Все в магазине пробуждало воспоминания об Эвелин. Каждый день доставляли коробки книг, заказанные ею. Ли расплакался, когда увидел обложку «Рассказа служанки». Серые каменные стены. Багровое одеяние. Эвелин не терпелось прочитать эту книгу. Разделы классической и эпистолярной литературы были подписаны ее почерком. Ли понимал, что в конечном итоге придется убрать таблички, подписанные ею. В магазин привезут другие, новые истории. Он откладывал этот момент, пока карточки с ее почерком окончательно не пожелтели и не порвались.

– Значит, Билли пропал на полгода? – удивилась я. – И тебе не показалось это странным?

– Тяжело понять, как нужно вести себя, когда уходит любимый человек. Все вокруг кажется неправильным. Нигде не чувствуешь себя на своем месте. Думаю, Билли считал ошибкой возвращение в магазин, где все продолжало работать после ее смерти, а позже он почувствовал себя еще хуже оттого, что избегает его.

Ли застыл, увидев Билли у входной двери. Он сильно похудел с того момента, как Ли видел его в последний раз.

– Мы с Билли особо не общались, когда Эвелин была жива. Мы проводили много времени вместе, но в парах. У нас с Эвелин – свой разговор, у Билли и Пола – свой. Их объединяла математика. Любому, кто видел Билли и Эвелин вместе, становилось понятно, как сильно он ее любил, и я уважал его за это, но дружить у нас не получалось.

С того момента Билли часто приходил в «Книги Просперо». Они никогда не затрагивали тему произошедшего. Он спрашивал Ли о продажах, предлагал свою помощь. Ли уверял его, что все в порядке.

– В те дни магазин процветал. Мы были единственным книжным магазином в округе. То было до сетевых гигантов и интернета, до видеоплееров и дисков. Книжные магазины казались тогда успешным бизнесом.

Впрочем, Билли не особо вникал в дела магазинчика.

– А я? – Я потянулась вперед. – Билли не рассказывал, как так получилось, что я осталась со своими родителями?

– Напрямую – нет, – ответил Ли, внимательно вглядываясь в мои глаза. Я сохраняла спокойствие, по крайней мере внешне. – Ты уверена, что хочешь это услышать? Я не могу объяснить, почему Билли так поступил, и не собираюсь его оправдывать.

– А я и не жду оправданий. Я хочу узнать правду. Думаю, поэтому Билли и направил меня к тебе. Он надеялся, что ты расскажешь мне, как все случилось на самом деле.

– Не уверен, что мне известно все. Я знаю только то, что видел.

– Тогда расскажи мне свою правду, – настояла я.

– Что ж, – пробормотал Ли, раздумывая, насколько честным он мог со мной быть. – Истина состоит в том, что, когда Билли впервые пришел в магазин, он не говорил о тебе, и я решил, что ты тоже погибла. Он признался, что живет с сестрой. Сказал: «Я живу у своей сестры», а не «Мы живем». А потом однажды взболтнул что-то о своей племяннице Миранде, и тогда, конечно, я все понял.

Билли несколько месяцев стабильно приходил в магазин. После закрытия они усаживались за какой-нибудь столик в кафе и пили виски, пока Билли рассказывал истории о своих заграничных поездках. Билли относился к своему телу, как к доспехам, которые можно подвергать любым ударам. Он вернулся из Тайваня с перевязанной рукой – упал на обломки горных пород, оставшихся после оползня. В Теуакане его ужалил рой пчел. На ногах и шее появились шрамы. Ли не перебивал Билли. Все его рассказы относились только к поездкам. Ни к Эвелин. Ни ко мне.

Однажды он задал странный вопрос. Ли даже не сразу осознал услышанное.

«Какую книжку подарить годовалому ребенку? У моей племянницы Миранды первый день рождения».

Мой первый день рождения – первая годовщина смерти Эвелин.

Ли хотел спросить: «У Миранды? У твоей дочки? Она жива?» Столько вопросов просились наружу: почему он никогда не говорил о своей дочери, как так получилось, что она стала его племянницей? Билли беспокойно перебирал в руках стакан виски, не рискуя посмотреть Ли в глаза, а Ли вдруг осознал, что ему только что открыли страшную тайну, признались в ужасном отчаянии. Ли потерял дар речи. Он еле сдержался, чтобы не встряхнуть Билли за плечи и не закричать: «Это же дочь Эвелин! Ты не можешь ее бросить!» Но он понимал по сдержанному и взволнованному лицу Билли, что все слова, которыми Ли смог бы его ранить, уже давно нанесли свои увечья.

