на меня озадаченный взгляд. – Это цитата Трумана. Он сказал ее Хьюго Блэку. – Малькольм все так же смотрел на меня со вскинутыми бровями, а я вдруг вспомнила своих учеников, которые смотрели на меня точно так же, словно история – такая же абстрактная, как математика, занудная, как грамматика, и бесполезная, как латынь. – Хьюго Блэк… верховный судья Соединенных Штатов Америки…

Я в смятении спрятала лицо в ладонях.

– А ты немного чудаковатая, – поддразнил меня Малькольм.

– Приходится, чтобы преподавать в средней школе.

– Этот навык и у нас полезен. – Малькольм поставил кружку и положил руки на стол. – Слушай, Миранда, мы с тобой не с того начали. Это моя вина. Просто… когда ты пришла, я вдруг осознал, что это все взаправду. По крайней мере, очень остро осознал.

Его слова прозвучали так искренне, словно он действительно верил, что мы впервые встретились уже здесь, в магазине, словно он не помнил, как мы увиделись еще на похоронах Билли. Его губы дрогнули в нервной усмешке, и чем дольше он молчал, тем напряженнее казалась атмосфера. Между нами все еще пролегала стена. И если причина крылась не в какой-то тайне, то я понятия не имела, в чем именно.

Мой телефон зазвенел. Мы с Малькольмом заметили на экране имя Джея. Я быстро отключила звук. Виски оказался крепким, и я чуть не закашлялась. Малькольм посмаковал виски во рту перед тем, как проглотить его.

– Полагаю, твой парень ждет не дождется, когда ты вернешься?

– Он рад, что у него есть немного времени для себя. – Не знаю, почему я так сказала, почему не захотела, чтобы Малькольм решил, будто у нас с Джеем серьезные отношения. – Как ты так ловко отвел разговор от своей мамы?

– А я надеялся, ты забыла.

– Я ничего не забываю, – отшутилась я, сама не понимая, что имела в виду. Малькольм отвернулся, по всей видимости, также не до конца понимая смысл моих слов. – Твоя мама живет в Лос-Анджелесе?

– Нет, рядом с заливом в Сан-Франциско. Я там вырос. Отец работает в Беркли. Они разошлись, когда я был маленьким, но продолжали жить по соседству. Мама хотела, чтобы я поддерживал с ним связь. По крайней мере, она очень старалась. – Уверена, история была куда длиннее, но Малькольм не собирался раскрывать все карты. В любом случае, это уже лучше, чем ничего.

Возможно, то, что представлялось мне скрытностью, на самом деле являлось банальным следствием того, что мы едва друг друга знали.

– Как ты оказался здесь? Я думала, все в Северной Калифорнии ненавидят Лос-Анджелес.

– Мне нравится восточная часть. На остальной Лос-Анджелес мне плевать.

– А «Книги Просперо»?

– Я начал работать здесь еще в университете. В следующем году будет десять лет. – Малькольм пригубил виски. – Представить сложно, что мы можем закрыться. Хотя, если подумать, это произошло со многими соседними точками. – Он рассказал мне о старом прилавке с бургерами, где ныне готовили пиццу в кирпичной печи. О магазине пончиков, который когда-то слыл известным местом шахматных турниров, а теперь пустовал. О гей-баре, где собирались протестующие. Вместо него сейчас работал молекулярный бар. – С переменами ничего не поделаешь.

– Еще как поделаешь! – сказала я, и Малькольм поднял на меня недоверчивый, но в то же время полный надежд пристальный взгляд. – И я действительно в это верю. Даже если сама не смогу управлять магазином, не закрою его. Долг нужно погасить до конца сентября. Так что у нас есть немного времени.

К тому моменту я уже месяц как буду в школе, но с помощью Элайджи и Малькольма смогу с другого конца страны заключить сделку по продаже.

– Если не получится увеличить объем продаж, обратимся за помощью. Есть несколько человек, с которыми Билли, возможно, был в хороших отношениях… – Его голос затих. Малькольм прикусил нижнюю губу, сосредоточившись на пустом стакане. – Он ведь был моим лучшим другом. Знаю, звучит жалко. – Парень тяжело выдохнул. Мне вдруг стало интересно, как выглядят его глаза, когда он плачет? Наверное, как безбрежный синий омут или как теплое озеро, в котором можно плавать. – Я догадывался, что он болел. Он никогда об этом не говорил, но когда проводишь с человеком каждый день, замечаешь изменения.

Когда проводишь с человеком каждый день, также замечаешь, что он несет бремя прошлого.

– Неужели Билли и правда никогда не рассказывал обо мне?

Я застыла в ожидании ответа.

Малькольм деликатно покачал головой, и у меня перехватило дыхание. Ведь мы обсуждали его мать и развод родителей, но он все равно не хотел говорить со мной о Билли. С другой стороны, я тоже солгала по поводу Джея. Да и о квесте ничего не рассказала. Возможно, я просто боялась, что, узнай Малькольм правду, он увидит в этом скрытый мотив, из-за которого мое желание сохранить магазин покажется менее искренним.

А вдруг Малькольм помог бы мне распутать тайну и разобрался в квесте? Он ведь был близок с Билли и видел такие подробности его жизни, о которых я даже не догадывалась.

Мне тоже хотелось узнать Билли с той стороны, которая была открыта для Малькольма.

Я взяла бутылку и налила в его кружку виски.

– «Книги Просперо» не закроются, – пообещала я. – Мы этого не допустим.

Так мы и сидели, давая друг другу обещания, которые не смогли бы исполнить, и скрывали каждый свою правду, которой стоило поделиться.

* * *

Когда Малькольм ушел, на улице уже стемнело, и яркий интерьер «Книг Просперо» напоминал цветовую гамму в старых фильмах. Ночью магазин превращался из убыточного предприятия в волшебное место, которым он являлся для меня в детстве. В место, где хранилась огромная коллекция историй о бесконечных возможностях, принадлежащая исключительно мне.

В разделе художественной и профеминистской литературы не было перекупленных экземпляров «Страха полета», поэтому я проверила раздел поэзии, на случай если кто-то решил, что раз уж и Изадора Винг, и Эрика Джонг писали стихи, значит, роман должен стоять рядом с работами авторов, трудящихся над ритмом строк. Джонг там не оказалось. Я просмотрела запрещенную литературу. Несмотря на полемику, которую разжигал этот роман, он не стоял рядом с «Тропиком Рака» и «Лолитой». Я проверила документальную литературу. Вдруг кто-то забыл, что, несмотря на свои человеческие качества, персонаж Изадоры Винг все-таки был выдуман. В наличии числились только те два экземпляра: один из раздела художественной литературы, другой – из профеминистской.