«Наверняка здесь найдется что-нибудь для твоей племянницы», – сказал тогда Ли. И Билли испытал невероятное облегчение, когда Ли вручил ему «Баю-баюшки, луна».

– С того момента ты стала его племянницей. Интересно, что бы случилось, если бы я озвучил свои мысли?

– Наверное, он бы больше к тебе не приходил, – предположила я.

– Возможно, – согласился он.

С тех пор я стала племянницей Билли, что казалось вполне правдоподобным, ведь я была очень похожа на маму.

– Не то чтобы в тебе ничего не осталось от Эвелин. У тебя ее энергия. Ее спокойствие. Именно это люди и ценили в Эвелин. Ее поведение и манера держать себя выделяли ее среди сотен красивых девушек. Я вижу в тебе то же самое.

– Ну, не стоит.

– Я заметил это, едва тебя увидев.

Когда Билли впервые привел меня в «Книги Просперо», он держал меня за руку, пропуская вперед. Ли наблюдал за моим взглядом, путешествующим по магазину, а я старалась охватить все и сразу, хихикала, словно у меня появились собственные секреты с этим местом.

Ли сразу понял, что я дочь Эвелин.

«Мы можем найти что-нибудь особенное для моей любимой племянницы?» – поинтересовался Билли, представив меня Ли.

Ли уже много лет знал, что, согласно легенде, я дочка Сьюз, но когда я пересекла порог магазинчика и повторила за Билли: «Твоя единственная племянница», его ошеломило знакомое, горькое воспоминание о том, что Эвелин умерла.

Я держалась за кончики своих косичек, покачиваясь с ноги на ногу в ожидании идеального подарка. Ли понятия не имел, какую книгу подарить дочери Эвелин, какой выбор будет особенным. Все казалось неправильным: и Э. Б. Уайт, и Роальд Даль, и Фрэнсис Ходжсон Бернетт. Ли посмотрел на мое восторженное, покрытое веснушками лицо, пытаясь отыскать в нем некую печаль, увидеть мрачную проницательность, которая иногда встречается у детей. Но со своими косичками, веснушками и полосатой футболкой я напоминала ему лишь Пеппи Длинныйчулок. Так как на ум больше ничего не пришло, он отвел меня в раздел детской литературы и отдал все книги «Пеппи Длинныйчулок», имевшиеся в наличии.

Ли сразу же понял свою оплошность. Он не отрывал глаз от Билли, который читал мне о матери Пеппи, погибшей, когда ее дочь была совсем младенцем, и о ее отце, что вечно пропадал в море. Ли ожидал от Билли угрожающего взгляда, но он читал дальше, все тем же спокойным голосом, обратив все свое внимание ко мне.

«Тебе нравится книжка?» – спросил он меня.

Я протянула палец к странице. «Читай», и Билли вернулся к чтению – о том, как Пеппи верила, что ее отец жив, и ждала его возвращения. Ли задумался, был ли этот выбор обусловлен подсознательным желанием подтолкнуть Билли к правде? На самом деле Ли не помнил сюжет книжки. Он помнил только, что у Пеппи Длинныйчулок имелись веснушки и косички. Как и у меня.

Ужаснейшее недоразумение.

Когда мы собрались уходить, Ли схватил Билли за руку.

«Прости, Билл. Я забыл, о чем эта книга».

«Даже не выдумывай. Она в восторге».

Ли всматривался в его лицо. Билли казался искренне довольным. Счастливым, что проводит время со своей племянницей. Счастливым, что подарил ей книжку и смог угодить. Ли не сводил с нас глаз, когда мы удалялись вдаль, взявшись за руки.

Ему невероятно не хватало Эвелин.

– С той минуты Билли приводил тебя в книжный магазин раз в несколько месяцев. С годами все меньше и меньше людей помнило об Эвелин. – Ли внезапно засмеялся. – Ты ходила с таким важным видом, словно была там хозяйкой.

Ли рассказал, как я деловито подходила к другим детям в магазине и говорила им, что это мой магазин, что я решаю, могут ли они купить книжки или нет. Билли стоило поругать меня или прочитать лекцию о важности великодушия. Но вместо этого он трепал меня по волосам и уводил от стеллажей, приманив горячим шоколадом.

– Недостаток всех единственных детей в семье, – пробормотала я. – Тебе попросту незачем привыкать делиться.

– Все книги были твоими. Весь магазин.

– Ты помнишь тот день, когда я пришла в последний раз? Когда я искала Билли? – Мой голос дрожал. Я надеялась, что он помнит. Надеялась, что он не помнит.

Я понятия не имела, чего хотела.

Ли кивнул.

– Я даже не представлял, что звонок твоей матери – ужасная ошибка, пока не увидел твой взгляд.

«Ты позвонил моей маме?» – сказала я с таким отчаянием, с таким испугом, что Ли осенило: Сьюзан не догадывалась, что я в магазине.

Приехав в «Книги Просперо», Сьюзан распахнула дверь и бегло осмотрела помещение, пока не заметила Ли.

«Где она?» – перепуганно спросила Сьюзан. Ли не сомневался, что, пусть она и не рожала меня, она являлась моей матерью.

Он указал на дальний угол.

«Спасибо, Ли. Спасибо за все».

– Ты должна знать, – вздохнул Ли, поглаживая руки. У него были полные, вздутые пальцы. – Билли не переставал говорить о тебе, и я не сразу понял, что вы перестали видеться. Да, ты не приходила в «Книги Просперо», а потом вдруг пришла посреди бела дня, будто в знак неповиновения.

Билли продолжал навещать Ли всякий раз, когда бывал дома, в перерывах между разрушительными землетрясениями. Он подробно описывал какое-нибудь землетрясение, случившееся в Турции, повлекшее за собой тысячи погибших, десятки тысяч раненых, сотни тысяч оставшихся без крова, и думал при этом только об одном человеке: обо мне.

«Миранда бы сказала, что хумус звучит, как какая-то гадость, но он на самом деле довольно-таки вкусный».

Он говорил, что мне бы понравилась Голубая мечеть. Бейсбольные стадионы в Токио. Китайские марионетки. «Понравилось бы». Условное наклонение. Но никогда – «понравится». Никогда в будущем времени.

– Как ты отвечал на подобные вещи? – спросила я.

– Просто давал ему выговориться.

– Значит, Билли взял магазин под свое управление после того, как ты решил переехать?

– Здоровье мамы Пола начало ухудшаться где-то в 2000 году.

«То есть ты хочешь вернуться в Санта-Барбару?»

Ли застыл в растерянности, когда однажды за ужином Пол поднял эту тему.

«Я всегда хотел вернуться в Санта-Барбару», – напомнил ему Пол.

«Но кто будет заниматься магазином?» – ужаснулся Ли, и Пол догадался, в чем именно заключалась причина волнения.

«Прошло уже пятнадцать лет. Пора смириться с ее смертью».

Любовь. Работа. Дом. Был только один человек, без которого Ли не мог жить, как бы сильно он ни любил «Книги Просперо» и как бы ни скучал по Эвелин.

Они пришли к соглашению: Ли не уедет, пока не убедится, что «Книги Просперо» в надежных руках. Он не знал точно, сколько понадобится времени, чтобы найти человека, ориентирующегося в обстановке постоянных изменений, в читательских вкусах местных жителей, который поладит с Билли и сможет поддерживать уровень прибыли – не то чтобы магазин отличался хорошими доходами в последние годы.

– Наша ситуация напоминала фильм «Вам письмо» – мы тоже противостояли крупным сетевым точкам.

Если Билли и замечал, что все меньше людей покупали книги, а налоги росли и на Сансет-Джанкшен открывались новые кафе, переманивая к себе любителей кофе из «Книг Просперо», виду он не подавал. Билли каждый месяц проверял финансовые показатели, или этим занимался его юрист, Ли точно не знал. Он знал только то, что каждый раз, когда магазин оказывался на грани банкротства, на счету внезапно появлялись деньги. Ли не понимал, каким образом Билли мог это себе позволить, но, как и со многими темами, они с Билли никогда не обсуждали финансы.

Ли ждал подходящего момента, чтобы рассказать о своем увольнении, хотя Пол уверял, что подходящий момент никогда не наступит. Земля была особенно подвижной в те месяцы, когда Ли пытался выгадать нужную минуту и объявить о своем переезде, или же Билли больше обычного не сиделось на месте, или, возможно, Пол был прав и Ли просто оттягивал время.

А потом однажды, после возвращения Билли из Тайваня, Ли осознал, что не сможет выслушать очередную историю. Все его байки звучали так одинаково. Различались эпицентры, магнитуда, число погибших, но их объединяла трагедия, не имеющая никакого отношения к Билли. Ли внезапно устал от невысказанных слов. Может, так на нем сказалась раздражительность. Многочасовые поездки в Санта-Барбару сильно изматали нервную систему.

«Мы переезжаем в Санта-Барбару», – наконец, выпалил он.

Ли объяснил, что мать Пола серьезно больна и ему нужно находиться рядом с ней.

Ли думал, что Билли начнет ругаться, проявит свой характер, никогда не учитывающий потребности остальных людей, особенно если они причиняли неудобства или противоречили его желаниям. Но вместо этого Билли сказал: